Андрей Буровский - Величие и проклятие Петербурга Страница 16

Но в том-то и дело, что не было никакой необходи­мости строить ни крепость, ни тем более город на За­ячьем острове. Я совершенно серьезно утверждаю, что в этом выборе Петра есть нечто вполне мистическое, не объяснимое никакими рациональными причинами и не сводимое ни к какой военной или государственной не­обходимости. Не объяснимое даже блажью или само­дурством Петра. Действительно — а почему его приво­рожило именно это место? И с такой силой приворожи­ло, что до конца своих дней он обожал свой «Санкт-Питерь-Бурьх»? Это непостижимо.

Глава 7

МИФЫ НАЗВАНИЯ

...в Европу прорубить окно.

А.С. Пушкин

Современный человек (в том числе и житель Пе­тербурга) редко сомневается — этот город назван в честь Петра I. На самом деле город был назван в честь святого Петра. Град святого Петра имел того же небес­ного покровителя, что и Рим — то есть претендовал на такое же значительное положение в мире[21]. Название же города долгое время никак не могло устояться. Санкт -Питербурх, Санкт Питер Бурх, Ст. питербурх, Санкт П. Бурх, Санктпетербург, Санктпетерзбурх, Питерсбург, петрополис, S. Piter Burch, St. Petersburgh, St.P. Burg — такие названия встречаются в официальных источни­ках. Долгое время кто как хотел, так и писал.

При этом герб Петербурга содержал те же мотивы, что и герб Рима (хотя, конечно, и видоизмененные должным образом): перекрещенным ключам в гербе Ва­тикана соответствуют перекрещенные якоря в гербе Петербурга[22]. Город ассоциировался и с Константино­полем, и с Римом, и с Иерусалимом. Чем только не был он в воображении создателей!

Но сразу, еще при жизни Петра, он в сознании со­временников (и самого Петра тоже) становился горо­дом Петра I. Уже упоминавшийся Андрей Нартов пере­дает такие слова Петра, который как раз садился в шлюпку, чтобы плыть к своему домику — бревенчатой избе, в три дня построенной для него солдатами: «От малой хижины возрастет город. Где прежде жили рыба­ки, тут сооружается столица Петра. Всему время при помощи Божией».

Сказано это было в 1703 году, когда только возво­дилась Петропавловская крепость, а славное будущее «Санкт-Питерь-Бурьха» можно было воображать себе решительно каким угодно — поскольку города еще не было.

Тем более к концу XVIII, к XIX веку Петербург ста­новится в массовом сознании «городом Петра», и хотя образованные жители города и империи прекрасно помнят, в честь кого дано первоначальное название, Петербург — гораздо в большей степени город Петра I, чем святого Петра. Град Петра «Из тьмы лесов из топи блат вознесся сильно, горделиво», — писал А.С. Пуш­кин. Какого Петра? Светлого Апостола, ключаря Петра, впускающего в рай достойных, или того Петра, которо­му приписывается создание Петербурга («Люблю тебя, Петра творенье...)? Анализируя тексты, очень легко по­нять, которого из Петров имеет в виду Александр Сер­геевич.

А уж на обыденном уровне, для массового и не очень образованного человека это и не обсуждается.

Глава 8

МИФ О ГОРОДЕ НА КОСТЯХ

И в других землях города росли на костях, но там все было растянуто на века, здесь же и неизвестно, чего больше шло в болотистую землю: человеческих кос­тей или просмоленных свай.

Н.Н. Дубов

«Все знают», что Петербург вырос на костях невероятного количества людей. Что при его строительстве погибли десятки тысяч человек — в основ­ном рабочих, стащенных Петром со всей России, а так­же десятки тысяч пленных шведов. Это обстоятельство настолько общеизвестно и очевидно, что упоминают об этом практически все, пишущие об истории Петер­бурга. Пишут порой вскользь, как об очевидном пред­мете.

Даже самые серьезные историки считают своим долгом упомянуть гибель «большого числа строителей» (Соловьев). Ключевский пишет даже, что «едва ли най­дется в военной истории побоище, которое вывело бы из строя больше бойцов, чем сколько легло рабочих в Петербурге и Кронштадте».

Смущает одно — никто не рискует назвать конкрет­ных цифр. Как-то очень уж неопределенно звучит голос и Соловьева, и Ключевского, и даже всегда очень точный в своих описаниях Г.С. Пушкарев на этот раз становится невнятен: «но дорого стоил этот «парадиз» русскому народу, который должен был поставлять на постройку Санкт-Петербурга тысячи и тысячи рабочих, из которых значительная часть стала жертвами болез­ней и тяжелой работы в нездоровом и непривычном климате»[23].

