Светлана Молева - Единородное Слово. Опыт постижения древнейшей русской веры и истории на основе языка Страница 12

2. О христианстве Руси

Сколь бы ни отрицалась изначальность русского христианства и сколь бы ни замалчивались и ни подвергались надругательским осмеяниям древние источники, свидетельствующие об этом, русская церковь называет себя первоапостольской – и по праву.

В. Н. Татищев указывает в своем труде:

«Но сусчее утверждение имеем от письма святаго, еже славяне первую проповедь слова Божия от трех верховных апостол и сусчее: 1) От Андрея, которому Пафлагония, га-латы и истры или гети и даки по Дунаю, под именем скиф, по жребию достались, как ниже обстоятельнее показано.

2) Святый Петр учил галатов, сусчих славян, но бывших во иудействе, как в его 1-м послании, гл. 1, пишет. 3) Святый Павел, яко учитель, язык тем же галатом, сущим в язычестве, и иллирианом славяном проповедывал, как в Деяниях, гл. 16, ст. 6, гл. 18, ст. 23; 1-е Коринфянам, гл. 16, стих 1, и собственное Послание к галатом. <…>

И как все древние писатели до Христа и вскоре по Христе, Геродот, Страбон, Плиний и Птоломей, многие городы по Днепру кладут, то видно, что Киев или Горы град до Христа был населен <…> Иоаким[37] же точно говорит: Андрей в Киеве крестил…» /24/.

Апостол Андрей, как явствует из Нового Завета, был первым, кого призвал Господь в свои ученики, почему и назван Первозванным. Глубоко символично, что над росами, чьи родословные корни уходят, как выясняется, в Палестину, но в силу исторического бытия в массе своей отдаленными от событий, связанных с Пришествием Христа, водительство взял именно Андрей[38].

История донесла до нас, что Андрей Первозванный проложил свой апостольский путь и до Новгорода Великого, причем «в Греции он основал Церковь лишь после возвращения из Руси» /25/.

В IV в. церковный историк Иероним сообщал: «Холода Скифии пылают жаром новой веры». И хотя наука настойчиво рекомендует считать эти слова «скорее риторическим приемом автора <…> чем историческим свидетельством» /26/, тем не менее за ними ясно видится образ духовно обновленного народа, многие тысячелетия вместе с другими народами ожидавшего Спасителя и готовившего Его пути[39].

Не это ли ревностное служение явилось причиной длительного пробела в фиксированной истории Руси? В 644 г. арабский писатель Ат-Табари, живший на Каспии, писал: «Я нахожусь между двумя врагами: один – хазары, а другой – русы, которые суть враги целому миру…» /28/. Можно было бы не услышать вопль этого заблудшего путешественника, упавшего в неодолимую пропасть, которая разделяла иудаизм, главенствовавший в Хазарии, и преобразуемое христианством правоверие (о чем речь ниже), если бы не жестокая, на грани выживания история России и самих росов да не прозвучавшие спустя полтора почти тысячелетия слова императора Александра III, обращенные к молодому наследнику: «У России только два союзника – армия и флот». Почему? – К разрешению этого вопроса можно подойти только путем исследования религиозноисторического пути росов.

Но, несмотря на жесточайшие многовековые нападки со стороны соседей, Русь ширилась и оформлялась в единое христианское государство. В 867 г. Константинопольский патриарх Фотий отмечал, что Русь «усердно следует христианской обрядности» /29/. Так что было кому со стороны христиан подписывать русско-византийские договоры и было кому креститься в освященном в 952 г. киевском Софийском соборе.

Другие источники позволили современным исследователям установить, что в Х – ХШ вв. на Руси насчитывалось около 10 000 церквей /30/. Следуя теории призвания в «новокрещеную» Русь греческих мастеров, для такого грандиозного строительства (до 30 церквей в год) понадобилось бы, пожалуй, переселить сюда половину Греции, не говоря уж о несметных материальных затратах. Но можно ли с уверенностью поручиться, что все они являлись новыми; не была ли значительная часть их достроена, перестроена, переосвящена, как это обыкновенно бывает в живой церковной жизни?

Так вот и получается: если с первым этапом реформ князя Владимира (языческий, 980 г.) новгородский и киевский люд разобрался решительно, без страха и сожаления, то второй – христианизация 988 г. – прошел для ведущих христианских стран и вовсе незамеченным: акт «крещения Руси» не был отмечен ни в Риме, ни в Константинополе /31/.

