Наум Синдаловский - Петербургский фольклор с финско-шведским акцентом, или Почем фунт лиха в Северной столице Страница 14

Полтавская битва вошла в русские исторические хроники как одно из важнейших событий, повлиявших на дальнейший ход отечественной истории. Неслучайно одним из первых памятников в Петербурге был поставлен памятник победе, одержанной в Полтавском сражении. В то время памятников в привычном нам виде монументальной скульптуры в России не существовало. Знаменательные даты или события отмечались возведением православных храмов в честь святых, в дни поминовения которых эти победы свершались. Этим подчёркивалась помощь Бога и божьих заступников в ратных подвигах, свершённых воинами. В 1710 году на Выборгской стороне построили деревянную Сампсониевскую церковь в честь победы в Полтавском сражении. Церковь посвятили Сампсонию Странноприимцу, в день памяти которого – 27 июня 1709 года – Россия одержала победу над шведами в знаменитой битве. В 1728–1740 годах церковь перестроили в камне по проекту Доменико Трезини. Судьба собора в советское время ничем не отличалась от судеб других культовых сооружений города. Сначала его разграбили, а затем, в 1938 году, вообще закрыли для верующих. Хорошо ещё, что не разрушили.

В своё время на колокольне собора насчитывалось 14 колоколов. Все они отличались удивительным звучанием и весьма почитались у верующих. К концу Советской власти остался только один, который считался чудодейственным. При храме свято сохранялась давняя традиция свободного доступа к этому колоколу. Верующие люди утверждают, что тот, кто ударит в колокол, непременно избавится от физических и душевных страданий.

При Сампсониевском соборе возникло первое городское общественное кладбище. В первые годы существования Петербурга кладбищ в привычном понимании этого слова не было. Хоронили при приходских церквах, а иногда даже во дворах или вблизи рабочего места, где смерть застигала человека. После освящения Сампсониевской церкви Петру пришла в голову оригинальная мысль: в Петербурге жили в большинстве своём люди пришлые, из других «стран», то есть странники, и кому как не им было покоиться после кончины под защитой странноприимца Сампсония. Это соображение, как гласит народное предание, и навело «остроумного государя» на мысль «назначить кладбище у Св. Сампсония». Это и было первое петербургское общегородское кладбище. В XVIII веке его чаще всего так и называли: «У Сампсония».

Но вернёмся ненадолго в 1709 год. Пётр хорошо понимал значение боевого опыта, приобретённого у шведов в ходе Северной войны. Образно говоря, этот опыт был одним из главных пунктов его «науки побеждать». И тут мы вступаем в область метафизики, науки о сверхчувственном сознании, когда состояние реальности и нереальности выст упают в неосознанном единстве, порождая мир аллюзий, ассоциаций, мистических сближений, совпадений и пересечений. Через два десятилетия после описываемых нами событий в России рождается будущий подлинный автор науки побеждать – Александр Васильевич Суворов.

А. В. Суворов

Суворов утверждал, что род его восходит к некоему шведу, который не то в XVI, не то в XVII веке воевал в рядах русской армии. «По его челобитию» он был принят в русское подданство. Фамилия Суворовых произошла от его имени – Сувора. Этому обстоятельству Александр Васильевич, видимо, придавал немаловажное значение, так как Швеция издавна славилась храбрыми, опытными и исключительно достойными воинами, охотно служившими во многих армиях тогдашней Европы.

Версия или, если хотите, легенда о шведском происхождении Суворова основывается на его автобиографии. Вот как она начинается: «В 1622 году, при жизни Михаила Федоровича, выехали из Швеции Юда и Сувор, и по их челобитью приняты в Российское подданство. Именуемые честные мужы разделились на разные поколения и по Сувору стали называться Суворовы».

Впрочем, есть и финская легенда о происхождении Суворова. Она ещё более сомнительна, поскольку ведёт начало от незначительной приписки первого биографа Суворова Фридриха Антинга, который после слов о шведских корнях рода Суворова добавил: «происходящего из Финляндии». Немец по рождению, Антинг служил офицером в русской армии. Он был личным секретарём и адъютантом Суворова. Ему вроде бы можно верить, хотя известно, что Суворов, лично правивший книгу Антинга, эти слова вычеркнул. Но легенда осталась и до сих пор бытует в современной Финляндии, что особенно важно в контексте нашего повествования.

