М. Гузик - Игра как феномен культуры Страница 18

В рыцарском турнире – конном состязании в честь дамы сердца – границы между сферой серьезного и игрой были зачастую размыты. Например, чтобы выбрать себе противника, рыцарь ставил в течение года первого числа каждого месяца у источника («источника слез») шатер с изображением дамы, держащей единорога с тремя щитами (мифический единорог с одним длинным прямым рогом на лбу – символ чистоты, девственности, аллегория воплощения Христа от девы Марии). Проезжающий мимо шатра странствующий рыцарь или его оруженосец должен был коснуться одного из щитов и дать обет вступить в поединок с рыцарем у источника. Второй способ вызова на турнир назывался «путами дракона»: четыре рыцаря располагались на перекрестке и вступали в поединок в честь проходящих дам. Если рыцарь во время поединка падал наземь, то он должен был в течение года носить на руке золотой браслет с замком до тех пор, пока его не освободит дама, у которой окажется ключ. Ей он и будет служить, совершая подвиги во имя любви.

Куртуазная любовь, рыцарские турниры и сражения воспевались поэтами-трубадурами Прованса – области, расположенной на юге Франции. Игровой элемент наиболее сильно ощущается в таких жанрах провансальской лирики, как тенсона, альб (альба), пасторела (пастурела). В тенсоне – споре двух поэтов на литературные и моральные темы – звучат отголоски культовых состязаний. Сохранилась тенсона, в которой «магистр поэтов» Гираут де Борнейль (годы творчества – 1170 – 0210), сторонник «ясного» стиля, понятного его слушателям, ведет спор с Рамбаутом III графом Оранжским, изысканным поэтом, склонным к различным экспериментам.

Форму диалога нередко приобретала альба – строфическая песня о тайном свидании влюбленных, причем стоящий на страже оруженосец или друг должен на заре предупредить их об опасности. В пастореле рассказывалось о встрече рыцаря с пастушкой, которую он пытается соблазнить; в сюжет мог быть включен влюбленный в девушку пастух. Рыцарская поэзия отличалась виртуозной игрой слов, замысловатыми рифмами. Как отмечал А.С. Пушкин, трубадуры «играли рифмою, изобретали для нее всевозможные изменения стихов, придумывали самые затруднительные формы» («О поэзии классической и романтической»). С 1323 года в Тулузе стали проводить поэтические состязания – Цветочные игры.

Своеобразной пародией на куртуазное служение даме сердца являются игривые кансоны Гильома IX, герцога Аквитанского (1072 – 2126):

Куртуазный треугольник, лежащий в основе альбы, высмеивается в серенаде Гираута Рикьера (конец XIII в.). Стихотворение интересно еще и тем, что дает представление о старинном празднике под названием «майское дерево». Девушки украшают майское дерево, выбирают «апрельскую королеву» и «молодого короля», ведущего хоровод. Участники этой ролевой игры смеются над распорядителем танцев вокруг майского дерева, старым и ревнивым мужем «королевы», распевая: «Все цветет, вокруг весна! / Эйя! / Королева влюблена, / Эйя! / И, лишив ревнивца сна, / Эйя! / К нам пришла сюда она, / Как сам апрель, сияя».

К числу популярных игр, распространенных в рыцарской среде, относились кости, шары, шашки и шахматы. Правила игры в кости не сохранились. Известно, что числа в определенной последовательности наносились на противоположные грани кубика, изготовленного из дерева или слоновой кости. Кости использовались для игры в «хазард» (риск) и в триктрак. В 1215 г. IV-й Латеранский собор запретил эти игры, так как они шли на деньги. Однако «короли» и «королевы» праздников по-прежнему выбирались путем метания костей. К старинной игре в шары восходит название улицы Пэлл-Мэлл в центральной части Лондона. Игра в шашки входила в систему воспитания будущих рыцарей. Считалось, что эта игра прививала навыки этики и тактики рыцарских поединков.

Шахматы, которые были завезены в Европу арабами в XI веке, олицетворяли феодальный мир (сеньор, рыцарь-вассал и замок), что определило названия основных фигур, переведенных с арабского: шах – король, визирь – королева, скала – башня (ладья), всадник – рыцарь (конь). В Британском музее хранятся шахматные фигурки, изготовленные из костей тюленя и китового уса, вероятно, в Голландии около 1150 – 0200 гг. Они были найдены на острове Луи (Внешние Гибридские острова) в Шотландии. Это – фигурки сидящих короля и королевы, облаченных в мантии епископов, рыцарей верхом на конях, стоящих слуг-охранников и пешек в форме обелисков. Во Флоренции среди экспонатов музея Барджело есть шахматная фигурка рыцаря из слоновой кости (конец XII в.). Рыцарь представлен в боевой кольчуге, поверх которой надето обшитое галуном сюрко; голова и нижняя часть лица защищены кольчужным капюшоном, под ним – цилиндрический шлем. На одном из рисунков, украшавших большую гейдельбергскую рукопись XIV века, были изображены знатная дама и рыцарь за игрой в шахматы.

