Светлана Шомова - От мистерии до стрит-арта. Очерки об архетипах культуры в политической коммуникации Страница 16

Правитель стремится «контролировать ситуации», особенно если они начинают ускользать из рук. Задача Правителя – сделать жизнь максимально предсказуемой и стабильной. Он недвусмысленно заявляет: «У меня все под контролем». Расценивая все человеческие ситуации как исходно нестабильные, Правители вместо них вырабатывают процедуры, политику, обычаи и привычки, которые должны способствовать порядку и предсказуемости[134].

К тому же это человек «с командной, авторитарной манерой поведения» (отсюда все эти «должны» и «нужно»), главная его стратегия – осуществление руководства, а главный страх – «быть свергнутым»…[135]

Сходные риторические закономерности обнаруживаются и при анализе предвыборных выступлений и программ Путина. Заметим, что к конструированию таких выступлений специалисты по политической коммуникации подходят особенно тщательно. Существует даже термин «коммуникативный заряд предвыборных обещаний», фиксирующий важную роль в таком выступлении определенных гарантий на будущее.

Путь к власти усыпан благими намерениями и привлекательными обещаниями кандидата на выборную должность. Чем звучнее, сенсационнее обещание, тем больше шансов, что оно будет услышано… Чаще всего кандидат, нарисовав мрачную картину действительности, обещает изменить все к лучшему. И нет такого избирателя, который бы не считал, что заслуживает лучшей жизни, чем жил до сих пор. На этом его обычно и «ловят». Это тот коммуникационный крючок, который обычно надолго удерживает внимание избирателя[136].

Присутствуют ли «громкие обещания» в обозначенном жанре выступлений интересующего нас политика, и если да – то в какой словесной форме они выражены? Особенностью риторики данного лидера является постепенный отказ от выраженных в речи напрямую, но довольно «размытых» обязательств в пользу конкретных целевых и ценностных модальных установок. М. И. Богачёв, проводивший сравнительный контент-анализ предвыборных выступлений В. Путина 2000 и 2012 годов, отмечает:

Если в 2000 г. Путин обещал выполнить достаточно абстрактные действия – улучшить положение страны на международной арене, вернуть народу утраченную гордость и достоинство, сделать Россию великой державой, поднять уровень жизни и прочие трудно осязаемые вещи, то в 2012 г. автор оперировал более приземленными задачами социального характера: поднять пенсии, увеличить заработную плату, поддерживать контакты с традиционными для России религиями и т. п.[137]

Этот же автор обращает внимание на наличие в обращениях такого рода особых лексических характеристик, создающих образ лидера, «радеющего за Родину» (они описывают «эксклюзивное место России в мире, ее превосходство и мессианскую роль, кольцо врагов вокруг страны, необходимость в жестком контроле и централизации»[138]).

Отметим, что выделенные этим исследователем единицы анализа снова хорошо сопрягаются с уже упомянутым архетипом Правителя. Скажем, цели, поставленные (тогда еще) кандидатом в президенты, – это, в частности, централизация, инвентаризация, учет, законность, (сильное) государство, контроль, защита, помощь слабым, социальное государство. Государственные ценности – суверенитет, (великая) держава, (национальное) достоинство, дисциплина, закон, демократия, сила, контроль. Исследователь выделяет также в текстах лексические характеристики, указывающие на «Превосходство: Эффективное, сильное государство; национальное достоинство; великая держава» и «Обязанность: Жесткий контроль; твердые правила; служебная дисциплина». Иными словами, государство и держава неизменно связываются в мышлении данного политического лидера с понятиями контроля, дисциплины, силы, централизации и твердых правил. Кстати, любопытнейшим образом сходные паттерны реализуются потом и в тех выступлениях Путина, которые носят несколько «частный» тематический характер; например, на встрече с молодыми учеными и преподавателями истории в ноябре 2014 года в его речи, помимо выражения «русское государство», то и дело мелькали слова «важно», «полезно», «объективно», «эффективно», «задача»… С точки зрения настоящего Правителя, под контроль должна быть поставлена даже сама историческая наука: «задача заключается в том, чтобы убедить подавляющее большинство граждан страны в правильности, в объективности наших подходов и презентовать этот результат вашей работы обществу. Выиграть умы, побудить людей самих занять активную позицию на основе тех знаний, которые вы презентуете в качестве объективных»[139].