В некоторых книгах, вышедших в дореволюцион­ной России, вообще как-то не упоминается чудовищ­ная смертность рабочих. Ни всегда точный М.И. Пыляев, ни скрупулезный В.Г. Авсеенко ничего не говорят об этом. Что, запретная тема для времен царизма? Вряд ли, потому что другие историки писали вполне свободно.

В советское время нужно было и героизм народа показать, и царское правительство заклеймить позором за убийство простых людей. Но если цифры и называ­ют — получается неубедительно. Рьяный большевик Покровский, клеймя позором проклятое самодержавие, говорил в своих лекциях: погибло «до ста тысяч». Осто­рожный Мавродин, и тоже на лекциях в Ленинградском университете, склонен был говорить о двадцати... Но оба они, что характерно, ничего не говорят, как высчи­тали число погибших.

В другом месте В.В. Мавродин высказывается еще более своеобразно: «Иностранцы определяют число по­гибших на строительстве Петербурга (1703—1717) в 60, 80 и даже 100 тысяч человек. Но учета погибшим не велось, ни о какой статистике в те времена не могли и помышлять. Зачастую из года в год в списках полу­чавших жалованье, хлебное и денежное ...встречаются одни и те же имена. Это заставляет думать, что ино­странцы приводили значительно преувеличенные дан­ные»[24].

К сказанному добавлю только — шведские источни­ки называют самые большие цифры погибших. Все уже ясно?

Но и В.В. Мавродин, словно спохватившись, добав­ляет: «...нет сомнения в том, что земля будущей столи­цы покоила в себе не один десяток тысяч ее созидате­лей»[25].

А эти-то сведения откуда?!

Но в советское время уже окончательно «все зна­ют», что потери были чудовищные, и вот, даже в учеб­ники проникло: «Тяжелый труд, нездоровый климат, плохое снабжение приводило к высокой смертности среди крестьян и посадских, возводивших петровский «парадиз»... Не случайно впоследствии стали говорить, что Петербург построен «на костях»[26].

Что Санкт-Петербург «стоит на костях», «все знали» уже в прошлом веке, и в художественной литературе об эпохе Петра число невинно убиенных растет поис­тине невероятно. Число погибших и художественная сила изображения их гибели зависят в основном от то­го, как относится автор к петровским реформам, лично к Петру, а особенно к деспотической форме правления. Ведь гибель множества людей, согнанных строить Пе­тербург, так ярко показывает жестокость и вред самодержавия!

Сказанное Н.Н. Дубовым уже частично вынесено в эпиграф, а вот еще, и в духе прямо-таки эпическом: «Петр строил, будто шел на приступ. А во время боя убитых не считают. Здесь не считали и после. Мер ра­ботный люд без счета и сроков. От дурной воды, от дурной еды, от мокряди и стужи, от непосильной рабо­ты и щедрых — батогами — понуканий к усердию. Ну — и от всякой хвори. Не барской, которую немцы-лекари пользовали, вроде тифуса и ревматизмуса. Для простого люда без всяких лекарей хватало отечествен­ных лихоманок — трясовица да невея, подтыница да гноюха, ворогуха да маятница — всех не перечесть»[27].

Еще красочнее бывает поэзия, за что ее и ценят лю­ди знающие. Тут даже трудно выделить какое-то кон­кретное стихотворение, и пусть выбирает сам читатель, что красочнее: призрак ли строителя Петербурга, кото­рый, сам того не желая, придушил бедного больного мальчонку уже в середине XIX века, живописания бо­лезней, гнетущих поголовно всех жителей Санкт-Пе­тербурга, или какую-то другую лапшу на уши. К вашим услугам — целые поэтические сборники[28].

Алексей Толстой потом перековался, и как только Сталин велел — тут же старательно восхвалил Петра и все им содеянное. Но кто же знал в 1909 году, кто и ко­гда придет к власти? А в 1909 году Алексей Толстой в своем «Дне Петра» четко пишет — мол, не боялись вре­менные рабочие наказаний и казней, нарушали почем зря дисциплину — все равно «больше трех лет никто в Петербурге не жил»[29].

Имеет смысл напомнить: временные рабочие жи­ли в Петербурге в две смены с мая по ноябрь, и про­водили, таким образом, в Петербурге по три месяца каждый. Алексей Николаевич пишет очевидную чепу­ху — но когда творится миф, такие вещи мало кого сму­щают.

Пытаясь сделать историю более «правильной», со­ветские писатели писали порой вещи и куда более не­вероятные, чем эти обреченные строители. Ю. Герман в своей «России молодой» сообщает о таком эпизоде Се­верной войны: мол, Карл XII велел отрубить руки всем русским военнопленным. На сто человек оставляли од­ного с одной рукой, чтобы он мог вести остальных домой в Россию. Петр же, узнав о зверстве шведов, стал ставить ефрейторами этих одноруких, а безруких пока­зывать войскам для поднятия их духа[30].