Коллектив авторов - История Испании. Том 1. С древнейших времен до конца XVII века Страница 13

Финикийские мореплаватели начали осуществлять свои поездки в Южную Испанию еще в XI в. до н. э., а в VIII столетии они буквально наводнили Гибралтар и его испанское, как, впрочем, и богатое ресурсами североафриканское, побережье. В Андалусии их поражали «золотые» реки, «серебряные» горы, сады с «золотыми яблоками» и серебряные кормушки для скота, а свои корабли они оснащали якорями, изготовленными из серебра, чтобы таким способом увезти на родину как можно больше этого драгоценного металла (Strabo III. 2.8). В античной традиции сохранились отголоски наиболее ранних плаваний купцов-мореходов Сидона и Тира в акваторию Гибралтара, датирующихся 1100-ми годами до н. э. В частности географ Страбон сообщает об их двух экспедициях разведывательного характера, завершившихся безрезультатно, и третьей, принесшей удачу. На одном из островков поймы Одьеля финикийцам, по благословению божества, удалось основать Гадес (совр. Кадис). На соседнем мысе они возвели храм, посвященный их верховному богу Баал-Хаммону / Мелькарту, вскоре прославившийся на весь средиземноморский мир своим оракулом, архивами и несметными богатствами. Основание Гадеса по одну сторону от Гибралтара и Карфагена по другую надолго сделало финикийцев хозяевами Западного Средиземноморья и выхода в Атлантику через подконтрольный им Гибралтар, и только римляне ценой гигантских усилий смогли одолеть их.

Археология регистрирует постоянное присутствие финикийцев на юге Пиренейского полуострова, начиная с рубежа IX–VIII в. до н. э., когда к востоку от Гибралтарского пролива появляются такие их крупные торговые города, как Малака (совр. Малага), Секси (совр. Альмуньекар) и Абдера (совр. Адра), а также возникает множество факторий, всегда располагавшихся на небольших мысах или полуостровках в устьях рек и явно предназначавшихся для торгово-посреднической деятельности их иноземных патронов. Самым северным поселением финикийцев на Пиренейском полуострове была Ла Фонтета (VIII–VI вв. до н. э., пров. Аликанте). Оно располагалось в устье реки Сегуры, имело одну из наиболее развитых фортификационных систем и большую портовую зону. Площадь городища составляла 8 га. Оборонительная стена имела толщину 7 м, а высоту – 10 м, причем нижняя часть (4 м) была выложена из камня, а остальная – из кирпича-сырца. Жилые кварталы возведены в соответствии с нормами прямоугольной планировки. Дома были каменными, реже глинобитными, на каменном цоколе. В городе имелся храм богини Астарты.

На противоположном берегу Сегуры находилось небольшое поселение горняков и металлургов, связанное с Ла Фонтетой посредством переправы. Свою жизнь оно строило на добыче олова и его поставках на рынок финикийской Ла Фонтеты для последующей перепродажи. Сюда же поставлялась соль, добывавшаяся в окрестностях и дорого ценившаяся в древнем мире.

В VII в. до н. э. порт Ла Фонтеты стали посещать греческие торговцы. Они платили финикийцам десятину от грузооборота и в качестве следов своего пребывания оставили керамику, которая в основном служила им тарой для транспортировки вина.

Ранее всего в западнофиникийских центрах обосновались торговцы и их агенты, но вскоре появились и ремесленники – строители, архитекторы, горняки, гончары, ювелиры. Особую роль в жизни поселенцев играли рыбаки и мастера по переработке рыбы и изготовлению гарума – рыбного соуса, не имевшего себе равных, как говорит Страбон, во всем средиземноморском мире (Strabo III. 4.6). Некоторую конкуренцию гаруму составляли лишь понтийские (черноморские) приправы, и этому указанию Страбона трудно не поверить, поскольку он сам был уроженцем Южного Понта и несомненно являлся знатоком и поклонником рыбной кухни.

Об урбанизме финикийских поселений, какими бы крупными они ни являлись, судить трудно, поскольку многие из них были разрушены еще в древности, а другие потеряли свои реальные очертания из-за особенностей геоморфологии и по этой причине трудно поддаются археологическому обнаружению. Вызывает удивление факт относительного несоответствия двух основополагающих характеристик города как таксономической единицы: при явной специализации городских производств и сословной иерархизации городской общины градостроительство сохраняло черты архаизма. Так, в Тосканосе и Моро де Мескитилье археологами прослежены элементы уличной планировки, но ориентировка большинства жилищ на протяжении нескольких строительных периодов лишь отчасти соответствовала направлению улиц. Только по мере стабилизации городского уклада жизни происходит корректировка топографии жилых кварталов и отдельных жилищ путем их реконструкции и достройки. Улицы, а нередко и проулки вместо трамбовки земли со временем стали засыпаться гравием.

