Наталья Яковкина - История русской культуры. XIX век Страница 19

В специально построенном для Лицея здании рядом с Екатерининским дворцом размещались хозяйственные помещения, больница (на I этаже), большой зал, классы и классные комнаты для занятий после уроков (на II и III), на IV этаже — спальни воспитанников, состоящие из небольших комнат, разделенных перегородкой, с умывальником, постелью, шкафами для белья и платья. Пища, по отзывам воспитанников, была прекрасная и обильная. Распорядок дня был составлен таким образом, что занятия чередовались с отдыхом; подъем в 6 часов утра, с 7 часов — молитва и чай, с 8 до 9 — урок, с 9 до 10 часов — отдых, с 10 до 12 часов снова уроки, потом с 12 и до 2 часов обед и отдых; с 2 до 5 часов — уроки. В 5 часов — вечерний чай и до 8 часов — свободное время. В 8 часов ужин и в 10 часов вечера — отход ко сну. Большое внимание уделяли воспитатели физическим упражнениям лицеистов. Зимой, после вечернего чая, в 5 часов лицеисты катались на коньках на небольшом четырехугольном пруду перед дворцом. Кроме этого ежедневными были верховая езда, фехтование, летом — плавание и гребля. Директор Малиновский устраивал различные подвижные игры, летом организовывал пешеходные прогулки в Колпино, Павловск, катание в шлюпках по озерам и прудам Царского Села.

Дом директора стал родным для лицеистов. Горчаков после поступления в Лицей писал родным, что «трудно выразить словами, какой прекрасный человек Малиновский, что он относится к воспитанникам, как к своим детям, и не делает разницы между ними и своим сыном». Малиновский постоянно переписывался с родными воспитанников, сообщал об их самочувствии, успехах. Трогательно заботился о своих подопечных. Так, заболевшему Есакову по распоряжению директора специально доставали козье молоко.

После ранней кончины Малиновского его преемник Е. А. Энгельгардт продолжил традиции лицейского воспитания. Ученики высоко ценили его как человека и наставника: «Он никогда не посещал классов, предоставляя полную свободу и самостоятельность профессорам-преподавателям… и действовал на воспитанников ежедневным с ними общением. Он имел обыкновение в младшем курсе приходить почти ежедневно после вечернего чая и занимал нас чтением, беседою (иногда шутливою); беседы эти не имели никогда характера педагогического наставничества, а были приноровлены к возрасту, служили к развитию воспитания и внушению им правил нравственности; особенно настаивал он на важности принципа правдивости… На старшем курсе беседы его клонились к развитию понятия о долге».[100] Высокогуманный, высоконравственный девиз Малиновского — «общая польза», воспитавший стремление приносить пользу, служа «общему благу», стал и девизом Энгельгардта, который говорил: «Доколе человек не умер, он должен иметь беспрестанно в виду великую цель: споспешествовать (то есть содействовать — Н. Я.) и общему благу». Энгельгардт был не только прекрасным педагогом, но и хорошим организатором — при нем был налажен быт и дисциплина лицеистов, расшатанные после смерти первого директора. Во многих домах Лицей, по выражению И. И. Пущина, получил «права гражданства». Воспитанники бывали в домашнем театре графа Толстого, в домах графа Ожаровского, И. Северина, Бакуниной — матери лицеиста Александра Бакунина и больше всего в доме директора Е. А. Энгельгардта. Там они знакомились с обычаями светской жизни, расширяли круг знакомств. Летом директор совершал с ними дальние, иногда двухдневные, экскурсии по окрестностям Царского Села; зимой в праздничные дни для развлечения возил на тройках за город завтракать или пить чай, тогда же в парке для них устраивались катания с гор. Лицеисты много бывали на воздухе — катались верхом, зимой — на коньках или санках, или просто гуляли в великолепных парках, окружавших дворец и здание Лицея. И неповторимая красота царскосельских дворцов и парков тоже влияла, формировала эстетические вкусы, нравственные воззрения лицеистов. Она воспитывала любовь к природе, искусству. Три необъятных парка, два огромных дворца и бесконечное множество павильонов, памятников, статуй представляли все стили в искусстве от барокко и классицизма до средневековой и восточной экзотики, готических, китайских и турецких мотивов — все, что запечатлелось в памяти и сердцах лицеистов.

