Л. Зайонц - На меже меж Голосом и Эхом. Сборник статей в честь Татьяны Владимировны Цивьян Страница 12

И на обложке надпись творца:

Имя мое, письмена голубые .

Ср. тот же цветовой эпитет в «Слава тебе…»:

Слава тебе, костер человечества,

Светлый, гори!

Ты, голубое отечество,

Видно вдали.

Наконец, в «Бое в лубке» (1915), вошедшем потом в «Войну в мышеловке» [1919 (1915—1918)], в строках, прославленных еще Р.О. Якобсоном, новое творчество, как новое сотворение мира, тоже оказывается возможным только после вселенского пожара:

И когда земной шар, выгорев,

Станет строже и спросит: кто же я?

Мы создадим «Слово о полку Игореве»

Или же что-нибудь на него похожее.

Мы видели, что в «Огнивом-сечивом…», как в зародыше, заключены зачатки будущих тем и идеологии, очень важных для Хлебникова: тема певца-демиурга, тема огненного творчества, с одной стороны, жреческого и молитвенного, с другой – беспощадно разрушающего. Из этого соположения противоположных идей в последние годы его творчества возник конфликт, связанный с осмыслением извращенного новой властью строительства будущего.

Проследив развитие мотивов и образов нашего стихотворения и сравнив их контексты, я предлагаю интерпретировать «Огнивом-сечивом…» как маленькую пьесу о замысле мира, когда прежнее не разрушается, а преобразуется, одновременно сохраняясь в воспоминании и в жертвенной молитве. Не случайно и сам Хлебников полагал, что всякая победа и подчинение должны вести не к насилию и уничтожению побежденного, а к восприятию его культуры. А в русской литературе, считал поэт, «нет творения или дела, которое выразило бы дух материка и душу побежденных туземцев, подобно „Гайавате“ Лонгфелло. Такое творение как бы передает дыхание жизни побежденных победителю. Святогор и Илья Муромец» [Хлебников 1940, 343]. Не хотел ли Хлебников создать такое творение еще в 1907 г., когда взял, как мы показали еще в первой части данной работы, из «Гайаваты» трубку мира и образ курящего человека, стоящего в начале жизни?

Литература

Акимова М.В. Стихотворение В. Хлебникова «Огнивом-сечивом высек я мир…»: к понятию мотивированности знака в русском авангарде // Дело Авангарда. Amsterdam: Pegasus, 2007 (в печати).

Арензон, Дуганов 2000—2002 – Арензон Е.Р., Дуганов Р.В. Примечания // В. Хлебников. Собрание сочинений. Под общей редакцией Р.В. Дуганова. Составление, подготовка текста и примечания Е.Р. Арензона и Р.В. Дуганова. Москва. Т. I: Литературная автобиография; Стихотворения 1904—1916. 2000: 449—527; Т. III: Поэмы 1905—1922. 2002: 420—496.

Асеев Н. В.В. Хлебников. Публикация [и комментарии] А.Е. Парниса // Мир Велимира Хлебникова: Статьи, исследования (1911—1918). Составители: Вяч. Вс. Иванов, З.С. Паперный, А.Е. Парнис. М., 2000: 103—109, 777—780.

Бобков С.Ф. Вера Хлебникова // С.Ф. Бобков. Вера Хлебникова. Живопись. Графика. М., 1987: 7–44.

Бурлюк Д. Виктор Владимирович Хлебников // В.В. Хлебников. Творения. Т. I: 1906—1908 г. Статьи о творчестве Хлебникова Каменского и Бурлюка. Рисунки В. и Д. Бурлюков. М., 1914. С. [II—VI].

Дуганов Р.В. Велимир Хлебников: Природа творчества. М., 1990.

Иоффе Д. Будетлянин на обочине ислама: «Урус дервиш» и «гуль-мулла» в аспекте жизнетворчества и поэтики Хлебникова (обзор интерпретаций и дополнения к комментарию) // Philologica. 2003/2005. Т. 8. № 19/20: 217—258.

Костерин А. «Русские дервиши» // Москва. 1966. № 9: 216—221.

Маяковский В. Полное собрание сочинений. Т. XII: Статьи, заметки и выступления. Ноябрь 1917—1930. М., 1959.

Перцов Н.В. «Ночь, полная созвездий…»: синтез пространства-времени у Хлебникова // Philologica. 2001/2002. Т. 7. № 17/18: 173—182.

Перцова Н. Словарь неологизмов Велимира Хлебникова. Предисловие Х. Барана. Wien – Moskau, 1995 (= Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 40. Literarische Reihe. Herausgegeben von A. A. Hansen-Löve).

Срезневский И.И. Материалы для словаря древне-русского языка по письменным памятникам. Издание Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. Т. III. СПб., 1903.

ССРЛЯ – Словарь современного русского литературного языка . Т. V: И – К. М.; Л., 1956.

Тынянов Ю. О Хлебникове // Хлебников В. Собрание произведений Велимира Хлебникова. Под общей редакцией Ю. Тынянова и Н. Степанова. Т. I: Поэмы. Редакция текста Н. Степанова. Л., [1928]: 19—30.

Хлебников 1930—1933 – Хлебников В. Собрание произведений Велимира Хлебникова. Под общей редакцией Ю. Тынянова и Н. Степанова. Редакция текста Н. Степанова. Ленинград. Т. II: Творения. 1930; т. IV: Проза и драматические произведения. 1930; т. V: Стихи, проза, статьи, записная книжка, письма, дневник. 1933.

Хлебников 1940 – Хлебников В. Неизданные произведения. Поэмы и стихи. Редакция и комментарии Н. Харджиева. Проза. Редакция и комментарии Т. Грица. М., 1940.

