Марина Бологова - Сайт писателя в постгутенберговскую эпоху: аналог творческой мастерской Страница 2

Петр Киле увернулся от проторенного в 1930-е – 1950-е годы пути – попадания под заботу лингвистов Института народов Севера, побуждавших студентов писать на родном языке и тем самым создавать литературный язык для своего народа. Он формировался уже в культуре, где максимальной задачей было сохранить язык, что автоматически загоняло стремящихся к образованию людей в ловушку: язык становился слишком тесен для мысли, в нем не было форм для выражения новой реальности, которая влекла человека. Русский язык, бывший младописьменным в IX веке, с этой задачей в итоге справился, не в последнюю очередь и через би(поли)лингвизм писателей, ученых и др., заинтересованных в сотворении русского языка как «великого и могучего». Петр Киле убеждает своего читателя, что «уже обучаясь по нанайскому букварю, я знал русский язык как родной. У меня два родных языка. Я не помню себя, когда бы я думал нанайскими словами, вероятно, со школьных лет я думаю по-русски, что было естественно» [5]. Двойственность стратегии СССР и здесь делала свое дело: «У нас было радио. По нему звучала русская речь, музыка, русская песня. Это мои колыбельные песни, какие я слышал с первыми звуками голоса моей матери. Она, конечно, разговаривала со мной по-нанайски, и тут же в унисон с ее речью я ловил бессознательно, как всякий ребенок, речь другой тональности» [6]. Фоновая повседневная культура, язык исключительно русские, и даже голос матери (рано умершей от туберкулеза, отец погиб на войне) едва пробивается сквозь них – очень символическая зарисовка. При этом и в 1950-е, и в 1970-е годы, и далее русским интеллигентным людям кажется, что «нерусский» пишет на своем языке (некоторым и до сих пор это кажется не то что возможным, но и само собой разумеющимся) – микросюжеты мемуаров, тогда как ситуация иная: глобализация и индустриализация для малочисленных народов начались намного раньше.

Как писателю в вынужденной «вакуумной упаковке», Петру Киле свойственна рефлексия о своей аудитории, попытка определиться с типом своего читателя и адресатом своего творчества: для кого он пишет. Таких типов несколько: 1) конгениальный друг, полностью автора понимающий, разделяющий его взгляды и работающий в том же русле на своем поприще, в надежде на встречу с ним автор и творит; 2) просвещенная публика, исповедующая отчасти ложные идеи, являющаяся жертвой ложной идеологии, заблуждений; ей нужно помочь с поиском и обретением истины, направить, объяснить, убедить в своей правоте, просветить; с этим читателем автор ведет диалог; 3) школьник, пишущий «реферат» на заданную тему; творения Петра Киле не только могут помочь ему, но и открыть попутно много нового: обучить, просветить, заинтересовать, не дать погрязнуть во мраке невежества, как его учителю (вторая группа) в тумане заблуждения. И, безусловно, Петр Киле мечтает встретиться со своим издателем-меценатом, который может быть рассмотрен как вариант читателя № 1. Как вариант его же можно рассматривать литературоведа / литературного критика, который оценит сделанное Петром Киле и напишет о нем: жалобы на «оскудение мысли», исчезновение литературной критики и разрушение литературного процесса у него постоянны. Для него писатель пробует себя в самых разных амплуа: и оригинального творца, и редактора журнала, и составителя сборников и антологий. Кроме этого, адресатом Петра Киле являются Прекрасные Дамы, которых волнует любовь и искусство, соответственно его лирику и эссе цитируют на женских сайтах и он сам охотно цитирует материал женских блогов («истории любви» актеров, художников). Аудитория формируется также вокруг стержня кинематографа. Здесь есть свой мечтаемый идеальный читатель: продюсер, который заинтересуется его сценариями и даст им жизнь на экране (или пьесам на театральной сцене), – такой, насколько нам известно, пока не появился. Есть аудитория, которой интересно его мнение о фильмах (оригинальные или комментируемые рецензии). Вообще, поэтика кино занимает важное место в творческой рефлексии автора: о своей прозе он говорит: «романы, повести и новеллы стали претерпевать жанровые метаморфозы в русле поэтики современного кинематографа, что, видимо, естественно»; структура сайта должна напоминать о кино, например: «это как окна в эпоху Возрождения или кадры из фильма Ренессанс» – презентация раздела «Галерея», или отсылка к очень длинной китайской картине, которую на сайте гонконгского музея можно просмотреть в виде фильма [7]; пишет киносценарии (невостребованные). Петр Киле стремится пропагандировать, декларировать то, что в его глазах ассоциируется с прогрессом, новизной – кино. С точки зрения последующих поколений это выглядит трогательно старомодно и архаично (да и предпочитает автор откровенно старые фильмы), но в том имеет и свою прелесть осколка времени на испытательном поле технологий. Любопытно, что в 1970-е годы П. Киле воспринимался как остро современный автор, новое поколение литераторов по сравнению с тем же Г. Ходжером (р. 1929, на 7 лет старше П. Киле), лауреатом Государственной премии РСФСР им. А.М. Горького, (1973) за трилогию «Амур широкий». Но сам он пишет, что никогда не мог читать современников, и определяет себя «классиком», как Пушкина и Гете – не в смысле литературной величины, а в смысле выражения античного миросозерцания, духа классической эпохи. Для читателя-современника он выглядит в лучшем случае анахронизмом.

Ситуация же реального общения Петра Киле с читателями выглядит грустно. Так, по его замыслу, интенсивное общение по темам русского Ренессанса должно было протекать на форуме. Но этот форум, созданный в 2009 году, абсолютно пуст – лишь приветствие от администратора [8]. Показательно и то, что в сложной лабиринтоподобной структуре сайта на эту ссылку [9] очень трудно выйти (через потоки заголовков архивов [10]). Не случайно аббревиатура ФТМ стала иметь и другую авторскую расшифровку: «форум твоих мечтаний», – мечтатели обречены на одиночество. Мечты о творческих вечерах также не очень сбываются – это в итоге лишь виртуальные вечера автора с очень редкими гостями (комментаторами в дневнике), поскольку в современной «Бродячей собаке» (кафе, арт-кабаре) спектакли и концерты проходят безотносительно Петра Киле (логичнее было бы создать отношения с небольшим музеем, чем с бизнес-проектом, рассчитанным на прибыль; что реально может Петр Киле? – приклеить листок со стихотворением ко входу и верить, что какой-то другой мечтатель успеет его заметить [11]). В чем причина? В безнадежной устарелости представлений автора для тех, кого он в духе советской эпохи именует творческой молодежью? «Это последнее поколение «родом из СССР», вкусившее все прелести свободы и всевозможного беспредела в условиях распада великой страны. Это потерянное поколение по мироощущению, как воспринимали свое время Лермонтов или Чехов, что не помешало им выстоять как творческие личности и художники. Это поколение еще не заявило о себе в высокой сфере литературы и искусства, да и затруднительно это сделать в нынешних условиях…» [12]. Видимо, совсем постсоветские поколения для автора затерянные, не представимые, поскольку «молодость» логичнее было бы соотносить с двадцатилетними и младше. Или же в реальном отсутствии «интереса к великому»? Или в чем-то еще?

Поскольку Петр Киле тщательно отслеживает всю информацию о себе через поисковики, он вступает иногда в общение с теми людьми, которые проявили интерес к его текстам. Так, он пригласил на свой новый сайт читателя, которого в юности завораживала экзотика писателей «малых» народов («смычка между цивилизацией России и культурой гор, лесов, тайги») и которому удалось уже в наши дни обнаружить книжку Петра Киле [13] и восхититься: «Мироощущение нанайца. Дикаря, застрявшего в непонятно какой эпохе. Чуть-чуть» [14]. Читатель был убежден в сохранении малыми народами аутентичного менталитета в ситуации безразличия власти, т.е. читательской глухоты и авторской немоты. Дальнейшего общения не состоялось: было интересно «дикарское» самосознание и радость от близости к нему («это же жуть как похоже на мое мироощущение»), а на сайте его поджидало жесточайшее разочарование – полный отказ автора от «дикарства». В то же состояние он ввел и юную журналистку, попытавшуюся взять интервью у «северного писателя» [15].

Петр Киле убежден: «Но сайт – это как мастерская художника, куда могут заходить посетители, по-настоящему всё должно быть обнарадовано [16] и, главное, оценено и прежде всего специалистами, чтобы создания поэта стали явлениями культуры и всеобщим достоянием» [17]. В соответствии с этой авторской концепцией мы и будем анализировать материалы его сайта.