Мирча Элиаде - Шаманизм. Архаические техники экстаза Страница 19

Штернберг приводит также[215] урианхайскую (тувинскую) легенду о первом шамане Бо Хане, любившем небесную дочь. Открыв, что он женат, волшебница сделала так, что их обоих — его и его жену — поглотила земля. После этого она родила мальчика и оставила его под березой, соками которой он и был вскормлен. От этого ребенка произошла раса шаманов (Бо-Ханихан).

Мотив супруги-ведьмы, которая бросает своего смертного мужа и рождает от него сына, весьма распространен. В перипетиях поиска ведьмы ее мужем отражаются иногда сценарии посвящения (вознесение на Небо, нисхождение в ад и т. д.).[216] Ревность волшебниц к земным женам является также довольно распространенной мифической и фольклорной темой: нимфы, ведьмы, полубогини завидуют счастью земных жен и воруют или убивают их детей.[217] В других случаях их считают матерями, женами или воспитательницами героев, то есть тех из людей, кто смог превзойти человеческий уровень и достичь если не божественного бессмертия, то по крайней мере привилегированной судьбы после смерти. Значительное количество мифов и легенд фиксируют принципиальную роль ведьмы, нимфы или полубожественной женщины в приключениях героя: она обучает его, помогает в испытаниях (часто это инициационные испытания), а также открывает ему способ получения символа бессмертия или долголетия (чудесное зелье, волшебные яблоки, источник вечной молодости и т. п.). Существенная часть "мифологии Женщины" имеет целью показать, что именно женское существо помогает герою в достижении бессмертия или в успешном прохождении инициационных испытаний.

Здесь не место начинать дискуссию об этом мифическом мотиве, но не подлежит сомнению, что он содержит следы более поздней «материальной» мифологии, где уже идентифицируются признаки «мужской» (героической) реакции против всемогущества женщины (= матери). В некоторых вариантах роль волшебницы в героическом поиске бессмертия весьма незначительна: так, нимфа Сидури, от которой в архаических версиях легенды о Гильгамеше герой непосредственно требовал бессмертия, в классическом тексте незначительна. Иногда, будучи приглашенным к участию в счастливой жизни полубожественной женщины, а значит, и в ее бессмертии, герой принимает это счастье вопреки своей воле, пытаясь как можно быстрее от него освободиться и соединиться со своей земной женой и друзьями (случай Одиссея и нимфы Каллипсо). Любовь такого полубожественного существа становится скорее препятствием, чем помощью для героя.

Женщины-духи — покровительницы шамана

Именно в подобный мифический горизонт следует поместить связи шаманов с их "небесными супругами": это не они собственно посвящают шамана, они лишь помогают ему в обучении или экстатическом опыте. Естественно, вмешательство "небесной супруги" в мистическое переживание шамана чаще всего сопровождается сексуальными эмоциями: всякое экстатическое переживание подвержено подобным отклонениям, и тесная связь между мистической и телесной любовью достаточно известна, чтобы не ошибаться относительно механизма такой смены уровня. С другой стороны, не следует забывать, что эротические элементы присутствуют и в шаманских обрядах, выходящих за рамки отношений шаман — "небесная супруга". У куманцев из окрестностей Томска принесение в жертву коня включает также показ деревянных масок и фаллосов, носимых тремя юношами, которые, "как жеребцы", галопируют с фаллосом между ногами и касаются им зрителей. Песня, которая при этом поется, явно эротична.[218] У телеутов, когда шаман, взбираясь на дерево, достигает третьей тапты, женщины, девушки и дети покидают место сеанса, и шаман начинает непристойную песнь, подобную песне куманцев; этим преследуется цель сексуального укрепления мужчин.[219] Такой обряд имеет свои параллели и в других регионах мира (Кавказ, Древний Китай, Америка и др.),[220] и его смысл тем более очевиден, что он составляет часть обряда принесения в жертву коня, космологическая функция которого (обновление мира и жизни) хорошо известна.[221]

Возвращаясь к роли "небесной супруги", следует заметить, что айями, по-видимому, не только помогает, но и мешает шаману, как мы это видели в упомянутых выше вариантах мифов. Постоянно охраняя его, она старается задержать его исключительно для себя на седьмом Небе и препятствует продолжению его восхождения в Небеса. Она также искушает его небесными яствами, что могло бы вызвать разрыв шамана с его земной женой и человеческим обществом.

