Светлана. Культурная история имени - Елена Владимировна Душечкина Страница 2

сведения об имени Светлана от многочисленных его носительниц, интересуясь прежде всего мотивацией наречения моих информанток этим именем и собственным их отношением к нему, что помогало уточнить социальную и культурную парадигму имени Светлана в разные эпохи. Все попадавшиеся на моем пути Светланы (а такие встречи происходили в магазинах, в общественном транспорте, в библиотеках и многих других местах) всегда с готовностью отзывались на мой интерес к их имени, за что я им очень благодарна. Вполне понятно, что полученный от информанток материал по большей части относится к области семейной мифологии, но тем ценнее он оказался для меня, ибо включил в себя представления о культурной репутации имени Светлана в разные эпохи и в разных социальных слоях.

Хочется думать, что книга о Светлане заполнит брешь в культурной истории имени, о котором в 1970‐е годы крупнейший специалист по русской антропонимике В. А. Никонов писал, что «оно еще ждет своих исследователей» [215, 69]. Надеюсь также, что она будет полезной как специалистам-филологам, так и широкому кругу читателей. В последние десятилетия баллада Жуковского после долгого перерыва вновь оказалась включенной в школьные программы по русской литературе в качестве обязательного произведения, а потому рассчитываю на интерес к моему исследованию и со стороны учителей-словесников, всегда испытывающих острую нужду в методическом подспорье.

Я выражаю искреннюю признательность всем многочисленным Светланам, в особенности Светланам — студенткам Санкт-Петербургского государственного университета, всегда живо откликавшимся на мой интерес к их имени и снабдившим меня разнообразной и ценной информацией. Я благодарна также слушателям моих докладов и лекций о «Светлане» Жуковского и Светлане-имени — профессорам, аспирантам и студентам ряда американских университетов (Колумбийского, Мичиганского, Калифорнийского), Таллинского педагогического университета (Эстония), Даугавпилсского университета (Латвия), а также участникам конференций, на которых я выступала с изложением отдельных аспектов темы. Особо хочу поблагодарить П. А. Белоусову, Л. В. Зубову, П. А. Клубкова, С. Г. Леонтьеву, Э. М. Фридман и Т. В. Цивьян, помогавших мне на разных этапах работы над книгой и предоставивших ряд важных сведений. В течение всего периода моих занятий Светланой я пользовалась неизменной поддержкой моего мужа А. Ф. Белоусова. Без его ободрения и неоценимой помощи эта книга вряд ли увидела бы свет.

2007

Глава I

Баллада В. А. Жуковского «Светлана» в культурном обиходе дореволюционной России

«Певец Светланы»

Его стихов пленительная сладость

Пройдет веков завистливую даль…

Александр Пушкин

Когда-то, по выражению В. Г. Белинского, «Жуковского знала наизусть вся Россия» [30, 303]. Гиперболизма в этом высказывании не столь много: тот слой российского общества, который принято называть образованным, Жуковского действительно знал, и знал часто наизусть. П. А. Плетнев, вспоминая об увлеченности читателей поэзией Жуковского в 1810–1820‐х годах, писал: «Только и разговаривали о стихах Жуковского, только их и повторяли друг другу наизусть» [244, 43]. Издания сочинений Жуковского расходились мгновенно. В течение десятилетий включенные в школьные и гимназические учебники, многие его произведения запоминались учащимися навсегда, превращаясь тем самым в язык русской культуры, знакомый и понятный каждому. «Но долгая слава суждена была только „Светлане“» [275, 56], которой довелось сыграть поистине выдающуюся роль в русской жизни.

Текст баллады входил в российское общественное сознание постепенно, со временем охватывая все большие и большие слои читающей публики. С первым переложением Жуковского нашумевшей на всю Европу баллады Г. А. Бюргера «Ленора» (1773), явившейся литературной переработкой мистического фольклорного сюжета о женихе-мертвеце[5], русский читатель познакомился в 1808 году. Оно было напечатано в «Вестнике Европы» под названием «Людмила» и с подзаголовком «Русская баллада». Это был первый опыт Жуковского в балладном жанре. «Людмила» обратила на себя всеобщее внимание и имела большой читательский успех: «…тогдашнее общество, — отмечал Белинский, — бессознательно почувствовало в этой балладе новый дух творчества, новый мир поэзии — и общество не ошиблось» [29, 170].

«Успех „Людмилы“ у русского читателя был восторженным и единодушным» [117, 190][6]. Ею были удовлетворены, кажется, все, кроме самого Жуковского, который почти сразу после опубликования баллады берется за работу над новой версией «Леноры»: проблему создания «русской баллады» он не считает решенной. Судя по всему, поэт осознавал, что, написав «Людмилу», он не столько создал «русскую балладу», сколько, по выражению Н. А. Полевого, «старался обрусить Ленору» [245, 378].

Работа над новым переложением продолжается четыре года — с 1808‐го по 1812‐й. Первый замысел («Ольга») был отвергнут, второй («Гадание») — также, третий («Светлана») воплощается в жизнь[7]. Меняется сюжет, меняется название, меняется имя героини. Поиски удовлетворительного для Жуковского варианта идут по трем направлениям.

Во-первых, для «русской баллады» Жуковскому необходима была «национальная» тема; и он находит ее в старинном народном празднике — святках. К началу XIX века святочная тематика уже успела утвердиться в культурном сознании как наиболее полно характеризующая природу русского национального характера, познанием которого так был озабочен романтизм. Правда, еще не было сказано Н. А. Полевым: «Кто сообразит все, что бывает у нас на Руси о святках, тот поймет дух русского народа…» (1826) [246, 105], но святки уже описаны М. Д. Чулковым в журнале «И то, и сио», а также в его мифологической энциклопедии «Абевега русских суеверий» (1769). Уже идет на столичных сценах (и еще будет идти с большим успехом в течение тридцати лет) написанная в 1800 году на либретто А. Малиновского опера С. Титова «Старинные святки». Исполнительница главной роли знаменитая Елизавета Сандунова в сцене гадания неизменно вызывает овации зрителей [см.: 342, 48]. Тема народных святок, ставшая столь частой в литературе 20–30‐х годов XIX века (Пушкин, Погодин, Н. Полевой, Гоголь, Лажечников и многие другие), витает в воздухе, и Жуковский подхватил ее. Совершенно справедливым поэтому представляется расхожее суждение о том, что Жуковский почувствовал «веяние времени»: он создает произведение на святочную тему, которое пришлось по вкусу уже подготовленной к этой теме публике. Как отмечает современный исследователь, «в грядущих спорах о балладе „Светлана“ окажется вне придирок» [209, 167[8]]. «Светлана» если и не затмила «Людмилу», то отодвинула ее на второй план. В дальнейшем Жуковского в равной мере будут называть и «певцом Людмилы»[9], и «певцом Светланы» — подобно тому, как Бюргера в свое время называли «певцом Леноры». Белинский писал по этому поводу: «„Светлана“, оригинальная баллада Жуковского, была признана его chef d’ œuvre, так что критики и словесники того времени <…> титуловали Жуковского певцом Светланы» [29, 170][10]. Разработка поэтом мотивов романтической народности путем введения святочной тематики, которая и способствовала приданию балладе «национального колорита»[11], принесла «Светлане» успех.

Во-вторых, в процессе поиска названия новой баллады Жуковский проходит путь от имени героини («Ольга») — к