Сергей Беляков - Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя Страница 17

В «Тарасе Бульбе» волы – боевые товарищи запорожцев, что затоптали конницу вражьих ляхов под Дубно: «О, спасибо вам, волы! – кричали запорожцы, – служили всё походную службу, а теперь и военную сослужили!»

Но Гоголь рассказывает о героических временах, когда и волы были боевыми, Котляревский же и князь Долгорукий – о мирных, покорных волах и таких же мирных, покорных людях. Пантелеймон Кулиш с грустью писал о соотечественнике-украинце: «Вы не заметите в нем ни тени политических страстей, волновавших так долго Малороссию. Он даже не сохранил чувства, которое можно назвать героическим. Он простодушно славит сильного, он смиренно клонит голову перед всякою бурею…»[243]

Знаменитый артист Михаил Семенович Щепкин, сам природный малороссиянин, рассказывал анекдот о малороссийском характере. Однажды какой-то «ямщик-хохол» вез господина. Тот, по русскому обыкновению, подгонял ямщика ударами, но ямщик не только не погонял лошадей, но даже не огладывался, и только за полторы версты перед станцией «пустил коней во весь опор». На станции господин устыдился своей жестокости, но спросил ямщика, почему же тот не ехал скорее? «Да ни хотилось», – отвечал тот[244].

В гоголевское время различия между народами не стерлись, не исчезли, напоминая о веках, проведенных порознь. Великолепную характеристику украинскому крестьянину дает издатель «Московского телеграфа»: «В угрюмом, важном лице мужчины, в его высоком росте, подбритой голове, длинных усах, скрытной деятельности души, угрюмом взоре, отрывистых словах – вы открываете древнего росса, смешанного с диким азиатцем, половцем, черкесом, черным клобуком. Одежда его показывает вам в то же время три века власти литовца и поляка»[245].

Украинский народ, когда-то единокровный русским, давно переменился. Века жизни в другом государстве, под властью польских и литовских правителей, изменили его до неузнаваемости.

Хата

Украинские сёла, слободы и даже города заметно отличались от русских. Различия бросались в глаза, о них охотно писали почти все русские путешественники, пересекавшие этнографическую границу Украины.

«Наконец въехали мы в пределы Украины. <…> Везде без исключения мазанки <…> Появились хохлы»[246], – рассказывал князь И. М. Долгорукий о своем путешествии в Одессу и Киев в 1810 году. Но вот путешествие подходит к концу, а князь записывает: «И так простились мы с Малороссией и въехали в Орловскую губернию. <…> Далеко позади нас остались мазанки и белые хаты, в коих чистота красила убожество»[247].

Обилие на Украине известняка, мела и белой глины способствовало появлению этих национальных цветов, еще не жовто-блакитного, но бело-голубого: хаты белили, иногда добавляя синьку, а ставни, так необходимые в жаркое малороссийское лето, часто расписывали именно голубой краской. Но дело здесь, конечно, не только в стройматериалах. Великороссы на юге России тоже умели строить мазанки, а малороссы в Полесье, русины в Карпатских горах ставили деревянные хаты, основой которых служил сруб.

В городе Кролевец Черниговской губернии (юго-восточное Полесье) древесина стоила дешево, поэтому хаты строили из дерева, но украинцы белили их не только изнутри, но и снаружи[248]. Поэтому и деревянный Кролевец даже внешне мало отличался от городов и сел, застроенных мазанками.

«Домы наших русских поселян не дадут также понятия о хатах малороссиян, складенных из кривых дерев, обмазанных глиною и выбеленных, где пол заменен крепко убитой землею»[249], – писал Николай Полевой. Русская изба и украинская хата как два мира, которые говорят о национальных различиях намного больше, чем сочинения историков и публицистов. Еще в гоголевское время это заметил этнограф Вадим Пассек. Сравнивая великороссов с малороссиянами, он увидел принципиальные различия уже в самом отношении к постройке дома. Русскую избу строят на многие годы и покидают неохотно. Если изба не погибнет от пожара, если хозяева будут о ней заботиться, ремонтировать, подновлять, то и проживет она многие десятки лет. Будет «прорастать мхом, сочиться смолой, обновляться резкими, желто-розовыми и белыми, пахучими заплатами»[250], но все-таки жить и жить, переходя по наследству к внукам и правнукам.

