Коллектив авторов - История Испании. Том 1. С древнейших времен до конца XVII века Страница 20

Корнелий Сципион впервые прибыл в Испанию в 151 г. до н. э., за несколько лет до своего карфагенского триумфа, однако его основная кельт-иберийская кампания относится к 130-м годам до н. э. Благодаря Аппиану известны обстоятельства, которые принудили римский сенат направить в Испанию этого талантливого полководца. Римский народ, как пишет Аппиан, был резко недоволен провалами предшественников Сципиона – опытных главнокомандующих и консулов Квинта Помпея, Эмилия Лепида и особенно Гостилия Манцина, который втайне от римского сената заключил с жителями Нуманции настолько позорный мир, что сенаторы, узнав о нем и следуя давней традиции, отдали распоряжение выдать этого консула, абсолютно нагим, нумантийцам, а они, в свою очередь, его не приняли. Народ буквально настоял на назначении Корнелия Сципиона. Сенат выполнил это требование, хотя он не достиг возрастного ценза и сенаторы были вынуждены обязать народных трибунов отменить закон о возрасте сроком на один год, т. е. на время исполнения Сципионом своей консульской магистратуры (App. Iber. 84–98).

По прибытии в Испанию Корнелий Сципион прежде всего навел порядок в расквартированном там римском войске. Он выгнал из лагеря «всех торговок, проституток, прорицателей и всяких жертвоприносителей, к которым воины, став суеверными вследствие частых неудач, обращались». Затем продал все повозки, лишний скарб, вьючных животных; из утвари разрешил иметь лишь вертел, медный горшок и одну чашку; спать можно было на простой подстилке. Этими мерами он скоро восстановил дух воинов и дисциплину. Исходя из излюбленного римлянами принципа «торопись медленно», он потратил немало времени на упражнения воинов в искусстве ведения открытого боя: совершал с ними длительные переходы, ежедневно заставлял их сооружать лагерь, чтобы затем немедленно его разрушить, требовал от них возведения высоких стен и тут же заставлял сносить их.

Только убедившись, что войско подвижно, послушно и легко переносит труды и тяготы, Сципион приблизился к Нуманции, но с наступлением не спешил, стремясь изучить дух противника и его военную тактику. Нередко он провоцировал его на демонстрацию своих военных приемов, из которых излюбленной была организация засад. Уверенный в том, что хорош тот полководец, который подвергается опасности только в нужный момент, Сципион всегда умело обходил эти засады и обычно сохранял живыми всех своих воинов. Не реагировал он и на другой прием нумантийцев, часто выходивших боевым строем, чтобы вызвать его на бой. При виде этих маневров он неустанно повторял, что «бессмысленно сражаться с людьми, бьющимися под давлением отчаяния… и что будет гораздо лучше запереть их в городе и взять голодом». Ради осуществления этого плана он приказал вырыть вокруг города ров и выстроить укрепленный вал. Пространство между городской стеной и рвом он разделил на части, поручив контроль за каждой из них своим командирам. По внешнему контуру всё пространство было окружено стеной шириной в 8 футов и высотой в 10, не считая зубцов. К стене примыкали башни, отстоявшие одна от другой на 120 шагов. Зная, что особое значение для связей с внешним миром нумантийцы придают реке Дурий, столь полноводной, что выстроить мост невозможно, Сципион отдал приказ соорудить по ее берегам два особых укрепления. Из них на всю ширину русла были протянуты балки с вделанными в них мечами и наконечниками копий, которые, как лопасти, вращались в потоках воды и препятствовали таким образом нумантийцам плыть и по воде, и под водой, и на судах. Расчет был прост: жители непокорного города оказались отрезанными от внешнего мира, остались без продовольствия и фуража. Воспользовался он и помощью Югурты, внука ливийского царя Масиниссы, который прибыл со своими храбрыми лучниками и пращниками, а также с 12 слонами.

После столь тщательной подготовки и вербовки в армию местных воинов Корнелий Сципион со своим 60-тысячным войском окружил Нуманцию. Одному из жителей города с несколькими товарищами удалось прорваться сквозь римские укрепления и обратиться за помощью к своим сородичам – аруакам, жившим по соседству. Однако мольбы нумантийцев не были услышаны. А вот молодежь города Лутии, очень богатого и не связанного с Нуманцией, предприняла смелую попытку склонить горожан к союзу с главным городом Кельтиберии. Старейшины же тайно сообщили об этом Сципиону, жестокая реакция которого не заставила себя ждать. Он без промедления двинулся на Лутию, окружил ее, потребовал выдачи зачинщиков и объявил при этом, что в случае неповиновения разграбит город. Жители исполнили требование римлянина, а он приказал отрубить руки всем 400-м молодым храбрецам.