Хлебников 2000 – Хлебников В. Собрание сочинений. Под общей редакцией Р.В. Дуганова. Москва. Т. I: Литературная автобиография; Стихотворения 1904—1916. Составление, подготовка текста и примечания Е.Р. Арензона и Р.В. Дуганова. М., 2000.

Vroon R. Velimir Xlebnikov’s Shorter Poems: A Key to the Coinages. Ann Arbor, 1983 (= Michigan Slavic Materials. No. 22).

Георгий Левинтон (Санкт-Петербург) Заметки о парономазии. 1: парономазии и подтексты у Набокова

О тенденции Набокова к утаиванию парономазии («самоубийству каламбура») [38] наряду, разумеется, с обратной тенденцией – к его экспликации, впервые написал Омри Ронен в известной статье «Два полюса парономазии» [Ронен 1989]. Его пример с «пулею рокового хлыща» – т. е. * фатального фата , очень убедителен, однако это все же остается исследовательской реконструкцией. Если бы существовал такой текст (чужой, не набоковский!), где это сочетание реально встречалось бы (и при этом такой текст, который мы с некоторым основанием могли бы подозревать в том, что он может быть подтекстом Набокова) – в этом случае сама потаенная парономазия, и даже самое ее утаивание выступало бы в роли цитаты, ссылки.

О том же явлении (или тенденции), что Ронен, говорит и А.А. Долинин: «<…> типичный для Набокова прием сокрытия особо значимого слова, которое легко восстанавливается из ближайшего контекста» [Долинин, 218].

Однако у Набокова есть и обратная тенденция – к экспликации скрытой парономазии, причем, если дальнейшие примеры убедительны, – чужой парономазии.

1

Один такой пример рассматривал тот же А.А. Долинин. В письме к Ходасевичу Набоков, говоря о «Петербурге» Белого, цитирует его каламбур: « Кубовый куб кареты» (вместе с парономазией «барон – борона») [Долинин, 339]. Как отмечает Долинин, этого каламбура у Белого нет (потому что карета Аблеухова другого цвета), хотя куб кареты и кубовой цвет, вне связи с ней, в «Петербурге» присутствуют.

В данном случае возможны сомнения: извлекает ли Набоков каламбур (хотя бы и противоречащий реалиям), потенциально заложенный в романе А. Белого (как описывает это А.А. Долинин: «Очевидно, что Набоков контаминировал, по созвучию, „кубовый воздух“ из пятой главы романа и повторяющийся в первой главе образ „куба кареты“») [Долинин, 339] – или же (эту возможность также отмечает Долинин) переносит в «Петербург» соответствующие (реальные, а не потенциальные) каламбуры из романа «Маски» [Долинин, 344, прим. 8]. Только первое решение, разумеется, соответствует нашему определению.

2

В другой статье («Плата за проезд. Беглые заметки о генезисе некоторых литературных оценок Набокова») А.А. Долинин прокомментировал «хорошо известную Набоковскую шпильку из „Других берегов“ по адресу Бунина „парчовая проза“»: «Характерно <…> что это определение нельзя считать вполне самостоятельным, ибо оно восходит к отзыву Юлия Айхенвальда <…> о „Жизни Арсеньева“ в берлинской газете „Руль“: „Поистине драгоценную словесную ткань разостлал перед нами Иван Бунин, но ткань эта тяжела. Она тяжела тяжестью спелых колосьев <…> роскошью литературной парчи “ [Долинин, 268—269]. При этом он замечает, в более общем виде, что Набокову свойственно «присваивать чужое» – «[р]еализуя недореализованный метафорический и/или эвфонический потенциал „чужого слова“, полемически выворачивая его наизнанку, достраивая недостроенный образ, подхватывая или развивая чужую идею», то есть описывает, по существу, тот же самый прием, которому посвящена настоящая заметка.

3

В нашей статье о стихотворении Мандельштама: «Когда Психея-жизнь…» [Левинтон 1999] есть такое сопоставление: «По свидетельству Н.И. Харджиева, Мандельштам отверг <…> вариант последней строфы [со стихом: лепешку медную хозяину парома ] из-за слова паром , объяснив, что „Харон в качестве хозяина парома уместен только в пародийных стихах“ [Мандельштам 1973, 277—278 (комм. Н.И. Харджиева)]. Однако почти в то же самое время, когда Мандельштам записал и отверг этот вариант последней строфы <…> именно это созвучие появляется у поэта другого, следующего поколения, в стихах вовсе не пародийных. Это Федор Годунов-Чердынцев: „Она повела его к рентгеноскопу, показала, куда поставить ногу. Взглянув в оконце вниз, он увидел <…> свои собственные, темные аккуратно раздельно лежавшие суставчики. Вот этим я ступлю на берег с парома Харона “ [39] . В такой откровенной форме словосочетание остается лишь в генезисе, предыстории текста, в качестве первого фонетического импульса и собственно в стихи уже не допускается, но слово паром в них остается и „<…> он раздумчиво смотрел на блеск башмака. С парома на холодный брег <…> Вот этим с черного парома сквозь (вечно?) тихо падающий снег <…> (в обычную?) летейскую погоду [40] вот этим я ступлю на брег <…> И к пристающему парому сук тянется и медленным багром (Харон) паромщик тянется к суку сырому (кривому)… / … и медленно вращается паром“ [Набоков 1990, 97, 103; 1975, 79, 86; IV, 254, 260]. Совпадение тем более интересное, что заключительные варианты следуют почти непосредственно за обсуждением [русских] поэтов от Фета до символистов» [Левинтон 1999, 271—272].