Илья Франк - Прыжок через быка Страница 12

В гостях у Белой Богини

Мария Гимбутас в книге «Цивилизация Великой Богини: мир Древней Европы»[52] рассказывает, в частности, о столбообразных могильных скульптурах. Это, условно говоря, «Белая Богиня» – богиня смерти. Белая – поскольку изготовлялась из белого материала, чаще всего из кости или из мрамора. Не случайно, конечно, но потому что белый цвет нередко выступает в обрядах как цвет смерти – как того, что становится невидимым, исчезает.[53] Эта «Белая Богиня» изображалась с большим ртом и крупными зубами, без грудей, однако с большим лобковым треугольником: «Даже в смерти в них сохраняется обещание возрождения, ибо их чрево – вечный промежуток между небытием и новой жизнью».

Мария Гимбутас сравнивает эту богиню с немецкой фрау Холле – богиней зимы и смерти в немецких сказках:

«…старая уродливая ведьма с длинным носом, большими зубами и всклокоченными волосами… Ее сила заключена в зубах и волосах; по ее воле идет снег, восходит солнце и происходит возрождение природы. Раз в году она является в виде белой голубки, как благословение, приносящее плодородие. В виде лягушки эта самая Холле достает из колодца закатившееся туда во время сбора урожая красное яблоко, символ жизни».

Вы узнали, конечно, во фрау Холле – скарабея? А также Снежную королеву? И фрау Холле, и Снежная Королева – повелительницы снега, снежной стихии, снежной «первоосновы».[54]

Похожа на фрау Холле и русская Баба-яга:

«Баба-яга может оборачиваться птицей или змеей; она высока ростом, тоща, у нее большой нос крючком и костяная нога, а живет она в избушке на курьих ножках. Анализ происхождения этого имени выявляет характерные черты доисторической богини. В древнерусском и сербскохорватском языках “баба” означает “женщина”, “старуха”… а “яга” (от yega) – “болезнь”, “страх”, “гнев”, что как раз указывает на Богиню смерти. В протосамоедском языке “nga” означает “Богиня смерти” или “Бог”».

«Великая Богиня» (термин, введенный Марией Гимбутас) дает и жизнь, и смерть. Есть изображения богини, в которой подчеркнута ее животворящая функция, есть изображения, в которых подчеркнута функция смерти (сравните с традиционным европейским изображением смерти как старухи с косой), есть изображения, в которых функции жизни и смерти объединены. Изображения эти – доисторические, из каменного века.

А в те далекие времена, насколько можно судить как по современным племенам, ведущим первобытный образ жизни, так и по свидетельствам, сохранившимся в мифах, сказках и народных песнях, юноши повсеместно проходили обряд посвящения. То, что во всех племенах подростков собирали и уводили на обряд посвящения, общеизвестно и описано во множестве книг. Обряды проходили по-разному и с разной степенью жесткости, но схема одна: мальчик должен был как бы умереть и затем родиться заново. Он должен был вернуться в «первооснову жизни» (говоря словами Мандельштама), а затем воскреснуть в земном мире, почерпнув, взяв с собой из «первоосновы» ощущение единства жизни, всех жизненных связей. А также ощущение божества, к которому он в дальнейшем мог бы взывать и знаки которого, поданные ему лично, он мог бы впоследствии разбирать. Только после этого он считался пригодным к тому, чтобы успешно идти по жизненному пути и решать проблемы. Он считался взрослым: мог жениться и охотиться.

Достигалось это и символически, и практически.

Символически: во время обряда посвящения имитировалось погружение в «первооснову жизни»: мальчиков уводили в лес, заставляли погружаться под землю или под воду (в христианстве этот обряд остался как погружение в воду или поливание водой в момент крещения). При этом «первооснова» воспринималась не как материя, а как нечто живое, как «Первооснова» (с большой буквы), как божество. Поэтому, например, погружение в нее изображалось как поглощение, пожирание посвящаемого мифическим зверем, часто змеем (мальчики тогда, например, покрашенные в белый цвет – цвет смерти, проникали через изображение пасти змея в подземный туннель, проползали его и выходили наружу с другой стороны). Но вместо змея могла быть рыба, кит и т. п. (Змея, кстати, древний символ жизни. Она – водный и земляной-подземный зверь. Но еще и потому, что она способна сбрасывать шкуру, то есть возрождаться.)