Таким образом, реформаторская деятельность князя Владимира может рассматриваться как «темное место» в мифологизированной русской истории. Подтверждением тому служат непосредственно русские источники: известия о крещении и самого князя, и Руси крайне противоречивы, отрывочны, а вопрос о первоначальной организации русской церкви, по признанию ученых, «еще больше запутан противоречиями источников, чем история самого крещения» /32/.

«Все это никоим образом не может быть объяснено незнанием или отсутствием сведений, так как митрополичий свод 1039 г. составлялся в то время, когда еще живы были участники Владимирова княжения и крещения <…> Значит, мы имеем дело с тенденциозным изложением и умолчанием “Древнейшего свода”» /33/.

Итак, суть и содержание реформ 980 и 988 гг. доныне остаются невнятны. Возможно, их тактические или стратегические цели окажутся более ясными, если, вопреки сложившейся традиции, обе реформы рассмотреть именно как единую поэтапную реформу.

Небезосновательно предположить, что языческий этап (980 г.) так или иначе связан с разгромом князем Святославом Хазарии (965 г.) и усилением иноверческой диаспоры в Киеве[40].

Относительно крещения 988 г. существует мнение, что целью его было «перекрещивание» «по греческому ритуалу» /36/, что, понятно, не принесло мира в народ, издревле причисляющий себя к русской первоапостольской церкви.

Почему ветхозаветный пример по «раскачке» народной веры вавилонским царем Навуходоносором (что совершалось под зорким доглядом плененных им иудеев), окончившийся гибелью Вавилона и самого Навуходоносора, не остановил Владимира? Хотя знал, конечно, князь поучительную эту историю. Что же принудило его поставить Перуна с золотой головой – в точь, как в Ветхом Завете /Дан 2:32; 3:1/?..

Обезумевший от человеческих жертвоприношений золотому истукану, сбитый с толку последующим принятием своим царем иудаизма, «пал, пал Вавилон…» /Ис 21:9/.

Последствия поэтапной реформы тоже оказались разрушительными для окрепшей было Руси. Реформа расколола многоэтническую уже и тогда Русь, поставив каждого перед вопросом выбора веры: правоверие и первоапостольское христианское учение, христианство византийского или римского толка, иудео-христианство, ислам, язычество[41]?

Традиционное объяснение катастрофического раскола послевладимирской Руси жадностью и самовитостью русских князей («Ты собе князь, а я собе») удовлетворяет лишь как версия для начальной школы: Русь до Владимира не знала братоубийства, и «как великое нарушение нормы воспринималось убийство внутри рода; брат на брата идти не мог!» /37/. Потому-то к высокой и печальной чреде убиенных святых скоро присоединились русские братья Борис и Глеб.

А затем против Киевской Руси встала Русь Владимиро-Суздальская; и за этим глубоким национальным разломом, который историки по традиции объясняют притязаниями ростовской знати, видятся прежде всего резкие религиозные противоречия. Иначе непросто понять, «как, каким образом северо-восточный регион, не известный по сути дела нашим летописцам до второй половины ХМ в., менее чем за сто лет превратился в крупнейший центр Руси, в одно из наиболее мощных государственных образований Восточной Европы» /38/ и почему из теплых и обжитых киевских земель в северные малоустроенные земли хлынули, по замечанию В. О. Ключевского, массы народа[42], унося с собой не только историческую топонимику.

Летом 1154 г. сын Юрия Долгорукого Андрей, позднее получивший имя Боголюбский, со свитой, духовенством и домочадцами двинулся на север, увозя с собой великую русскую святыню – икону Божией Матери, «которая вскоре стала называться “Владимирской” [43]» /40/.

С появлением на северо-востоке иконы Владимирской Божией Матери Богородичный культ в этих землях выступил на первое место[44] /43/, и быстро расцвела Владимиро-Суздальская Русь, во всем ставшая предшественницей Московской Руси.

Но… «Если царство разделится само в себе, не может устоять царство то» /Мк 3:24/.

Не миновало и ста лет, как великой кровью омылась Русская земля.

Лбы их – из бронзы,А рыла – стальные долота,Шило – язык их,А сердце – железное <…>Мясо людское – походный их харч,Мясо людское в дни сечи едят.С цепи спустили их. Разве не радость?Долго на привязи ждали они! —

так описывает воинов-соплеменников монгольский памятник «Сокровенное сказание» /44/. (Вольно же было Л. Н. Гумилеву фантазировать о мирном симбиозе русских и кочевников /45/!)