Русские деревянные храмы стоят веками, но и столетняя изба – вовсе не исключительное явление. Русская изба – это «замок, обнесенный кольями и соломой», – Вадим Пассек нашел неожиданный и точный образ. Зато малороссийская деревня издалека напоминала ему ряд белых палаток. Но эти «белые палатки» никак не походили на военный лагерь. Если русские избы выстраивались вдоль одной или нескольких улиц, то малороссийское село застраивалось без особой системы, хаты были «беспорядочно разброшены».

Хата «из нескольких бревен, кольев и даже прутьев, неровно сложенных, крепко и гладко замазанных глиною и выбеленных мелом»[251], не так солидна и долговечна. Вместо русских высоких заборов, крытых дворов – плетень, вместо дровяников, под потолок заставленных поленницами, – груды хвороста и щепок у самых ворот.

Эти груды хвороста не мешали общему впечатлению от украинского жилья: чистота, опрятность, изящество украинской хаты общепризнанны. О них писали едва ли не все русские путешественники. Ивану Аксакову, в молодости своеобразному украинофилу, хаты приглянулись. Малороссийские города и села действовали на него умиротворяюще: «Как хороши эти белые хаты, живописно разбросанные по холмам и долинам и выглядывающие так приветливо из-за зеленых садов своих»[252]. Больше малороссийских хат ему понравятся только молдавские: они были, пожалуй, даже беднее, но притом изящнее.

Понравилось украинское жилье и профессору Погодину. Во время своего путешествия 1842 года он проезжал через Лубны, где остановился «у почтенного доктора Петрашевского». Это была, конечно, не крестьянская хата: «Низенький, но обширный дом под сенью черешень, рябин и тополей, среди огромного сада… Что за привольная жизнь в Малороссии!»[253]

Князя Долгорукого хаты только раздражали. На его вкус, они были тесными и бедными, а потому много уступали просторным, теплым сосновым избам русских крестьян. И чем больше наблюдал он малороссийскую жизнь и малороссийские хаты, тем меньше они ему нравились. Если живешь в нищете, то для чего все эти красоты? Живет малоросс в самой бедной хате, где высокий человек не может даже выпрямиться в полный рост, живет «бедно, низко, дрянно; а под окном у него растет грецкий орех, бергамот <…> Что ему в этом дереве радости?»[254]

Зато в хате не было «ни гаду, ни лишнего сору», там не водились тараканы, привычные спутники русского жилья. «Проклятые кацапы, как я после узнал, едят даже щи с тараканами»[255], – жаловался Григорий Григорьевич Сторченко Ивану Федоровичу Шпоньке. Ранний Гоголь еще позволял себе такие выпады против русских. Впрочем, самокритичные русские о тараканах писали даже злее. Вяземский назовет «Русского Бога» «Богом тараканьих штабов».

В белённой известью мазанке намного легче поддерживать чистоту, чем в русской избе. Хаты белили обязательно перед Рождеством и на страстной четверг, а некоторые хозяева и перед всяким значительным праздником. Пассек утверждал, что есть хозяева, которые белят хату каждую субботу[256].

Пол в хате обычно глиняный. Гоголь, описывая хутор пана Данилы в «Страшной мести», между прочим сообщает: «Во всей светлице пол гладко убитый и смазанный глиною»[257]. Только кое-где в Полесье или в домах особо зажиточных хозяев могли настелить дощатый пол. Пол мыли с мылом и солью, чтобы не было ни тараканов, ни блох, ни мокриц[258]. А некоторые еще и посыпали пол особым киевским песком, «какой вы найдете не у всякого губернатора и в канцелярии»[259]. Это был уже сорт особого, крестьянского или мещанского шика.

«Хата бедная, но чистоты необыкновенной <…> кроме белой глины и мелу, здесь употребляют глину кофейного цвета, которою обводится нижняя часть стен и печей. Везде кругом были признаки вкуса, везде видна потребность изящного…»[260] – писал Иван Аксаков о хате, которую видел в Бессарабии. Из текста не совсем ясна этническая принадлежность хозяина хаты, но обычай украшать дом цветной глиной был хорошо известен среди украинских крестьян и не до конца русифицированных украинских панов. Последнее отразилось и в литературе: в хате Тараса Бульбы «всё было чисто, вымазано цветной глиною»[261].

Доброжелательный и приветливый Владимир Измайлов замечал, что малороссияне не богаче русских, но живут «так чисто, так хорошо, гораздо лучше наших крестьян»[262]. В хатах, даже на вкус привередливой барыни Александры Осиповны Смирновой-Россет, «всё было чисто и порядочно»[263].