Олег Ивик - История разводов Страница 12

«При таких обстоятельствах эфоры призвали Анаксандрида к себе и сказали: “Если ты сам не заботишься о своем потомстве, то мы не допустим, чтобы угас род Еврисфена. Так как твоя супруга не рожает, то отпусти ее и возьми себе другую. Если ты это сделаешь, то спартанцы будут тебе за это признательны”. Анаксандрид же ответил, что не сделает ни того, ни другого: не подобает им советовать и уговаривать его отвергнуть неповинную супругу и ввести в дом другую. Он не намерен подчиняться им. После этого эфоры и геронты держали совет и затем предложили Анаксандриду вот что: “Мы понимаем твою привязанность к теперешней супруге. А ты сделай в угоду нам по крайней мере вот что (иначе спартанцам придется принять против тебя другие меры). Мы не требуем, чтобы ты отпустил твою теперешнюю супругу. Ты можешь, как и прежде, любить ее и оставить все супружеские права, но должен взять вторую жену, которая родит тебе детей”. Анаксандрид на такое предложение согласился. После этого у него были две жены, и он вел два хозяйства…»

Впрочем, первая жена Анаксандрида все же оказалась не бездетной и родила своему мужу троих сыновей (одним из них был знаменитый Леонид)… Младший современник Анаксандрида, спартанский царь Аристон, тоже был сначала бездетен и решил взять новую жену. Но эту новую жену он предварительно развел с мужем вопреки желанию самого мужа (что касается жены, то ее желания никто не спрашивал). Супругом царской избранницы был близкий друг Аристона, некто Агет. Однажды царь предложил ему обменяться любыми сокровищами на выбор. Тот согласился и выбрал одну из царских драгоценностей, после чего Аристон потребовал жену Агета. Несчастный муж пытался протестовать, но договор был скреплен клятвой, а право мужа распоряжаться женой как своей собственностью ни у кого сомнения не вызывало. Агету пришлось разойтись со своей женой, а царь развелся со своей и вступил в новый брак.

В других городах-государствах Греции семейные традиции были менее экзотическими, здесь царила обычная патриархальная семья. Общность жен не приветствовалась, многоженство было не принято, но и разводы не возбранялись. До наших дней дошел прекрасно сохранившийся свод законов критского города Гортина, который был высечен на каменных плитах в пятом веке до н. э., а составлен, судя по всему, на пару веков раньше.

«Если муж и жена разводятся, то жена пусть имеет свое имущество, которое имела, когда пришла к мужу, и половину дохода, если он будет от ее имущества, и половину из того, что наткала, если будет, и пять статеров в том случае, если муж будет виновником развода. Если муж будет утверждать, что он не виноват, то пусть судья решит, принеся присягу».

По-видимому, гортинские жены часто не удовлетворялись такими условиями развода, и законодателям пришлось это предусмотреть:

«Если она унесет что-либо другое из имущества мужа, то пусть уплатит пять статеров и вернет то, что унесла у него, и то, что похитила у него отдаст. Если она от чего-либо (от обвинения) будет отказываться, то пусть судья заставит поклясться Артемидой перед Амиклейским храмом…»

Давать ложную клятву именем Артемиды жёны, конечно, не решались. Тем более что у них было время обдумать все последствия божественного гнева: на размышления давалось двадцать дней. Но, судя по всему, богиня не гневалась на тех женщин, которые, не похищая мужниного имущества самостоятельно, просили, чтобы это сделал для них кто-нибудь другой. Законодатели, не слишком полагаясь на богиню, предусмотрели и это:

«Если кто-либо похитит для поклявшейся, то пусть уплатит пять статеров и вернет стоимость вещи. Если кто-либо из посторонних будет содействовать краже, то пусть уплатит десять статеров и двойную стоимость вещи, в похищении которой поклялся судья».

Гортинские законы заботились и о детях, родившихся у разведенных женщин:

«Если родит разведенная женщина, то пусть она принесет ребенка в дом мужа при трех свидетелях.

Если он не примет, то пусть у матери будет право воспитывать ребенка или подкинуть. Пусть будет иметь силу клятва родственников и свидетелей, которые принесли ребенка…

Если разведенная женщина подбросит ребенка до того, как принесет его мужу, как предписано, то пусть заплатит за свободного пятьдесят статеров, за раба – двадцать пять, если проиграет дело.

