Наталья Гусева - Русский Север – прародина индославов Страница 21

Все здесь сказанное, понятно, вовсе не направлено к осуждению самого факта впитывания христианством древних народных верований и обычаев. Единая религия была необходима объединившейся к концу X в. Руси, и следует признать, что великую мудрость проявили русские христианские вероучители, не отталкивая от церкви все, что было близко, дорого и привычно народу, в жизнь которого внедряли новую религию, хотя и вспыхивали иногда острые конфликты между церковнослужителями и волхвами. Волхование существовало отдельно от церкви много веков — оно было известно еще во времена Ивана Грозного, но постепенно перешло в руки гадателей и колдунов, скрывшись в народной толще.

Здесь уместно вспомнить и о таких живущих в народе фактах язычества, как вера в приметы, стремление отчураться и оградиться от сглаза и нечистой силы («чур меня!», «тьфу-тьфу через левое плечо» и т. п.), как привычное нам «постучим по дереву» или заклинательный показ молодому месяцу серебряной монеты в надежде на его помощь в обретении богатства, да и многое-многое другое в этом же роде.

Прошлое — ключ к настоящему

И память о Деве-Птице

Долетит до иных столетий.

Прилегла на берег размытый

Голова русалки больной.

В современной нашей жизни механическое возвращение к язычеству, как это пытаются сделать некоторые сектанты, выдающие себя за ревнителей славянского прошлого, абсолютно исключено. Как указывается выше, кое-где сохраняются еще пережитки язычества, но многое вошло в практику православия, закрепилось в сознании православных людей и вне православия уже немыслимо.

Давайте же как можно пристальнее вчитаемся в слова Б.А. Рыбакова, этого великого русского ученого, обратившись к его широко известной книге «Язычество древних славян», выдержавшей неоднократные переиздания (мы будем отсылать читателя к изданию 1981 г.).

Автор неоднократно обращался к поиску аналогий с другими вероисповеданиями и даже к слабо еще изученной мифологии индуизма. Он анализировал с известной долей осуждения то обстоятельство, что «христианская Церковь подавила языческие представления как враждебные новому вероучению». В результате этого до нас могло не дойти значительное количество древнейших традиций, обычаев и верований, которые могли бы помочь современным исследователям составить более точные представления о многих процессах, протекавших некогда в истории человечества в целом и славян в частности.

Так, на первых же страницах своей книги он говорит: «Славянское язычество — часть огромного общечеловеческого комплекса первобытных воззрений, верований, обрядов, идущих из глубин тысячелетий и послуживших основой позднейших мировых религий».

И далее поясняет тут же: «Нет более туманного и неопределенного термина, чем язычество; возникнув в церковной среде, он первоначально означал всё дохристианское и нехристианское; им покрывалась и ведическая гимнография Индии…

Резкое противопоставление язычества христианству ведет нас к церковной проповеднической литературе и не имеет ничего общего с истинным положением вещей, с наукой о религии» [141, с. 3]. Автор указывает, что «нужно отрешиться от его узкого церковного понимания и помнить о его полной условности».

Настоятельно напоминая о роли древности, автор пишет: «…Мировоззрение и религиозные представления славян начали формироваться в весьма отдаленные времена, что неизбежно требует экскурсов в глубины первобытных эпох» [141, с. 4].

Нам необходимо здесь подчеркнуть, что мы приводим столь много цитат из ценнейшего исследования Б.А. Рыбакова для того, чтобы ознакомить читателя с достоверными данными об этой форме верований, с данными, собранными и систематизированными нашим крупнейшим специалистом. Это необходимо сделать, так как все мы почти ничего не знаем об этих верованиях. После крещения Руси столько авторов стало писать о язычестве и так по-разному его оценивать, что наши представления о нем далеко отошли от истинных знаний о верованиях наших предков. И следует сказать, что в этих описаниях и в выводах столь многих авторов царила разногласица, и их споры часто носили чисто схоластический, отвлеченный характер, на что и обращаетБ.А. Рыбаковвнимание читателей:

«…Проблема эволюции языческого мировоззрения на протяжении тех тысячелетий, которые предшествовали принятию христианства, почти не ставилась. Отмечалось лишь выветривание, ослабление язычества, переходившего в “двоеверие”.

