Алексей Миллер - Украинский вопрос” в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIХ века) Страница 17

37 ЧОИДР. № 2. М., 1848.

38 ЧОИДР. № 3. М., 1847, С. 2—3.

39 Там же. С. 9.

40 Там же. С. 4,

41 Из дневника, веденного Ю. Ф. Самариным в Киеве, в 1850 году // Русский архив. 1877. № 6. С. 232. Как показатель отношения славянофилов к Кирилло-Мефодиевскому обществу чаще цитируют высказывание А. П. Хомякова из его письма Ю. Ф. Самарину от 30 мая 1847 г.: «Малороссиян по-видимому заразила политическая дурь. Досадно и больно видеть такую нелепость и отсталость». Здесь цитату обрывают (См., например: Полещук Т. Російська громадськість та український культурно-національний рух кінця 50-х — початку 60-х років XIX століття // Вістник Львівского університету. Серія Історична. Випуск 33. Львів, 1998. С. 102), но если продолжить ее дальше, то ясно, что полемизирует Хомяков именно с их увлечением политикой, не определяя своего отношения к представлениям братчиков о будущем Украины: «Когда общественный вопрос только поднят и не только не разрешен, но даже и не близок к разрешению, люди, по-видимому умные, хватаются за политику! [...] Не знаю, до какой степени было преступно заблуждение бедных Малороссиян, а знаю, что бестолковость их очень ясна. Время политики миновало [...] Наше дело — борьба нравственная» (Русский архив. 1879. Кн. 3. С. 327—328).

41 Запрет простудившегося Николая І давать ему какие-либо лекарства нередко истолковывают как своеобразную форму самоубийства.

Глава 2. Первые годы царствования Александра II. «Скрытая» стадия активизации украинофильства

Уже первые шаги по либерализации режима в начале царствования Александра II затронули и положение активистов украинского национального движения, репрессированных по делу Кирилло-Мефодиевского братства. Запрет на публикацию их произведений был снят. Костомаров был возвращен из провинции и получил место профессора. Его появление в Петербургском университете было поистине триумфальным — после первой лекции из аудитории его вынесли на руках. У Кулиша вскоре появилась собственная типография в Петербурге. (1) В 1858 г. вернулся в столицу и Шевченко. Вообще Петербург в то время становится центром довольно многочисленного и активного украинофильского кружка. «Жаль мне, что Вы находитесь так далеко от родины и от Петербурга, который, по множеству проживающих здесь украинцев, заменяет нам отчасти родину», — писал Кулиш одному из своих корреспондентов-украинцев в 1861 г. (2)

Бдительность властей по отношению к украинофильству практически сошла на нет. Только некоторые рядовые чиновники, еще помнившие порядки прежнего царствования, временами беспокоили начальство. В 1857 г. петербургский цензор Лажечников, обнаружив в предисловии Кулиша к его исторической хронике «Черная рада» «рассуждения о внесении примирительного начала между двух племен, связанных материально и отчасти духовно, но разрозненных старыми недоразумениями и недостатками взаимной оценки», счел, что «столь важный предмет требует рассмотрения его высшею Цензурою», а потому обратился с запросом в Главное Управление по делам цензуры (далее — ГУЦ).(3) Последнее от бдительного цензора отмахнулось, предложив рассмотреть вопрос «согласно общих правил». (4)

Уже в 1860 г. петербургский цензор В. Бекетов, при рассмотрении очередного произведения Кулиша под названием «Хмельниччина», не найдя в книге «ничего предосудительного, кроме некоторых слов, намекающих на стеснительное положение Малороссии при завладению ею русскими», тем не менее усомнился, «может ли вообще быть допущена история Малороссии, в чем как бы высказывается самостоятельность этого края». (5) И вновь ГУЦ не нашел резонов трактовать украинский вопрос вне «общих правил»: «Цензура вообще не может и не должна препятствовать обнародованию специальных сочинений, касающихся истории разных областей империи, бывших некогда отдельными и ныне составляющих с ней одно целое, если только сочинения эти написаны с чисто ученою целью, без всякой мысли о возможности самостоятельного существования тех областей и без всяких сепаратических учений и настроений». (6) Не обнаружив, по наивности, таковых в сочинении Кулиша, ГУЦ разрешил публикацию «Хмельниччины».

Где правительство проявляло жесткость и быстроту реакции, так это в пресечении весьма энергичных в то время попыток поляков распространять в Западном крае книги на местных языках, печатанные латиницей. (7) Активные усилия по переводу на латиницу письменности тамошних русинов предпринимались в это время в Габсбургской монархии. В мае 1858 г. в Галиции по указанию наместника провинции гр. А. Голуховского была создана специальная комиссия по переводу галицийских русинов с кириллицы на латиницу. Другой проект такого рода был подготовлен с благословения австрийских властей чехом И. Иречеком, занимавшим важный пост в австрийском Министерстве просвещения. (8) Реализовать эти проекты не удалось из-за отчаянного сопротивления галицийских русинов.