Таким образом, можно отметить как в предвыборных, так и в текущих, локальных выступлениях В. Путина тот же смысловой «рисунок», те же повторяющиеся «связки» ключевых слов, которые мы видели в Посланиях президента и обозначили как риторические паттерны. При этом характерно, что и другие эксперты, анализируя публичные выступления этого политика, по времени относящиеся к предвыборному периоду, отмечают специфические особенности речи, говорящие о том, что лидер играет «одну из своих ролей – отца нации, национального лидера, размышляющего вслух… Путин продолжает игнорировать то, что не вписывается в его модель мира. Пока он уверен в своем превосходстве»[140].

Интересные закономерности прослеживаются и в чуть менее официальных, но столь же ритуализированных по форме новогодних президентских обращениях. Насчитывающие немалую традицию в нашей стране и достаточно сильно отличающиеся по стилю и антуражу (выступления Л. Брежнева, например, больше напоминали по содержанию годовой отчет, чем праздничное поздравление, а Б. Ельцин первым начал поздравлять россиян с бокалом шампанского в руке), эти политико-коммуникативные обращения в устах В. Путина также претерпевают изменения по мере его пребывания у власти. Так, поздравление с наступающим 2013 годом было достаточно традиционным по дискурсу и хорошо соотносилось с привычной риторической стратегией этого политика; мы обнаруживаем в нем все тот же лингвистический паттерн «Россия – страна – развитие», который видели в Посланиях президента. Но в этот раз он активно дополняется понятием «Родина», «народ» и лексемами «мы», «сами», «общие», «вместе». Поблагодарив за доверие и говоря о том, что «мы сможем уверенно идти вперед», «строить сильное, успешное государство» и т. д., политик заходит в своей риторике дальше обычных коммуникативных обещаний и словно пытается взять под контроль планирования еще и частную жизнь граждан: «…сами станем немного лучше. Станем более чуткими и милосердными, щедрыми и заботливыми к своим близким, своим детям и родителям, к друзьям, коллегам». Это проявление все того же архетипа Правителя, который «все контролирует и за все отвечает», а также постоянно апеллирует к модели «идеального поведения в нашем обществе»[141].

Однако уже в этом обращении становится заметной новая специфическая особенность риторики российского президента, которая с еще большей силой проявилась в следующем по времени новогоднем обращении 2013 года. Заметим, что выступление-2013 вообще оказалось достаточно экстраординарным для устоявшейся политико-коммуникативной традиции. Во-первых, оно прозвучало перед жителями разных регионов нашей страны в двух вариантах (хотя пресс-секретарь президента Д. Песков и назвал появление в эфире версии без упоминания волгоградских терактов «технической недоработкой»[142]). Во-вторых, эти варианты отличались не просто незначительными деталями, а новыми и важными тематическими акцентами: помимо проблемы борьбы с террористами, это добавление к олимпийской тематике упоминания о Параолимпиаде и некоторые другие. Наконец, в-третьих, президент впервые поздравил жителей страны с Новым годом не из столицы, а из Хабаровска, куда «внезапно» прилетел 31 декабря. К слову, последний из упомянутых факторов не стоит недооценивать: формирование определенного пространства политико-коммуникативного акта, нюансы смыслов, возникающие в зависимости от того, видим ли мы президента на фоне кремлевской стены или же на приеме, устроенном в честь участников и ликвидаторов летнего наводнения на Дальнем Востоке, – играют немалую роль в создании общего образа лидера. Политическими психологами давно доказано, что есть разница в восприятии главы государства, держащего речь, допустим, в своем кабинете, и того же лидера, показанного телевидением на фоне «картинки» (прямо скажем, не совсем удачной), изображающей нечто вроде «очереди» на хабаровском приеме – даже если содержание речи совершенно одинаково. Возникнув в теории относительно недавно, употребляемый в разных контекстах (от метафорического до методологического), в самом общем смысле термин «политическое пространство» подразумевает «сферу жизнедеятельности, фактически втянутую в реально идущие политические процессы»[143]. Формируя вместе с политическим временем неповторимую, в каждом конкретном случае особую модель хронотопа политико-коммуникативного акта, политическое пространство помогает инициатору политической коммуникации либо, напротив, затрудняет для него достижение главной цели[144]. Именно поэтому, хотя в данном случае этот нюанс не является предметом нашего специального изучения, не упомянуть о важности такой детали было бы непростительно.