Таким образом, дух-покровитель (айями и др.), представляемый также в облике небесной супруги (или супруга), играет в сибирском шаманизме существенную, но не решающую роль. Главным элементом является, как мы видели, инициационная драма ритуальной смерти и воскрешения (болезнь, расчленение, нисхождение в ад, вознесение на Небо и т. д.). Сексуальные связи, в которые шаман, как считается, вступает со своей айями, не являются составными частями его экстатического призвания: с одной стороны, сексуальная одержимость «духами» во сне не ограничивается шаманами, с другой стороны, сексуальные элементы, присутствующие в некоторых шаманских церемониях, выходят за рамки его связей с айями и принадлежат к числу хорошо известных ритуалов, нацеленных на подъем сексуальной силы сообщества.

Как мы видели, покровительство, которое оказывает сибирскому шаману его айями, напоминает роль, выпадающую волшебницам и полубогиням в обучении и освящении героев. Это покровительство, вне всяких сомнений, отражает «матриархальные» концепции. "Великая Мать Зверей" — с которой сибирский или арктический шаман поддерживает как можно более тесные связи — является еще более выразительным представлением архаического матриархата. У нас есть основания считать, что эта Великая Мать Зверей в определенный момент взяла на себя функцию Наивысшего уранического (небесного) Существа, но эта проблема выходит за рамки нашей темы.[222] Запомним только, что как Великая Мать Зверей дает людям — особенно шаманам — право охотиться и питаться телами животных, так и "женские духи-покровители" дают шаманам духов-помощников, в определенном смысле необходимых для экстатических путешествий.

Роль душ покойников

Как мы видели, призвание будущего шамана может быть предрешено — в снах, в экстазе или во время болезни — случайной встречей с полубожественным существом, душой предка, животным или в результате необычного события (поражение молнией, несчастный случай и т. п.). Обычно эта встреча кладет начало "тесной дружбе" между будущим шаманом и «духом», который принял решение о его карьере; на этой "тесной дружбе" мы остановимся ниже. Пока же присмотримся ближе к роли душ предков при отборе будущих шаманов. Как мы видели, души предков часто определенным образом «овладевают» юношей и приступают к его посвящению. Всякое сопротивление бесполезно. Это явление предрешенного выбора широко распространено в арктической и Северной Азии.[223]

После этой первой «одержимости» и следующего после нее посвящения шаман становится приемным сосудом, в который без конца могут входить также и другие духи, которые, однако, всегда являются душами умерших шаманов или других «духов», служивших старым шаманам. Знаменитый якутский шаман Тюспют рассказывал Серошевскому: "Однажды, когда я путешествовал по горах, там, далеко на Севере, я задержался возле кучи хвороста, чтобы приготовить себе еду. Я разжег огонь; а под этой кучей хвороста был похоронен тунгусский шаман. Его дух овладел мною".[224] Именно поэтому во время сеансов Тюспют выговаривал тунгусские слова. Но он принимал также и других духов — русских, монголов и т. д. — и говорил на их языках.[225]

Души умерших играют существенную роль в избрании будущего шамана не только в Сибири. Ниже мы проанализируем их функцию в североамериканском шаманизме. Эскимосы, австралийцы и др., желающие стать знахарями, спят вблизи гробов, и этот обычай наблюдался даже у исторических народов (например, кельтов). В Южной Америке посвящение умершими шаманами — довольно распространенный, хотя и не единственный способ. "Шаманов бороро, принадлежат ли они к классу ароэттаварааре или к классу бари, выбирает душа умершего или дух. В случае ароэттаварааре откровение происходит следующим образом: избранный прогуливается по лесу и вдруг видит птицу, которая садится рядом с ним, ее можно достать рукой, — но сразу исчезает. Стаи попугаев слетаются к нему и исчезают, как по волшебству. Будущий шаман возвращается домой, судорожно подергиваясь и бормоча непонятные слова. Его тело распространяет запах гнили[226] и запах руку. Вдруг от порыва ветра он теряет равновесие и падает, как убитый. В этот момент он стал вместилищем для духа, который говорит его устами, и с этого момента он — шаман".[227]