Журналистика и коммуникативистика. Концептуализация медийных процессов в современной зарубежной науке - Лидия Михайловна Землянова Страница 13

Такая методология, формирующаяся в современной коммуникативистике, во многих отношениях коррелируется с идейной настроенностью тех международных общественных движений, которые выступают в защиту принципов справедливого демократического распределения культурно-коммуникационных ресурсов мирового информпространства без дисбалансов в сборе и распространении информационных сообщений по всем регионам в интересах их равноправного развития, а не владельцев влиятельных медиамонополий.

В 70-80-е годы прошлого века против дисбалансов активно боролись участники международного Движения за новый мировой информационный и коммуникационный порядок (New World Information and Communication Order – NWICO). Суммарно идейные принципы этого движения были изложены в докладе комиссии во главе с известным ирландским общественным деятелем Шоном МакБрайдом. Доклад, опубликованный под выразительным названием «Многоголосый, но единый мир», призывал к преодолению различных трудностей на пути создания и реализации нового мирового информационного и коммуникационного порядка и к продолжающимся поискам более свободных, более равноправных, более справедливых отношений внутри всех обществ и среди всех наций и народностей[105].

Хотя к концу XX века это движение было заторможено, а среди его участников обнажились разногласия вследствие различных перемен в международной обстановке, поиски более справедливых принципов мирового информационно-коммуникационного порядка продолжаются. Об этом свидетельствует деятельность различных международных общественных организаций и научных центров, в которых принимают участие коммуникативисты, представляющие разные страны мира. Между ними ведутся споры, в которых обсуждаются острые вопросы, связанные с развитием новых медийных технологий, повышающих интерес к прогнозам грядущего информационного общества и в этой связи к процессам глобализации его инфоструктуры. В центре внимания остается и вопрос о равноправном доступе всех стран к достижениям мультимедиатизации общественно-культурной жизни, а не только самых сильных игроков на глобализирующемся медиаполе. Одновременно усиливается интерес к национально-исторической специфике различных перемен на этом медиаполе.

Еще в 1990-е годы, когда перемены интенсивно стали охватывать жизнь народов в условиях формирования Европейского Союза, с одной стороны, а с другой – распада Советского Союза, на страницах журнала Американской академии искусств и наук «Дедалус» была опубликована статья профессора Филипа Шлезингера о противоречиях европейского коммуникационного пространства, в которой внимание сосредоточивалось на важной и неоднозначной роли телевещательных систем связи, способных постоянно совершенствоваться, объединяя многомиллионную аудиторию Европейского Союза с другими ареалами мира мультимедийными способами информации и коммуникациями.

В отличие от футурологов, которые проектировали перспективы информационного общества, где «самым основным сырьем для всего и таким, которое невозможно исчерпать, станет информация»[106], Шлезингер размышлял о влиянии информационной техники на гео-культурное поле Европы, в пределах которого должен формироваться такой важный концептуальный атрибут интеграции, как идея «европейства». Ученый не давал собственной жесткой дефиниции этого понятия ввиду его особой емкости и исторической динамичности, но отмечал, что «в центре дебатов о европействе остаются вопросы о том, какие типы политических, экономических и культурных атрибутов, индивидуальных и коллективных, требуются для заявления о принадлежности к Европе»[107].

По мнению Шлезингера, осуществлять объединение стран с разнообразными государственными системами и множеством этнокультурных и религиозных традиций трудно, если опираться только на финансово-экономические и политические рычаги партнерства, игнорируя конструктивную роль культурно-коммуникативных факторов, формирующих публичную сферу для объединяющихся стран. В докладе европейской комиссии «Телевидение без границ» еще в 1984 году утверждалось, что информация является решающим фактором европейского объединения. Но практика жизни показала, что тенденции, с одной стороны, к национально-культурной самобытности, а с другой – к экономическому индивидуализму, с позиций которого «аудитория рассматривается в качестве потребителей, а программы прежде всего как товары»[108], стали причинами противоречивости ситуации, складывающейся на европейском телевещательном ландшафте. Произошло это, как поясняет Шлезингер, не спонтанно, а вследствие настойчивых попыток осуществлять интеграцию европейских национальных государств в форме наднационального Европейского Союза с помощью «интеграционалистской политической экономии» без должного внимания к специфике и важности национально-культурной обусловленности существующих общностей и связанных с ними телевизионных систем.

Шлезингер затрагивает и вопрос о противостоянии экспансии американской видеопродукции на европейском медиарынке. Он полагает, что перенесение на сверхнациональный уровень американизации может представляться угрозой европейской культуре и ассоциироваться с защитой промышленно-коммерческих интересов создания европейского рынка при недооценке ряда объективных факторов демографического и этнолингвистического порядка, влияющих на рецептивные возможности и потребности европейцев. Ученый признает, что американская киноиндустрия преуспевает в производстве имиджей массовой культуры, которые «легко преодолевают европейские национальные барьеры»[109]. Но создаваемый ею «общий язык» визуальности не должен рассматриваться в качестве универсальной глобальной модели в проектах формирования общеевропейского коммуникационного пространства хотя бы потому, что несет на себе печать США, где этнолингвистические факторы идентифицируются в иных социально-исторических контекстах и по иным идейным принципам, чем в странах Старого Света, сохраняющих традиции суверенности национальных государств, культур и языков.

Нельзя не отметить также, что в статье Шлезингера утверждается важная роль лингвоэтнической специфики информации, предназначенной для публичной сферы в медиапространстве государств, стремящихся к сохранению своего национального суверенитета и в условиях пребывания в Европейском Союзе. Если эта специфика игнорируется в потоках глобализированной массовой зрелищной инфокультуры, ориентированной на слуховизуальную образную форму чувственного восприятия сообщений (например, трансляции спортивных игр или концертов рок-музыки) и на рыночные модели коммуникационной деятельности, то публичная сфера медиапространства нуждается в словесных средствах для выражения не только общеевропейских, но и локально-национальных интересов тех или иных стран, связанных с инновациями в СМИ.

Часть этих инноваций вызвана усилением телевизионного воздействия на национальную и транснациональную аудитории по сравнению с прессой, несмотря на ее концентрацию в крупных монопольных организациях с трансграничными радиусами своей деятельности на мировых медиарынках, где «процесс глобализации вытесняет некоторые силы с национального уровня и создает новые места для профессионалов»[110]. Вместе с тем и возрастание телевизионного потенциала встречается с трудностями языкового порядка даже в трансляции евроновостей на нескольких языках, так как и это не полностью соответствует лингвистическому многообразию европейской аудитории. И поскольку визуальный ряд без понятного словесного комментария удовлетворяет не всех жителей Европейского Союза, вещание новостей на разных языках может являться предпочитаемой формой. И это надо учитывать, думая о расширении публичной сферы и зная о том, что «открытым остается вопрос, каким образом новости, транслируемые по каналам европейского общественного вещания, будут состязаться с национальными общественно-вещательными новостными программами»[111].

Противоречия европейского коммуникационного пространства напоминают о Движении за новый мировой информационный и коммуникационный порядок, участники которого, защищая идеи «международной публичной сферы», призывали к борьбе против «медиаимпериализма» в отношении к «аутентичности национальной культуры»[112]. Эта борьба резонируется и в дискуссиях о европейском культурно-коммуникационном поле, когда затрагиваются вопросы об «интеллектуальном империализме» сторонников тотальной коммерциализации СМИ, выгодной для экспортеров американской видеопродукции. Защищая интересы своего бизнеса, они упрекают оппонентов