Рабы культуры, или Почему наше Я лишь иллюзия - Павел Соболев Страница 14

На фоне всех рассказанных историй, самоописание ничуть не шелохнулось. Всё рассказанное воспринималось ею же лишь набором случайных ситуаций, не содержащим ничего общего в своём основании, а потому можно было продолжать описывать себя с позиций культурных норм.

Ещё одна подруга рассказывала мне и друзьям, как на вчерашней вечеринке встретила интересного мужчину, который почти сразу предложил поехать к нему. Конечно же, как гордая девушка она дала ему от ворот поворот, потому что ей нужно только, "чтобы всё было серьёзно", и отношения на одну ночь неинтересны. Я слушал этот рассказ с улыбкой, так как она уже больше месяца рвалась приехать ко мне и даже рассказывала, что бы хотела, чтобы я с ней сделал. Но в её самоописании перед друзьями, безусловно, раскрывается и то, как она действительно себя воспринимала.

Или другой пример использования общепринятого культурного инструментария для самоописания: в обществе, называемом православным (то самое "так принято говорить"), индивид склонен и себя считать православным ("так принято думать"), хотя в действительности не знает краеугольных характеристик православия и не может назвать его отличий от католицизма, протестантизма или язычества, то есть по факту, он может являться язычником ровно настолько же, насколько и православным, просто определяет себя через православие, потому что "так принято", "так все говорят", т. е. доминирующее знание. Социология же сообщает, что реальных православных (а не мнимых, которые себя лишь таковыми считают) в России очень и очень мало (Андреева, 2008, с. 70).

Заполняя анкеты сайтов знакомств, большинство американцев указывает, что для них совершенно не принципиальна раса возможного партнёра (доминирующее знание — идеология толерантности), тогда как в действительности страницы афроамериканцев по популярности уступают страницам европеоидов (Rudder, 2014). Наша любовь с детства описывать себя в ключе культурных веяний приводит к тому, что в действительности мы знаем себя очень плохо: мы не знаем, что нам по-настоящему нравится, не знаем свои глубинные мотивы, не знаем, что нами движет и в каком направлении. Мы становимся загадкой для себя.

В юности я считал стереотипы о блондинках несуразицей, а потому был искренне уверен, что цвет женских волос не имеет для меня значения. Но однажды в гости пришла белокурая подруга и, порывшись в моих переписках на сайте знакомств, тревожно сообщила:

— Тебе нравятся брюнетки…

Сначала я рассмеялся, но, просмотрев несколько десятков собственных переписок, действительно понял: блондинок там почти нет. И даже сейчас, когда мне уже 36, могу ручаться — светловолосых женщин в моём богатом окружении немного. Стереотип стал тому виной или нет, но факт остаётся фактом: я заблуждался насчёт собственных предпочтений.

Об этом же говорит Дэн Слэйтер в книге "Любовь в эпоху алгоритмов" (Slater, 2013). Первые сервисы онлайн-знакомств пытались подбирать пары для своих клиентов, исходя из скрупулёзного анализа их предпочтений, указанных в анкете, то есть отталкиваясь от всего того, что пользователи сами о себе сообщили ("мне нравятся такие-то женщины, с такими-то характеристиками"). Но эта затея провалилась, и, видимо, именно по этой причине: люди не знают своих настоящих предпочтений, они не знают себя. Как показал дальнейший анализ, все указанные пользователями критерии выбора партнёра (возраст, религия, цвет волос и т. д.) в итоге оказывались совсем не принципиальными, и на деле люди интересовались совсем другими типажами партнёров. "Мы заметили, что люди очень часто нарушают собственные правила, — признавался директор по алгоритмическому поиску сервиса онлайн-знакомств "Match.com". — Когда видишь проявление привычек — реальное поведение на сайте, — то понимаешь, что они очень далеко отходят от декларированных ими же идеалов" (цит. по Ансари, Клиненберг, с. 103).

Исследования в рамках нейронаук ещё в конце прошлого века показали, что многие свои действия человек склонен объяснять в действительности совершенно случайными способами. Когда испытуемому сверхбыстрым способом показывали слово "Иди", так что он даже не успевал его осознать, он тут же вставал и шёл. На вопрос, куда направился, человек отвечал: "домой за "Кока-колой" (Gazzaniga, 1985, p. 72). В экспериментах люди использовали любую подручную информацию, чтобы объяснить своё поведение, которое в действительности было задано исследователями. В итоге это натолкнуло учёных на мысль о существовании особой инстанции в психике, которая была названа интерпретатором. "Он постоянно объясняет мир, используя данные, которыми обладает в текущем состоянии, и стимулы из внешней среды. Объяснения интерпретатора хороши ровно настолько, насколько верна информация, которую он получает" (Газзанига, 2017, с. 128).

Но лучше случайной информации для объяснения собственного поведения может быть только культура. Культура как набор связных текстов, в которые человек погружен с самого рождения, где пусть и туманно, но всё же озвучено, что и как должно происходить, кто и к чему должен стремиться, что такое хорошо и что такое плохо. Культура в этом плане очень удобна, она вполне очевидна и, главное, неслучайна; культура "уменьшает фактор случайности в человеческом существовании путём придания некоторым видам выбора предпочтительности перед другими" (Фурс, 2005, с. 22). Не удивительно, что именно к культурным нормам порой обращается человек, чтобы объяснить какие-то постыдные аспекты своего поведения ("хотел, как лучше", "старался для всех", "во имя Господа" и т. д.). Стремление объяснить всякий свой поступок с позиции культурных норм демонстрирует как раз репрессивный их аспект: соблюдение норм неосознанно понимается обязательным.

У людей есть ошибочное представление, будто нормы — это нечто такое, согласно чему все живут. Но это не так. В действительности, нормы — это не то, что соблюдается всеми, а то, отклонение от чего всем приходится скрывать. Даже от самих себя. Вероятно, именно потому людям так интересны скандалы со знаменитостями — все эти измены, внебрачные дети и прочие выходки, считающиеся аморальными, — что в них они находят успокаивающее подтверждение нормальности собственных огрехов. Видя, что и другие где-то оступаются, человеку становится легче, и он может на время выдохнуть.

Как замечают философы, нормы — в известной степени иллюзия (Руднев, 2005, с. 25), и потому вести себя прилично — значит пребывать в иллюзии (там же, с. 13). "Будучи в здравом рассудке, невозможно существовать в современном мире и не понимать относительности всех моральных, политических, философских убеждений" (Бергер, 1996, с. 53).

Что интересно, термины "личное" и "неприличное" не зря оказываются близкими по смыслу — это то, о чём принято не говорить. Когда человек желает скрыть что-то, о чём говорить не принято (неприятно), ссылается на то, что "это личное". Говорить можно только об общественном (публичном), что позволено всем, касается всех. Таким образом, личное изначально будто бы признаётся постыдным, уравнивается с ним, с неприличным. Личное отвергается и признаётся чем-то несвойственным