Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров - Стэнли Коэн Страница 17

означает начать с описания, перейти к другим фазам реакции и далее вернуться к предупреждению и воздействию. Книга разделяется на три части: в первой (и главной) части прослеживается развитие и отголоски реакции, в особенности как она отразилась в массмедиа и в действиях организованной системы социального контроля. Она состоит из трех глав: «Описание», «Реакция: мотивы мнений и установок» и «Реакция: фазы спасения и ликвидации ущерба». Во второй части книги рассматриваются последствия реакции, а в третьей определяется – в историческом и структурном отношении – увеличение числа народных дьяволов и рост моральной паники.

Такая структура книги подразумевает, что в первой части моды и рокеры вряд ли вообще будут походить на «настоящих, живых людей». Они будут рассматриваться с точки зрения социетальной реакции, а в ее глазах они обычно предстают бесплотными объектами, пятнами Роршаха, на которые проецируются реакции. Прибегая к такому ходу изложения, я вовсе не предполагаю, что эти реакции – хотя они и включают элементы фантазии и избирательного искаженного представления – иррациональны и что моды и рокеры не были реальными людьми с определенными структурными корнями, ценностями, целями и интересами. Не были они и существами, неспособными к ответной реакции, которых толкали и тянули за собой силы социетальной реакции. Я выстраиваю линию рассуждения таким образом для пущего эффекта, позволяя модам и рокерам обрести плоть лишь тогда, когда их предполагаемые идентичности были представлены для публичного обсуждения.

Глава 2

Описание

Как я уже сказал, я буду уделять больше внимания зрителям, чем действующим лицам. Теперь – прежде чем приступить к анализу первых этапов реакции – я бы хотел поговорить о типичной сцене и декорациях, в которых разворачивались драмы модов и рокеров. Конечно, различия между «зрителями», «действующими лицами» и «сценой» отчасти искусственны, поскольку драматургическая аналогия, на которую они опираются, остается лишь аналогией. По мере того как драма модов и рокеров развивалась своим чередом, сценарий менялся, и реакция каждой последующей аудитории преобразовывала характер сцены. Однако что-то оставалось неизменным; стоит отметить ряд отличительных черт декораций – в контексте их влияния на происходящее.

Социологи редко прибегают к данному описанию общего контекста, помещая в центр внимания такие глобальные категории, как преступление и делинквентность, и номотетически анализируя их с целью вывести общие законы и взаимоотношения. Идеографические описания конкретных событий или мест были оставлены на долю журналистов и историков, и если использовались, то лишь в иллюстративных целях. С точки зрения канонов конвенциональной социологической практики это, вероятно, легитимно, но все же отсюда следует, что информация об отдельных проявлениях этих глобальных категорий не собиралась ни в каких теоретически значимых терминах. Так, в отношении молодежного бандитизма или коллективного насилия среди несовершеннолетних имеется ряд теорий достаточно высокого уровня наряду со сложными описаниями межличностных процессов внутри групп. Зато мало натуралистических описаний – каково это, расти в гетто или жилом комплексе, ходить на поп-концерты под открытым небом, участвовать в рок-н-ролльном бунте пятидесятых[76]. Поразительное число исследований в таких областях, как молодежный бандитизм и столкновения на расовой почве, опирается на сведения из вторых рук или чрезвычайно предвзятые источники.

Обстановкой, в которой разворачивалась драма модов и рокеров, были английские праздничные дни на море и все, что связано с этим ритуалом. Журналист, который написал, что, «пожалуй, не будет ошибкой подыскать объяснение [беспорядкам] в характере британских выходных на море»[77], лишь слегка преувеличивал важность ситуационного элемента. Эта обстановка несильно изменилась с того самого Троицына дня, который тридцать лет назад описывал Грэм Грин в «Брайтонском леденце». Хейл провел в Брайтоне три часа:

Он прислонился к перилам у Дворцового мола и повернулся лицом к толпе, которая беспрерывно раскручивалась перед ним, словно моток двухцветного провода, – люди шли парами; по лицу каждого было видно, что он твердо решил сегодня как следует повеселиться. Всю дорогу от вокзала Виктория они простояли в переполненных вагонах; чтобы позавтракать, им придется долго ждать своей очереди; в полночь, полусонные, они будут трястись в набитом поезде, опаздывающем на целый час, и по узким улицам, мимо закрытых баров, устало побредут домой. С огромным трудом и огромным терпением они выискивали зерна удовольствия, рассеянные на протяжении этого длинного дня: солнце, музыку, шум миниатюрных автомобилей, поезд ужасов, проносящийся между рядами скалящих зубы скелетов под набережной у Аквариума, палочки Брайтонского леденца, бумажные матросские шапочки[78].

На той же набережной возле Аквариума во время Троицына дня 1965 года я брал интервью у двух пенсионеров из Южного Лондона, которые проводили в Брайтоне большую часть выходных на протяжении тридцати лет. Они говорили об изменениях, заметных каждому: люди выглядели лучше, было меньше туристов, приехавших на один день, и автобусов, меньше молодых супружеских пар («все уехали на Коста Брава»), все подорожало, и, конечно, на улице стало больше молодежи. Молодые люди были повсюду: на мотороллерах, мотоциклах, они набивались в поезда, приезжали автостопом из Лондона, лежали на пляжах, разбивали палатки на скалах. Но в остальном для этих стариков мало что изменилось. Они об этом не говорили, но, возможно, по сравнению с Брайтоном Грина произошло одно изменение к лучшему: уже не ощущалась та угрожающая атмосфера, что окружала «банды бритв» и драки на гоночных трассах в двадцатые и тридцатые.

Сценой первого эпизода модов и рокеров, которая должна была задать тон всем остальным и придать феномену его отличительные контуры, стал не Брайтон, а Клактон – небольшой курортный городок на восточном побережье Англии. Он никогда не был богатым и популярным, как Брайтон, там традиционно собирались трудные подростки из Ист-Энда и северо-восточных пригородов Лондона. Как и в Грейт-Ярмуте, его ближайшем соседе, где позже развернулись события модов и рокеров, возможности Клактона в плане удобств и развлечений для молодежи были довольно ограничены.

Пасха 1964 года прошла хуже обычного. Было холодно и влажно; что и говорить, пасхальное воскресенье выдалось самым холодным за восемьдесят лет. Владельцы магазинов и киосков были недовольны, молодежь скучала и злилась, из-за слухов о владельцах кафе и барменах, которые отказывались обслуживать некоторых юнцов, раздражение росло. Несколько групп затеяли драки на улицах, швыряясь камнями. Группировки модов и рокеров – разделение между ними изначально основывалось на стиле одежды и образе жизни, а закрепилось позднее, но в то время еще полностью не устоялось, – начали отделяться друг от друга. Повсюду грохотали мотоциклы и мотороллеры, звенели разбиваемые окна, рушились пляжные хижины, а один парень выстрелил из стартового пистолета в воздух. Толпы на улицах, шум, всеобщее раздражение и действия неподготовленной и