Змеиная богиня, Готланд (Швеция)

Этот мифический зверь одновременно воспринимался как «Хозяйка зверей», как «Великая Богиня-Мать».[55] Человек входил в нее, чтобы заново от нее родиться (и стать хорошим охотником, получив власть над зверьми, научившись читать следы и разбирать приметы). Так произошло, например, с библейским Иосифом, которого братья бросили в глубокую яму, а потом продали торговцам, направлявшимся в Египет. Одежду Иосифа они пропитали кровью заколотого козла, чтобы их отец Иаков поверил в смерть Иосифа от хищного зверя. Иосиф же таким путем обрел мудрость и дар предвидения.

Вхождение человека в чрево «Великой Богини» воспринималось одновременно как поглощение человека богиней в качестве пищи и как половой акт: человек должен был сам себя зачать, чтобы родиться заново. (И отсюда христианская идея «непорочного зачатия» – отца-то при этом втором рождении нет. Да и у древнегреческих героев подчас есть только мать, а затем они отправляются на поиски отца. Собственно, герой – тот, кто прошел обряд посвящения, приобщился к миру богов, родившись заново. Например, у Тесея есть земной, «формальный» отец – Эгей, а есть божественный – Посейдон.) Иными словами, «Великая Богиня» – одновременно и жена, и мать человека. (Что и нащупал Зигмунд Фрейд, размышляя над придуманным им «Эдиповым комплексом».)

Клод Леви-Строс в книге «Путь масок» рассказывает об индейской Бабе-яге Дзоноква – людоедке-великанше, похитительнице детей:

«В более общем виде термин «дзоноква» обозначает класс сверхъестественных существ, чаще всего женских существ, но, каков бы ни был их пол, наделенных большими женскими грудями. Поэтому будем использовать это слово в женском роде. Дзоноква живут в самой чаще леса, это свирепые великанши, а также людоедки, похищающие у индейцев детей, чтобы съесть их. Вместе с тем они поддерживают с людьми двойственные отношения – то враждебные, то наделенные определенным сотрудничеством».

Вот одна из индейских историй о Дзоноква, которую приводит Леви-Строс:

«Людоедка похитила всех детей, которых она сперва ослепила, залепив им веки смолой. Мать исчезнувших малышей так сильно плакала, что из ее носа вытекла на землю сопля, из которой родился ребенок. Став большим, он отправился на поиски своих братьев, повстречал закопанную женщину, сообщившую ему, где людоедка спрятала свое сердце, чтобы быть неуязвимой. Под предлогом украсить герой убил ее, но она тут же воскресла. Наконец он совсем умертвил ее, оживил своих братьев и поднялся на небо».

Поскольку для зачатия в «Великую Богиню» должен войти сам человек целиком, посвящаемый воспринимается как фаллос. Таким он и изображается – как во время обряда, так и после. Например, во время обряда, бывает, у посвящаемых выдирают все волосы, а после обряда, как рассказывается в русских сказках, посвященный надевает на голову бычий пузырь и на вопрос, как его зовут, отвечает: «Плешь». (Сравните с безобразным выражением: «загнать лысого» – какой-либо бабе.)

К символической стороне обряда относился рассказ (сопровождаемый показом – обрядовым действием) о божестве и о божествах, а также обучение магическим танцам и песням. И, конечно, принесение жертвы «Хозяйке зверей». Тут были варианты. В некоторых племенах убивали одного из мальчиков – и его кровью окропляли остальных. Так все посвящаемые становились единым существом, единым мифическим зверем, приобщались к «первооснове жизни». Убитого мальчика затем съедали. След этого обряда, конечно, очевиден в христианском причастии.

Монумент в честь Диониса на острове Делос, около 300 года до н. э. Сверху сами видите что, хотя и отломано, а под ним – петушок с фаллической головой

Вместо своего мальчика могли принести в жертву пленника или какое-либо животное. Смысл тот же: мы съедаем «Первооснову», «Хозяйку зверей» и приобщаемся таким образом к ней, к «Великой Богине», все вместе становимся ею. Поэтому, кстати сказать, Юрий Живаго жует ягоды рябины. (Интересный психологический момент: происходит жертвоприношение и поедание жертвы, а зверь ли поедает человеков или человеки – зверя, для обряда неважно.[56] Главное: все смешать воедино.) В древнегреческих Элевсинских мистериях резали свинью – и окропляли всех ее кровью. Что еще происходило во время этих мистерий, почти неизвестно, поскольку разглашение тайны сурово каралось. Элевсинские мистерии были посвящены богине Деметре – богине плодородия. Возможно, в самый ключевой момент мистерий, когда участники были приведены в исступленное состояние, происходило срезание колоса (кстати, в подземной комнате). (Сравните со средневековой старухой-смертью, которая выходит косить людей, словно злаки.)