Если у нее нет какого-либо дома, куда принести ребенка или она его (мужа) не увидит, то, если она подкинет ребенка, за нею не будет вины».

Законами регламентировались не только разводы, но и браки. Особое внимание уделялось выдаче замуж девушек-наследниц (у которых не было братьев от того же отца). Этих девушек надлежало выдавать замуж за ближайших родственников, первым кандидатом считался старший брат отца, причем, если он не хотел жениться, его можно было принудить к этому через суд.

«Дочь-наследница пусть выходит замуж за старшего брата отца. Если совершеннолетний родственник, имеющий право жениться на дочери-наследнице, не захочет жениться на желающей выйти замуж совершеннолетней дочери-наследнице, то пусть родственники дочери-наследницы подают в суд, а судья пусть присудит его жениться в течение двух месяцев».

Справедливости ради надо признать, что строгость гортинских законов настолько искупалась необязательностью их исполнения, что следующий же параграф гласил:

«Если он не женится, как предписано, то пусть дочь-наследница имеет все имущество, и если есть кто-либо другой из родственников, имеющий право на ней жениться, то пусть она выходит за него замуж».

Исполнительная система в Гортинах явно отставала от законодательной, и законы носили в каком-то смысле рекомендательный характер. Тем не менее обязанность вступления в брак для определенных категорий лиц была четко прописана. Но эта обязанность полностью искупалась не только необязательностью исполнения, но и возможностью развестись с нежеланным супругом без всяких дополнительных (кроме этой нежеланности) причин:

«Если девушка, выданная замуж отцом или братом, окажется дочерью-наследницей и не захочет быть замужем за тем, за кого ее выдали при его желании быть женатым, то, если у нее есть дети, пусть, получив из имущества согласно предписанию законов, выходит замуж за другого из филы».

Брачное законодательство Афинского государства до нас дошло в основном в пересказах, но греческие авторы так много и часто писали о семейной жизни и о женщинах, что оно в значительной мере реконструировано.

Вообще, надо отметить, что афиняне не слишком жаловали женщин, особенно законных жен. В знаменитой речи против проститутки Неэры (которую, возможно по ошибке, приписывали Демосфену) говорится: «Гетер мы заводим ради наслаждения, наложниц – ради ежедневных телесных потребностей, тогда как жен мы берем ради того, чтобы иметь от них законных детей, а также для того, чтобы иметь в доме верного стража своего имущества». Кроме того, афиняне, как и другие греки, увлекались мальчиками – это не каралось ни законом, ни общественным мнением и считалось весьма похвальным, в том числе и для самого мальчика. Поэтому не вызывает удивления фраза, которую Ксенофонт в своем «Домострое» приписывает Сократу: «А есть ли кто, с кем ты меньше разговариваешь, чем с женой?»

Греческие писатели охотно поливали грязью весь женский род, комедиографы делали это с тем большей безопасностью для себя, что афинские женщины на постановки комедий не допускались. И Аристофан устами предводительницы хора (а хор выражал идеи автора) публично заявляет:

Сознаться надо, по натуре женщины бесстыдны,

И нет зловреднее созданий, кроме тех же женщин.

Знаменитый трагик Еврипид, хотя женщинам и дозволялось посещать трагедии, тоже не убоялся прекрасного пола, а равно и своей жены Хирилы. Он прославился в Афинах не только как драматург, но и как женоненавистник. Женщины в его трагедиях – источник всех бед, им свойственны самые низкие инстинкты, например, Елена в «Троянках» бросает мужа не из любви к Парису, а оттого, что «не роскошно в Аргосе жила». Аристофан даже написал комедию «Женщины на празднике Фесмофорий», в которой изобразил борьбу Еврипида с афинянками, мечтающими отомстить ненавистному трагику.

Кстати, в конце концов Еврипид таки развелся с женой, но его женоненавистничество не помешало ему вступить во второй брак, который, видимо, оказался более удачным. По крайней мере, в конце жизни драматург создал еще одну трагедию, посвященную Елене Троянской, в которой объяснил, что все приписываемые знаменитой красавице безобразия творил ее призрак, созданный богами, а сама Елена, будучи верной женой, в это время добродетельнейшим образом пребывала в Египте, дожидаясь возвращения Менелая из-под стен Трои.

Но если Еврипид и раскаялся в своем отношении к женщинам, то остальные афиняне в массе своей делать этого отнюдь не собирались. В конце четвертого века до н. э. комедиограф Менандр вторит Аристофану: