Монстры у порога. Дракула, Франкенштейн, Вий и другие литературные чудовища - Алексей Вдовин Страница 18

Неудивительно, что после обеда герой вдруг понимает, что сейчас произойдет нечто ужасное. Крутогорова топает ногой и указывает Анфисе на него, как будто отдавая команду собаке наброситься на свою жертву. Не стану пересказывать эту страшную сцену, во время которой герой успевает пережить целую палитру весьма сильных ощущений. Скажу лишь, что ему удается вырваться из железных рук как Анфисы, так и Нины Александровны…

Возникает вопрос, почему в русском модернизме начала XX века вампирами или монструозными существами чаще выступали, судя по всему, женщины? Надо сказать, что и в европейской литературе с легкой руки Гёте и Ле Фаню вампирши были частыми гостьями. Так что удивляться следует не этому, а лишь тому, как мало было создано значимых русских образов вампиров-мужчин.

Справедливости ради скажем, что в XIX веке самыми каноническими вампирами и вурдалаками в мужском обличье стали… бюрократы и чиновники. Да, их обессмертил гений великого драматурга Александра Сухово-Кобылина в пьесе «Смерть Тарелкина» (1869). Ее протагонист Кандид Тарелкин – крупный должник и отъявленный мошенник. Чтобы избежать исков от кредиторов и отомстить своему давнему врагу генералу Варравину, Тарелкин инсценирует собственную смерть. Вместо него хоронят куклу, начиненную протухшей рыбой, а сам Тарелкин, сняв свой парик и вставную челюсть, прикидывается скончавшимся соседом Копыловым. В какой-то момент выясняется, что по документам и Тарелкин, и Копылов мертвы, и полицейские с подачи Варравина начинают считать Тарелкина вурдалаком, порождением тьмы, живым мертвецом.

Афиша спектакля «Смерть Тарелкина» в Национальном театре (Будапешт).

National Museum and Institute of Theatre History, Small Print Library

Однако судебные следователи в конце концов выводят мошенника на чистую воду и устраивают ему пытку жаждой, чтобы выбить признательные показания:

Расплюев. Говори – ты мцырь?

Тарелкин. Ну, мцырь.

Расплюев. Ты вуйдалак, упырь?

Тарелкин. Да, да… ох…

Расплюев. Кто твои сообщники?

Тарелкин. Весь Петербург и вся Москва.

Расплюев (Оху). Вот оно!.. (Вслух.) Показывай поимянно – кто и кто?

Тарелкин. Мало ли их!..

Расплюев. Показывай, говорю!.. Ну главных зачинщиков показывай!

Тарелкин. Максим Варравин, экзекутор Живец, частный пристав Ох, квартальный поручик Расплюев.

Расплюев (смешавшись). Вот те раз!.. (Оху.) Что же тут прикажете делать.

Варравин (Расплюеву). Продолжай!..

Расплюев. Говори, что вы делали?

Тарелкин. Ох… людей морили.

Таков монструозный образ русской бюрократии. К ней относится и гоголевский нос майора Ковалева, «оно» в виде урагана из финала «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина. История прекращает свое течение, «оно» пришло, и чудовищный градоначальник исчезает. Таков апокалиптический конец бюрократической машины города Глупова. Превзойти эту российскую жуть удалось, пожалуй, лишь Францу Кафке в XX веке. Не знаю, стоит ли гордиться монструозной бюрократией в ее литературном воплощении, но, пожалуй, это все, что мы можем предложить на литературный экспорт.

Глава 7. Релокация монстров, или Городская готика конца XIX века

Эта глава транзитная, ибо посвящена транзиту – перемещению монстров. В ее названии есть слово «релокация». Я долго думал, как назвать переход от одного типа монстров к другому, и не придумал ничего лучше этого актуального слова. Сейчас многие по всему миру релоцируются. Без разговора о том, как это делают монстры, невозможен рассказ о «Дракуле» в следующей главе. А в этой мы будем то с одной, то с другой стороны подбираться к мантии графа. Это очень сложно устроенный монстр. Для того чтобы разобраться в его составных частях, нужно обсудить множество проблем, связанных с жизнью в Великобритании в конце XIX века. Хотите – верьте, хотите – нет, но без этого никак.

Примерно с 1880 года в мире европейских монстров произошли большие изменения. Говоря коротко, они сильно размножились и получили новый статус в культуре. Вот список самых знаменитых «реваншистских» готических романов 1880–1910-х годов:

1886 – «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» Роберта Льюиса Стивенсона (Лондон);

1890 – «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда (Лондон);

1897 – «Дракула» Брэма Стокера (Лондон);

1897 – «Жук» Ричарда Марша (Лондон);

1910 – «Призрак оперы» Гастона Леру (Париж);

1915 – «Голем» Густава Майринка (Прага) и много других произведений.

В этой главе мы будем обсуждать новеллу «Кармилла» Джозефа Шеридана Ле Фаню и роман «Жук» Ричарда Марша, а в следующей обратимся к главному произведению о вампирах – «Дракуле» Брэма Стокера. Вы видите в списке и другие готические произведения. Правда, не всегда в них фигурирует какой-то страшный монстр. Именно поэтому мы не будем рассматривать, например, «Портрет Дориана Грея» или приключенческие романы Генри Райдера Хаггарда, невероятно популярного автора той эпохи. За 20–30 лет на рубеже XIX и XX веков было создано столько удачных произведений о монстрах, что остается только восхищаться, как писателям удавалось создавать образы, которые и были популярны при жизни их авторов, и до сих пор тиражируются различными видами искусства.

Представьте себе, например, обложку романа Ричарда Марша «Жук», одного из британских бестселлеров 1890-х годов, чьи продажи поначалу превосходили «Дракулу» Брэма Стокера. Для карманного издания 1959 года художник придумал изобразить на ней гигантского черного с зеленым отливом жука на мрачном чернильном фоне. Он покушается на беспомощно лежащую женщину. Жуткое зрелище. Главный вопрос, связанный с новым статусом монстров, заключался в том, могут ли они угрожать не только главным героям произведения, но и всему миру. Даже более прямолинейно: может ли жук угрожать всему человечеству? Для эпохи Мэри Шелли и Гоголя этот вопрос не имеет смысла. Как может какое-то одно чудище угрожать всей человеческой цивилизации? В литературе ничего такого не было. Правда, помните, во «Франкенштейне» есть намек на эту проблему. Если бы существо получило от Виктора Франкенштейна супругу, то народились бы маленькие «франкенштейнички», которые могли бы постепенно создать свои поселения по окраинам континентов и в итоге вытеснить людей. Но это лишь гипотетическая угроза, никакого реального размножения монстра в романе мы не видим. До начала XX века готическая литература не знала таких нашествий. Даже в романе Ричарда Марша жук возникает в единственном экземпляре, а не целой стаей. Он материализуется в Лондоне и угрожает только его жителям, а не всему миру. На самом деле даже Дракула в романе Стокера был более опасен для человечества, чем этот страшный жук. Огромное полчище насекомоподобных монстров будет угрожать миру лишь в XX веке, например в фильмах «Мутанты» (1997) или «Атака пауков» (2002).

Обложка первого издания романа Ричарда Марша «Жук».

Marsh, Richard, The Beetle: a mystery, etc. London: Skeffington & Son, 1897

Прекрасная дева и чудовище на рисунке финского художника Аксели Галлен-Каллелы. 1906 г.

Photo: Finnish National Gallery / Jenni Nurminen

Тем не менее в XIX веке что-то в монстрах все-таки меняется. Попробуем рассмотреть под микроскопом, какая именно трансформация произошла, почему монстры стали более опасны для жизни людей и все чаще начали релоцироваться с далеких окраин в самое сердце европейских столиц. Британия – неоспоримый лидер по количеству монстров в литературе. Почему так? Эти и другие проблемы можно свести к трем основным вопросам:

1. Почему в 1880–1890-е годы вернулась мода на готический роман?

2. Почему это произошло в Британии?

3. Какие монстры были в топе?

Таким образом, на этот раз в центре нашего разговора будет не один монстр, а целое созвездие известных чудовищ конца XIX века. Посмотрим, из чего они сделаны и в каком контексте возникали.

Начнем с первого вопроса. Что происходит с готикой? Конец XIX века – эпоха возрождения интереса к готическим романам. Напомню, их первая версия (так сказать, 1.0) появляется на рубеже XVIII и XIX веков. Спустя сто лет новая волна готических романов принесла версию 2.0. Что изменилось?

Давайте сначала разберемся, как мы воспринимаем готику и ужасы. Исследователи пришли к выводу, что у читателей и литературных персонажей есть три базовые реакции на вторжение необычных существ. Если их появление объясняется с рациональной точки зрения (сон, сумасшествие, алкогольное опьянение или воздействие опиума, как у Эдгара По), то речь идет о «сверхъестественном». Если герои романа, повести или рассказа признают (и мы с ними соглашаемся), что монстры действительно есть и это не подлежит ни малейшему сомнению, то тогда говорится о «чудесном». Если же в тексте дается двойная мотивировка (колебание между «сверхъестественным» и «чудесным»), то читатель имеет дело с подлинно «фантастическим». Непростая классификация, на самом деле.

Но если, вооружившись ею, посмотреть на конкретные произведения XIX века, то будет интересно. Мы