Столь же высокий смысл, как и в своё шведское происхождение, вкладывал великий полководец и в свою первую награду, полученную им, если верить фольклору, при весьма любопытных обстоятельствах. Да и сама награда была не совсем обычной. Однажды молодой солдат Суворов стоял в карауле в Петергофе. В это время на прогулку вышла императрица Елизавета Петровна. Когда она поравнялась с Суворовым, тот мгновенно вытянулся в струнку и так ловко отдал честь государыне, что та остановилась и, удивлённая выправкой молодого солдата, протянула ему серебряный рубль. И была ещё более удивлена, услышав в ответ: «Не возьму, государыня. Закон запрещает солдату брать деньги, стоя на часах». – «Ну что ж, возьми, когда сменишься», – промолвила Елизавета и положила монету у ног часового. Впоследствии Суворов не раз признавался, что «никакая другая награда не порадовала его так, как эта, полученная за отличное знание солдатской службы».

Свою карьеру Суворов начал капралом в 1748 году и за всю свою жизнь не проиграл ни одного сражения. Его стратегия и тактика заключались в полном и окончательном разгроме противника в условиях открытого боя. В народе он был известен как мастер острых и лапидарных афоризмов, многие из которых вошли в пословицы и поговорки. Большинство анекдотов о Суворове основано на его находчивости и остроумии, на его независимом и не всегда удобном для окружающих характере.

Широко известен анекдот о званом обеде, на который пригласили полководца. Занятый разговорами, он долго не притрагивался к поданному блюду, что вызвало любопытство у Екатерины II. «Он у нас, государыня, великий постник, – попытался сострить Потёмкин, – ведь сегодня сочельник, он до звезды есть не будет». Императрица приказала принести футляр с бриллиантовой звездой, которую тут же вручила Суворову. «Теперь, – обратилась она к Потёмкину, – он сможет разделить со мной трапезу». А Суворову сказала: «Фельдмаршал, ваша звезда взошла».

В другой раз на придворном балу Екатерина решила оказать Суворову особое внимание и, обращаясь к нему, громко проговорила: «Чем потчевать дорогого гостя?» – «Благослови, царица, водкою», – ответил Суворов. «Но что скажут красавицы-фрейлины, которые будут с вами разговаривать?» – «Они почувствуют, что с ними говорит солдат».

Сохранилось предание об официальном приеме в Царском Селе, устроенном Екатериной II. Гостям предложили список блюд, который мог удовлетворить любые, самые взыскательные вкусы. И только Александр Васильевич сумел вызвать переполох на кухне и смутить императрицу, которая только что хвасталась перед собравшимися обилием и разнообразием блюд. Суворов осмелился заказать простые солдатские щи и кашу. И их-то на кухне, к искреннему огорчению Екатерины, не оказалось.

Однажды Екатерина упрекнула Суворова, что он пренебрегает своим здоровьем – ездит легко одетым, и подарила ему роскошную соболью шубу. Суворов поблагодарил государыню и с тех пор всегда возил шубу с собой, но надевал её только при выходе из кареты. «Смею ли я ослушаться императрицы, – говорил он, – шуба со мной, а нежиться солдату нехорошо». Не зря в народе повторяли пословицу, происхождение которой приписывают Г. А. Потёмкину: «Суворова никто не пересуворит».

Между тем, если верить фольклору, Суворов уверял, что у него семь ран. Две получены на войне, а пять – при дворе, и эти последние, по его словам, оказались гораздо мучительнее первых. Если верить фольклору, одна из этих ран оказалась смертельной. Сохранилась маловероятная легенда о том, что полководца по прибытии в Петербург отравили по указанию графа Палена, который в то время «плёл заговор» против императора Павла I и якобы посчитал, что присутствие в Петербурге «преданного трону» великого полководца грозит заговорщикам большой опасностью. Но это не более, чем легенда.

Тем не менее при императоре Павле I Суворов попал в опалу. Согласно фольклору, его подпись будто бы стояла под пресловутым манифестом о престолонаследии, которым Екатерина II отрешала своего сына Павла Петровича от престола в пользу его сына Александра, своего внука. Только через три с лишним года Павел сменил гнев на милость и вызвал полководца в Петербург. Суворов остановился в Коломне, на Крюковом канале, в доме своего родственника, известного графомана Хвостова. Но вдруг заболел и вскоре скончался. Похороны полководца стали одним из наиболее значительных событий павловского Петербурга. Казалось, весь город вышел проводить генералиссимуса в последний путь. Говорили, что даже сам император Павел «нетерпеливо ожидал появления тела полководца, но, так и не дождавшись, уехал и уже потом встретил останки Суворова на углу Малой Садовой и Невского». О похоронах так много и долго говорили в столице, что многие фрагменты прощального ритуала впоследствии трансформировались в более или менее убедительные легенды, до сих пор бытующие в городском фольклоре.