Уже в 1859 г. «печатание азбук, содержащих в себе применение польского алфавита к русскому языку», в России было запрещено. В этой связи было указано «постановить правилом, чтобы сочинения на малороссийском наречии, собственно для распространения между простым народом (а это как раз не возбранялось. — А. М.), печатались не иначе как русскими буквами». (9) Аналогичное решение вскоре последовало и в отношении белорусского языка. (10) Таким образом, белорусский и малорусский трактовались как наречия русского языка. В целом эти решения продолжали политику, принятую после восстания 1830—1831 гг., которая, по меткому определению французского историка Даниэля Бовуа, признавала крестьян Западного края экономической собственностью польских землевладельцев, но отказывалась считать их польской культурной и национальной собственностью. (11)

Накануне отмены крепостного права правительство и общественное мнение были озабочены развитием начального образования для крестьян. И здесь особой чуткости к угрозе украинского национализма, а также жесткости ассимиляторской политики не проявлялось. Специальный Комитет, рассматривавший этот вопрос в 1861 г., пришел к заключению, что в первые два года — а к этому, собственно, и сводилось начальное образование во многих областях империи, в том числе и на Украине, вплоть до начала XX в. — преподавание должно вестись на местных наречиях «в тех местностях, где родной язык не есть язык великороссийский», и только на более высоких ступенях языком обучения должен становиться русский. (12)2 (Фактически это решение повторяло нормы Устава 1804 г., предполагавшего преподавание и русской, и местной грамматики.) Замечателен в этой связи рассказ члена Полтавской громады Д. Пильчикова о том, как в 1861 г. в ходе конфликта украинофилов и местных помещиков о языке преподавания в местной воскресной школе «какой-то петербургский генерал зашел в школу, принял к великому нашему удивлению нашу сторону, находил наше притязание вполне законным и — хамократия (так Пильчиков неизменно называет местных помещиков. — А. М.) замолчала».(13)

В начале 1862 г. в Петербурге и Москве можно было свободно купить шесть (!) украинских букварей разных авторов, в том числе Кулиша и Шевченко. (14) В 1862 г. стараниями минского маршалка (предводителя дворянства) А. Аскерка был напечатан и белорусский букварь. (15) Отметим предписание цензурным комитетам от 1858 г. в случае переиздания «Граматки» Кулиша, впервые напечатанной в Петербурге в 1857 г., исключить из нее статьи, «проникнутые национальным украинским духом». (16) Цензурным властям просто не приходило в голову, что само издание украинских букварей гораздо более важно для развития украинского национализма, чем несколько высказанных в них сепаратистских идей! Другая претензия властей к «Граматке» Кулиша, вытекавшая, собственно, из первой, была связана с помещением в ней статей, вызывающих враждебность к полякам. Киевский генерал-губернатор кн. И. И. Васильчиков под влиянием жалоб местных помещиков обращался в 1858 г. к министру народного просвещения с просьбой запретить именно по этой причине продавать «Граматку» во вверенных ему губерниях, а в последующих изданиях эти статьи изъять. (17)

Власти не только не чинили препятствий для издания украинских букварем, но ассигновали через МНП 500 рублей для издания украинских учебников для народных школ. (18)

Украинские активисты даже попытались использовать церковные структуры для распространения букваря Шевченко в народных школах. В начале 1861 г. группа харьковских украинофилов отправила 6000 экземпляров букваря Шевченко киевскому митрополиту Арсению для использования их в народных школах. Сам факт, что организаторы этой акции не запросили Арсения о готовности принять книгу, но сразу послали ему такое огромное число экземпляров, войдя в весьма серьезные расходы, говорит о том, что они не ожидали встретить какие-либо препятствия с его стороны. Митрополит, однако, проявил осторожность и 19 апреля отправил обер-прокурору Святейшего Синода А. П. Толстому запрос о том, стоит ли ему принимать этот дар и вообще о мнении правительства насчет использования малорусских букварей в народных школах. (19) Толстой 20 июня переадресовал запрос Арсения начальнику III отделения В. А. Долгорукову. (20) Долгоруков в свою очередь тут же передал письмо Толстого министру народного просвещения Е. В. Путятину, который запросил справку от подчиненного ему Главного управления цензуры. Последнее сообщило, что «по цензуре нет распоряжения, чтобы не дозволять печатать буквари на малороссийском языке. Только постановлено правилом, чтобы сочинения на малороссийском наречии, писанные собственно для распространения их между простым народом, печатались не иначе как русскими буквами, и чтобы подобные народные книги, печатанные за границею польским шрифтом, не были допускаемы ко ввозу в Россию». В канцелярии Путятина на этом документе была сделана приписка: «Главное управление цензуры постановило: препятствовать нет законных оснований, но лучше не поощрять наречий, разъединяющих два племени. Представить подробнее рассмотреть г. т[айному] советнику] Тройницкому. 8 июля 1861 г.» (21) Таким образом, в середине 1861 г. ни Синод, ни III отделение, ни МНП не имели сколько-нибудь ясной позиции по вопросу о допущении в начальную школу украинских учебников.