Как писал В. К. Кюхельбекер: «Тут нет места, почти нет камня, ни дерева, с которым не было сопряжено какое-нибудь воспоминание, драгоценное для сердца всякого бывшего воспитанником Лицея».[101]

Все в жизни Лицея — и лекции профессоров, и самостоятельные занятия и чтения, общение с наставниками и друзьями, и даже развлечения — способствовало развитию индивидуальности каждого воспитанника. И тот период в деятельности Лицея, когда эти условия оставались неизменными, отмечен и наибольшими успехами. Особую воспитанность и широкую образованность выпускников Царскосельского лицея, и прежде всего первого выпуска, отмечали все современники, назвавшие этот выпуск блистательным. Позднее он получил название «пушкинский». И действительно, из 28 воспитанников, закончивших Лицей в 1817 году, вышли не только величайший поэт, но и яркие личности — воины, поэты, исследователи — отважный мореплаватель Ф. Матюшкин, сановный дипломат, долгие годы руководивший внешней политикой России князь А. Горчаков; чудесный поэт, остроумный и нежный А. Дельвиг; первый друг Пушкина, честнейший и смелый И. И. Пущин, гвардейский офицер, позднее судейский чиновник, еще позднее — декабрист и ссыльнопоселенец в Сибири; поэт, педагог В. Кюхельбекер, — «милый Кюхля лицейских лет», тоже декабрист, скончавшийся в Сибири; барон М. Корф — видный сановник, сенатор, директор Императорской публичной библиотеки. Все очень разные, но все — самостоятельно мыслящие, прекрасно образованные.

В этом отношении Лицей в какой-то степени воплотил мечту русского века Просвещения — о создании учебного заведения, готовящего «новых людей». Только лицеисты первых выпусков имели мало общего с идеалами «новых людей» XVIII века.

«Лицейский дух», созданный и поддерживаемый Малиновским и Энгельгардтом, постепенно исчезал: менялись учебные программы, ужесточилась дисциплина, исчезла простота в отношениях воспитанников к педагогам и наставникам, были уничтожены и проблески свободомыслия. Последовавшая в начале 20-х годов правительственная реакция в области просвещения нанесла сокрушительный удар прежнему Лицею. В 1821 году Энгельгардт вынужден был покинуть пост директора. Лицей вывели из подчинения министерства народного просвещения и передали Управлению военно-учебных заведений. Директором его стал генерал-майор Гольтгоер. Позднее Лицей был переведен из Царского Села в Петербург и, получив наименование Александровского, по существу превратился в закрытое военное учебное заведение.

Суммируя все сказанное о развитии просвещения в первой половине XIX века, следует подчеркнуть особенности этого процесса.

Безусловным достижением являлось создание в начале века единой государственной системы образования. Кроме того, преемственность учебных программ всех ступеней школы, бесплатность государственного обучения позволяют считать этот проект наиболее прогрессивным из реформ просвещения первой половины XIX века. К сожалению, реализация этих начинаний проходила медленно и тормозилась в значительной степени недостаточностью средств. Следует заметить, что государственные ассигнования на просвещение в течение всего XIX века были значительно меньше других расходов и меньше потребностей школы. Так, в 1805 году в период реализации устава 1804 года сумма всех государственных расходов составляла 125 448 922 руб., из них министерству просвещения причиталось — 2 600 934 руб., в 1815 году государственные расходы составляли 271 246 174 руб., а министерству просвещения было выделено лишь 2 351 780 руб.[102]

При этом, начиная со второго десятилетия XIX века, эта система образования, отражая общую тенденцию внутренней политики правительства, принимала все более ярко выраженный охранительный и продворянский характер. Проявилось это, с одной стороны, в уничтожении преемственности между низшей, средней и высшей школой, изменении учебных программ, в репрессиях по отношению к университетам, с другой — в сохранении и расширении сети закрытых дворянских учебных заведений.

Результатом этой консервативной политики правительства явился очень слабый рост прежде всего низших и средних учебных заведений, а следовательно, крайне замедленное расширение круга людей, обладающих основами знаний. Ведь даже в середине 30-х годов XIX века учащиеся средних учебных заведений, то есть гимназий, пансионов, военных и духовных училищ составляли всего 379 тыс. человек на 51 миллион населения, то есть около 0,7 %. При этом стремление правительства к ограничению просвещения приводило не только к массовой неграмотности основной части населения — крестьянства и среднего сословия, но и к тому, что не удовлетворялись культурные потребности даже привилегированного класса — дворянства. Ибо обучение в закрытых дворянских учебных заведениях (институтах благородных девиц, пажеском корпусе, лицеях, некоторых военных училищах) получали в основном дети наиболее родовитых, сановных и богатых дворянских семей. При этом учебная программа и бытовые условия таких заведений, как Царскосельский лицей или Пажеский корпус, предназначенных для детей высших кругов дворянства, резко отличались от других, даже закрытых дворянских учебных заведений. Между тем в среде дворянского сословия в первой половине XIX века наряду с земельными магнатами или просто состоятельными помещиками существовала большая прослойка безземельных дворян, мелких и средних чиновников, младших офицеров, имущественное состояние которых было очень скудным. «Оторвавшееся от помещичьей экономической базы, зависящее от заработной платы, это дворянство, еще обладающее сословным званием, не отличалось ничем от разночинцев».[103] Мизерное же количество уездных училищ и гимназий приводило к тому, что большинство детей дворянских семей среднего и низкого достатка не получали даже минимума знаний, необходимых для образованного человека тех лет.