В конце XIII века доминиканский монах из Ломбардии Иоанн Кессолийский написал трактат, в котором отождествил человеческую жизнь с шахматной игрой. Его сочинение послужило основой для многочисленных стихотворных шахматных аллегорий. Одной из наиболее удачных являлась «Книга о шахматах» (1337 г.) сельского пастора Конрада из Амменхаузена (Северная Швейцария). Он уподобил социальные слои общества шахматным фигурам. Верхние ступени сословной иерархической лестницы занимают король, королева, представители юриспруденции (слоны), рыцари (кони), ландфогты (ладьи); нижние ступени – бюргеры и крестьяне (пешки). Многочисленные списки свидетельствуют о популярности этой книги. Во время крестовых походов на мусульманский Восток (XI – XIII вв.) в Европе появились карты.

Игровой мотив проник и в средневековую литературу, что нашло отражение не только в построении произведений, но и в их названиях. Например, миракль «Игра о святом Николае» Жана Боделя (1200 г.), в котором рассказ о чудотворной силе христианского святого сменяется изображением городского трактира, где воры и бродяги играют в кости. Грани между игрой и жизнью стерты в комической драме французского трувера Адама де ла Аля (ок. 1240 – после 1285) «Игра в беседке», которая ставилась первого мая в день ярмарки и народного праздника в Аррасе, родном городе автора. Во всех трех частях этого произведения – «карнавально-автобиографической», «карнавально-фантастической» и «карнавально-пиршественной» (М.М. Бахтин) – присутствуют гротескный дух, необузданность, различные детали карнавального типа (бубенчики, под звон которых проходит «войско Эрлекина»; игра в кости, «колесо Фортуны», высоко возносящее одних и низвергающее других), пародийное обыгрывание трактирщиком монаха, исцеляющего дураков с помощью реликвий. В пьесе «Игра о Робене и Марион» де ла Аль использует широко распространенный пасторальный мотив о том, как галантный рыцарь пытается соблазнить красивую пастушку, но она остается верна своему избраннику. В «Собрании французской поэзии» Жана Лонжи и Венсана Сертена есть поэма, написанная в стиле партии в кегли, где игре приданы образы земной жизни с ее горестями и бедами.

Как и в странах Западной Европы, утверждение христианства в Древней Руси (988 г.) сопровождалось уничтожением идолов и языческих капищ, однако языческие верования прочно держались в древнерусском обществе на протяжении многих веков. Это явилось одной из причин православного двоеверия и привело к тому, что церковь вынуждена была приспособиться к языческим обрядам, частью которых являлась игра. Божество Перун превратился в пророка Илью, громыхавшего на небе в разгар летних гроз; покровитель ремесла и скота Велес – в святого Власия. Купала слился с образом идеального аскета, пустынника Иоанна Крестителя, дав начало Ивану Купале. Божество весеннего плодородия Ярила, ассоциировавшийся с отмыкателем неба и земли Юрием, превратился в Георгия Победоносца, у которого просили благословения пашням и урожаю, называя «водоносом», так как Юрьева роса увлажняла землю. Масленица и масленичные игры свободно влились в христианский цикл праздников точно так же, как поминальная кутья-страва, расписные яйца и др. Летние Святки (игры в честь бога Световида) отчасти слились с христианской Троицей, а зимние Святки – с рождественскими праздниками. Пасха – праздник христианского спасения и воскресения – соединилась с языческой Радуницей – днем памяти предков и всех умерших.

На Рождество (с 24 декабря по 6 января по старому стилю) ряженые несли во главе толпы рождественскую звезду: в Евангелии от Матфея мудрецы с Востока следовали за вифлеемской звездой, чтобы почтить новорожденного царя иудеев и принести ему дары (Вифлеем – место рождения Христа). Парни играли в жениха и невесту. Жених теряет шляпу, невеста – венец. Все начинают искать, устраиваются стычки с ряжеными, изображающими животных. Когда потеря находится, обрадованные жених и невеста скачут на палках, увенчанных лошадиными головами. Участники торжества разыгрывали игры с купцом-торговцем, с цыганом и другими ряжеными, устраивали соревнования: кто кого пересмешит, кто последним скажет потешку и т.д. К числу популярных игр относились также жмурки и фанты. Важное место отводилось вертепному представлению. Ряжение и ношение масок вызывало неодобрение церковников. В поучении архиепископа Луки (XII в.) запрещалось «москолюдствовать», то есть надевать маски. В Кормчей рукописи XIII в. маску называли «обличьем игрещ», в «Стоглаве» (1551г.) – лицами косматыми, козлиными, сатирскими или скуратами.