Страдание и его роль в культуре - Юрий Миранович Антонян Страница 14

Отрицаемая церковь, в которой видели отца, тем более, что она постепенно слилась с государственной властью, была отделена от фигуры Христа, добровольные страдания которого расценивались как указание верующим пережить подобное. На этом фоне постоянно, но неуклонно возрастал культ Богоматери, которая затем также стала полновластной богиней, окончательно похоронив христианство как монотеистическую религию. Мать стала доминирующей фигурой средневекового христианства, причем именно на Нее была возложена обязанность оберегать людей от страданий. Таким образом, Она стала их защитницей от своего же сына. Его превратили в маленького ребенка на коленях у Матери и у ее груди, естественно, совсем не страшного. Эта весьма распространенная композиция должна была стимулировать протест против страданий лишь в пассивной инфантильной форме.

Ф. К. Мюллер-Лиер писал, что все бедствия и страдания закономерны. Судьба ежегодно готовит человеческому обществу массу печальных жребиев определенного вида и числа. Одному человеку удается избежать бедствий, но другого они настигают: сегодня — ты, а завтра — я. Закон с железной необходимостью требует определенного количества жертв. Отдельный человек ничего не может поделать против данных статистики. Но когда общество станет действовать солидарно, оно будет бороться с силами рока. И обществу удастся подрезать зло на корню и изменить ужасные данные статистики в свою пользу. Тогда можно будет надеяться, что один за другим будут разбиты все жертвенники, на которых столько тысяч и миллионов людей подвергаются пыткам и смертям.

Можно согласиться с тем, что есть некая средняя величина страданий, но она зависит от многих переменных. Одна средняя величина характерна для «спокойного» демократического общества, и совсем другая — для общества времен войны или революции. Надо ориентироваться на предложенные здесь типологии, хотя, конечно, они отнюдь не являются безупречными. Разные люди в одних и тех же условиях ведут себя различно — это аксиома, которую не нужно доказывать. В целом же трудно согласиться с утверждением Мюллера-Лиера, что большая часть страданий — проявление социальных болезней, трудно потому, что никто и не пытался определить генезис разных страданий, да и весьма сомнительно, что это вообще возможно сделать.

В связи с этим сошлюсь на книгу В. Франкла «Сказать жизни «Да». Он писал, что в «концлагере можно отнять у человека все, кроме последнего — человеческой свободы… И каждый день, каждый час в лагере давал тысячу возможностей осуществить выбор, отречься или не отречься от того самого сокровенного, что окружающая действительность грозила отнять, — от внутренней свободы. А отречься от свободы и достоинства значило превратиться в объект воздействия внешних условий, позволить им вылепить из тебя типичного лагерника… То, что происходит внутри человека, то, что лагерь из него якобы делает — результат внутреннего решения самого человека»[24]. Но тот, кто в лагере уничтожения не смог отстоять внутреннюю свободу, не достоин порицания: этот лагерь представлял крайнюю опасность для жизни, и надо было иметь особую силу воли, чтобы преодолеть ее.

Можно выделить еще одну группу — страдания, связанные с их последствиями. Речь о самоубийствах: то, что человек сам добровольно лишает себя жизни, во многих случаях, хотя и не всегда, означает его горький упрек себе, самообвинение. Это бывает тогда, когда он считает себя виновным в каких-то аморальных, весьма неблаговидных действиях, неких отрицательных последствиях для себя и других, особенно близких и дорогих ему. Так поступают самые совестливые люди с развитым чувством вины[25].

Но суицид может быть вызван и другими видами страданий, например связанных с утратой смысла жизни и неизлечимой болезнью. Возможно самоубийство и потому, что смерть страшна, и человек идет к ней, тем самым преодолевая свой страх. Франкл писал, что неповторимость и своеобразие являются основными составляющими смысла человеческой жизни. В то же время эти два фактора ее существования заставляют остро чувствовать конечность своего бытия. Следовательно, эта конечность должна являться тем, что придает человеческой жизни смысл, а не тем, что лишает ее этого смысла. Перед лицом смерти, рассуждает Франкл, мы обязаны максимально использовать отведенное нам время жизни и не имеем права упускать ни единой из возможностей, сумма которых в результате делает нашу жизнь действительно полной смысла.

Однако очень многие люди считают, что смерть в конечном счете делает жизнь полностью бессмысленной и что все творения человека в итоге не имеют смысла, коль скоро смерть разрушает их. Конечно, не существует способа победить смерть, хотя люди иногда стремятся обрести бессмертие путем продолжения своего рода или создания таких продуктов своего творчества, которые надолго переживут их. Но те, кто постоянно переживает конечность своего существования, могут впадать в отчаяние от осознания такого непобедимого конца. Они не понимают, что смерть, ограничивая жизнь во времени, не лишает ее смысла, а скорее является тем самым, что стимулирует на поиски смысла и составляет смысл жизни. Это, разумеется, ни в коем случае не упрек подобным людям, которые воспринимают жизнь совсем не так, а иначе, отчего впадают в отчаяние, страдают и способны решиться на самоубийство.

А. Г. Амбрумова типологизировала всех людей по принципу устойчивости и глубины социализации. Она выделила и описала семь типов, отмечая суицидоопасность каждого. Только первый из них (интегрированный) не суицидоопасен, поскольку составляющие его лица в полной мере владеют навыками спокойного и уравновешенного контакта, оказываются в большинстве ситуаций терпимыми, внимательными, серьезными и доброжелательными к окружающим, предъявляя к себе несколько более строгие требования, чем к другим. Представители всех остальных типов более или менее склонны к самоубийству[26].

Особое внимание А. Г. Амбрумова уделяет суицидному потенциалу одиночества. Она справедливо указывает на то, что наиболее интенсивное и субъективно тягостное переживание одиночества, с окраской тоскливости, безнадежности, нанесенной обиды, несправедливости, обычно связано со случаями, когда в разряд основных ценностей человека попадают интимные переживания, сексуальные ощущения, родственные связи, дружеские взаимоотношения и привязанности. Переживание одиночества при этом оказывается пассивной эмоцией, провоцирующей изоляцию, уход, отказ от действительности, растерянность, безнадежность. Это едва ли не самый суицидоопасный из всех типов переживания одиночества, поскольку он в наибольшей степени выключает человека из жизни[27].

Острые страдания некоторые люди склонны испытывать при утрате любовных отношений и вследствие супружеских конфликтов. А. М. Полеев по этому поводу писал, что наиболее общей чертой изученных им женщин является их повышенная потребность в любви лица противоположного пола; они отличались крайне низкой толерантностью даже к кратковременному эмоциональному одиночеству и воспринимали свою психологическую зависимость от объекта