Нумантийцы, страдая от голода, отправили к Сципиону небольшое посольство с просьбой о милости, но ни высокопарные речи его руководителя Авара, ни апелляции к великодушию римлян остальных пяти «дипломатов» не возымели действия. Корнелий Сципион потребовал от них лишь одного – сдачи города и оружия. Осажденные, всегда гордившиеся своей свободой и не привыкшие подчиняться приказаниям, отказались принять это условие. Чтобы не умереть голодной смертью, они «жевали разваренную кожу, а когда она закончилась, занялись каннибализмом. Испив свою горькую чашу до дна, похожие на зверей от голода и чумы, они сдались Сципиону, но с одним лишь условием – дать им один день, чтобы они сами устроили свою смерть. Многие наложили на себя руки, другие на третий день сдались на милость победителя, который оставил для своего триумфа 50 человек, остальных продал в рабство, а город сравнял с землей». Так закончилась трагическая история сопротивления кельтиберов, число которых (их было всего 8 тыс.) не шло ни в какое сравнение с численностью римского войска, осадившего Нуманцию.

Земли города Сципион, вошедший в историю Рима (скажем об этом еще раз) не только как Карфагенский, но и как Нумантийский, разделил между ближайшими соседями и наложил штрафы на другие города Кельтиберии, которые он нашел подозрительными. Вскоре в страну прибыла комиссия из десяти римских сенаторов с намерением успокоить ее жителей, однако только после кровавых расправ, учиненных Сервием Гальбой и Титом Дидием, после отчаянных попыток жителей Термеса (совр. Тьермес) и Коленды противостоять деятельности римлян, воля кельтиберов к свободе была задушена. И только опальному римскому полководцу Квинту Серторию полвека спустя удалось поднять их на борьбу против ненавистного Рима. Таким образом, вплоть до 70-х годов до н. э. тактика огня и меча вызывала лишь глухую ненависть испанцев, а жадность, террор и всевластие завоевателей будоражили их души, но не рождали попыток сопротивления. Римляне же с присущей им методичностью расширяли свои владения на Пиренейском полуострове: свободными оставались только северные народы – калаики (совр. Галисия), кантабры, астуры и вакцеи. Даже Балеары были завоеваны римским консулом Квинтом Метеллом (123–122 гг. до н. э.), и на эти острова из Испании было выселено 300 римлян с правом гражданства (Strabo III. 5.1), основавших две колонии – Пальму и Полленцию (совр. Алькудия).

Набирали силу и процессы романизации: римляне – при активном участии местных элит – все более уверенно стремились к устройству провинциальной жизни в Испании по своим нормам и законам. Репрезентативным примером можно считать запрет Публия Красса, отца известного триумвира и управителя Дальней Испанией в 96–94 гг., туземцам Блетисимы (пров. Саламанка) исполнять обряд человеческих жертвоприношений. С этой целью, как пишет Плутарх, Красс призвал к себе туземных магистратов для наказания, однако они проявили такую преданность своим религиозным культам, что квестор ограничился предписанием отказаться от них в будущем (Plut. Quaest. Rom. 83).

Сближение местной знати и местных сообществ, находившихся в отношениях клиентелы с известными семьями Рима, особенно ускорилось в ходе гражданских войн I в. до н. э., хотя и раньше Сципионы, Эмилии, Сервилии, Фабии, Помпеи поддерживали дружеские отношения с туземными аристократами. Известно немало случаев бегства в Испанию римских военачальников высшего ранга и их сподвижников после проигрыша во внутренних военно-политических баталиях. Так, Марк Красс, гонимый Марием и Цинной, нашел там пристанище в доме одного из друзей своего отца. Но наиболее известный пример – это, безусловно, деятельность в Испании в 80–70-е годы до н. э. Сертория. Он показывает, насколько глубоким был процесс романизации страны к этому времени.

Плутарх ставит Сертория в один ряд с самыми воинственными, самыми хитроумными и решительными полководцами, какими «были одноглазые, а именно Филипп, Антигон, Ганнибал»; к тому же «он был более целомудрен, чем Филипп, более верен и предан друзьям, чем Антигон, более мягок к врагам, чем Ганнибал». «Он сравнялся военным опытом с Метеллом, отвагой – с Помпеем, удачей – с Суллой; его отряды соперничали с римским войском, а был он всего лишь беглецом, нашедшим приют у варваров и ставшим их предводителем», – пишет античный философ и агиограф (Plut., Sert. 1).