В VII в. до н. э. начинает внедряться принцип геоэкономического районирования городской территории. Во всяком случае, археология регистрирует концентрацию наиболее крупных зданий в центральной части города, ремесленный квартал примыкает к оборонительным стенам, а рыбозасолочные цистерны вообще выносятся за черту города. В частности, в центре Тосканоса археологами раскопаны жилые дома, насчитывающие по 7–8 комнат, и несколько служебных помещений; окраины же были застроены более чем скромными жилищами, состоявшими лишь из одной комнаты с очагом. В Моро де Мескитилье сохранились руины дома с глинобитным полом и несколькими очагами, длина одной из стен которого равна 17 м. В Тосканосе обнаружено большое строение, по своей планировке напоминающее восточнофиникийскую лавку-склад. Оно имело широкий центральный «неф» и два боковых, а общая площадь равнялась 15,0×10,75 м. Финикийцы укрепляли свои поселения рвами и частоколами, а по мере роста благосостояния (VII–VI вв. до н. э.) – каменными стенами. От оборонительных сооружений Тосканоса 600-х годов до н. э. сохранилось несколько куртин, одна из которых по протяженности достигала 120 м и имела ширину в 4–5 м.

Приморские поселения южноиспанских финикийцев в древности не имели портов. Мореходы довольствовались природными бухтами и многочисленными рейдами. Небольшая осадка их судов позволяла с легкостью вытаскивать их непосредственно на берег. Если фактория находилась в устье реки, то корабли заходили в него и причаливали к пристани – рукотворной насыпи, сооружавшейся из камня и крупных обломков керамики. Часто использовался и рейд, а якорями нередко служили, как упоминалось выше, большие слитки серебра с отверстиями для крепления канатов.

При крупных финикийских центрах имелись некрополи, располагавшиеся обычно по другую сторону примыкавшего к поселению водоема – реки, лимана и т. п. Наиболее древние были небольшими: некрополь Хардина насчитывал около 100 могил, другие – и того меньше. С течением времени погребальные практики варьировались от коллективных захоронений к индивидуальным. Наиболее ранние (VIII–VII вв. до н. э.) представляли собой подземные склепы с несколькими погребениями, более поздние, индивидуальные, осуществлялись в траншеях, в которые, как в Финикии и Карфагене, помещались саркофаги или каменные ящики. Для организации склепа в скале прорубался шурф, на дне которого располагалась погребальная камера, а входом служил длинный коридор (дромос). Наиболее репрезентативным примером служат склепы Трайамара второй половины VII в. до н. э., им аналогичны погребальные комплексы Альмуньекара и Куэвас де Альмансора. Их своды сооружены из толстых брусьев, покрытых сверху каменными плитами, и присыпаны слоем глины. Вход в дромос был заложен большим каменным блоком, который отодвигался при совершении каждого последующего подзахоронения. Иным был способ организации семейного могильника: выкапывался шурф глубиной до 3–5 м и диаметром 1–2 м, на дне (или в подкопе боковой части шурфа, имевшем вид ниши) помещались урны с прахом. Их слегка вкапывали в материк и сверху прикрывали каменными плитами – крышками. Погребальные урны, как продукция массового керамического производства, обычно изготавливались из глины и лишь в редких случаях – из дорогостоящего алебастра. С VI в. до н. э. обряд ингумации полностью вытесняется кремацией.

Погребальный инвентарь, как и тип погребального сооружения, отражает прижизненный статус умершего. Вполне естественно, что наиболее дорогие изделия (из золота, слоновой кости, стеклянной пасты с гравировкой и филигранью) содержатся в саркофагах, а керамические предметы сопровождают практически любое рядовое погребение. Керамика, как и в финикийских метрополиях и Карфагене, обычно красноглиняная, монохромная или расписная, а с точки зрения формы в VIII–VII вв. до н. э. преобладали урны с горлом в виде трилистника (типа греческой ойнохои) и светильники наподобие блюдца с одним-двумя носиками для фитиля. В пунийскую эпоху, особенно со второй половины VI в. до н. э., растет процент толстостенных погребальных урн, отличительным признаком которых является венчик типа гриба. Постоянным атрибутом погребального инвентаря финикийских переселенцев и их местных потомков-пунийцев считаются красноглиняные блюда и тарелки, коллекция которых к настоящему времени насчитывает более 400 экземпляров, а отдельные из них имеют граффити – надписи на финикийском языке. Богатство захоронения подчеркивается наличием греческих изделий – протокоринфской пиршественной керамики, аттических амфор типа SOS (аббревиатура имени известного собственника торговой кампании Состратидов), бихромных кипрских кувшинов, а также египетских скарабеев или костяных гребней и гравированных пластин.