А между тем уже древнерусские книжники XI–XII вв., писавших о язычестве, окружавшем их, пытались заглянуть в историю славянских верований и показать различные стадии их в глубокой древности. В русских источниках времен Киевской Руси трижды ставился вопрос о периодизации язычества.

Первое рассуждение, предваряющее пересказ Библии, но созданное самостоятельно и даже противоречащее ей, мы находим в так называемой “речи философа” греческого миссионера, приехавшего в Киев для того, чтобы склонить князя Владимира к крещению. “Речь философа”, известная нам по “Повести временных лет” (под 986 г.), написана в форме диалога князя и проповедника: философ сжато и деловито изложил Ветхий и Новый Завет и основные принципы христианства. По его словам, люди впали в язычество после разрушения богом Вавилонской башни, когда они “разидошася по странам и кождо своя норовы прияша”. Первая стадия воззрений — культ природы… [141, с. 8]

…Вторая стадия связана с изготовлением идолов и человеческими жертвоприношениями, чем занимались отец и дед библейского Авраама» (с. 9).

Далее академик пишет, что эти стадии или этапы освещались по-разному в разных источниках, и указывает, что «они получились у летописцев и при рассмотрении русской истории», так что в VI в. н. э. еще ничего не говорится об идолах, однако: «…по археологическим данным мы знаем, что идолы у полян и “прочих поганых” (например, у бужан) существовали уже в III–IV вв. до н. э., но летописец, говоря о далекой от него славянской старине, решил привести древние верования своих предков к той схеме, которая изложена в “речи философа”.

Другая периодизация, сделанная по византийским образцам, приведена в Ипатьевской летописи под 1114 годом и принадлежит летописцу князя Мстислава Владимировича, посетившему Ладогу во время постройки там новой крепостной стены» (с. 9). «Автор (летописи. — Н.Г.) выписал фантастическую генеалогию древних царей-богов (приуроченных к Египту, хотя там действует и греческий Гефест). Эта генеалогия богов важна для нас тем, что летописец снабдил их имена славянскими параллелями. Третьим царем после всемирного потопа был “Феофаст” (Гефест) иже и Съварога нарекоша егуптяне». Сварог, очевидно, божество неба, так как индийское «svarga» означает небо; в русских источниках известен и сын Сварога — огонь-Сварожич. В соответствии с этой огненно-небесной сущностью Сварог одарил людей умением ковать металл…

После Гефеста-Сварога два десятка лет царствовал его сын “именемъ Солнце, его же наречють Дажьбогъ”. В этих выписках с комментариями мы видим своеобразную попытку периодизации всей человеческой культуры.

1 я стадия. Люди живут в каменном веке, воюют палицами и камнями, знают лишь групповой брак (“бяху акы скот блудяще”) и до появления Сварога, очевидно, не знают единого бога.

2 я стадия. Эра Сварога. Появилось божество неба и огня — Сварог. Люди познали металл. Устанавливается моногамия и жестокая казнь (сожжение) за нарушение ее.

3 я стадия. Эра Дажьбога. Установилось классовое общество, люди начали платить дань царям, появились богатые и сановитые люди. И, по всей вероятности, в это время в связи с культом Солнца старый счет по лунным месяцам был заменен солнечным календарем из 12 месяцев (“двою бо на десять месяцю число потомъ уведоша”).

Совершенно исключительный интерес представляет третье рассуждение о стадиях языческих верований. Оно важнее двух приведенных выше потому, что построено не на греко-египетских параллелях, а непосредственно относится к славянам» [141,с. 10–11].

«Это — знаменитое “Слово святого Григория (Богословца) изобретено в толцех о том, како първое погани суще языци кланялися идолом и требы им клали; то и ныне творят”. Заменим громоздкое название поучения-трактата кратким условным “Слово об идолах”»…

«Григорий Назианзин (329–390 гг.), константинопольский патриарх при императоре Феодосии I, более известный под именем Григория Богослова, писал в то время, когда христианство со всех сторон было еще окружено разнообразными языческими культами; в этом окружении переплетались греческие античные культы с малоазийскими, египетскими и иранскими (митраизм).

Григорий, как опытный полемист, отобрал наиболее кровавые и мракобесные примеры и противопоставил им бескровность и логичность (с его точки зрения) христианского вероучения» (с. 13).