Наум Синдаловский - История Петербурга в преданиях и легендах Страница 21

Богата легендами и знаменитая Коломна – огромная городская территория, ограниченная Фонтанкой, Мойкой, Пряжкой и Крюковым каналом. Рассказывали, что первыми жителями и строителями этой части Петербурга были «работные люди», переведенные сюда из подмосковного села Коломенского. Будто бы они и назвали слободу Коломной, в память о своей родине. Другие говорили, что это иностранцы, селившиеся в первые годы Петербурга, как правило, обособленно, по национальному признаку, образовывая так называемые колонии. Одна из них находилась в районе Козьего болота за рекой Мойкой. Постепенно иностранное слово «колония» превратилось в русскую Коломну. Третьи пересказывали предание о том, как итальянский архитектор Доменико Трезини, прорубая в болотистом лесу просеки для будущих улиц, называл их колоннами (columna), а уж местные жители превратили «колонны» в «Коломну». Наконец, и И.Г. Георги в своем «Описании столичного города Санкт-Петербурга» утверждает, что название произошло от немецкого слова Kolonie, что значит «селение», так как здесь селились адмиралтейские служители в специально построенных для этого деревянных домах.

Ко всем этим легендам можно добавить ещё одну, рассказанную автору современным потомком Доменико Трезини. Как известно, верстовые столбы в Петербурге начинались не от главного почтамта, а от границы города. Такой столб в начале XVIII века стоял на берегу Мойки, бывшей в то время границей Петербурга. Столб был деревянным, и Доменико Трезини, проезжая каждый день на строительные работы, называл его по-итальянски Columna (межа, граница). За этой деревянной колонной начинался огромный болотистый район, планировкой и застройкой которого он занимался. Так в разговорах Трезини и называл этот район: «За колонной». Будто бы от этого его «За колонной» и повелось название Коломны.

Мы уже упоминали о заложенной Петром I в честь победы над шведами Юлианковской церкви. В народе это имя упростили, и церковь стали называть «Ульянковская церковь», от чего многие выводили и название селения вокруг этой церкви. На самом деле название Ульянка ученые возводят к имени древней финской деревушки Уляла, которая, согласно «Географическому чертежу Ижорской земли», находилась «в Дудергофском погосте, восточнее Стрелиной мызы», приблизительно на том месте, где расположена нынешняя Ульянка. Но есть и легенды. По одной из них, на обочине Петергофской дороги, на краю безымянной деревушки в несколько дворов, при Петре I некая Ульяна завела кабачок, пользовавшийся популярностью у путешественников. Знатные вельможи и офицерская молодежь со всего Петербурга любили специально приезжать к этой Ульяне на уху. От этой легендарной Ульяны будто бы и пошло название известного района Петербурга. По другой, более традиционной легенде, Ульяна была первой бабой, которую встретил Пётр I, проезжая однажды мимо деревни. «Кто ты, красавица?» – будто бы спросил царь. – «Ульяна», – ответила та, смутившись. «Ну, значит, Ульянка!» – воскликнул Пётр и приказал кучеру трогать.

Соратники и приближённые Петра I

В ГЕРОИ ПЕТЕРБУРГСКОГО ГОРОДСКОГО фольклора славной петровской поры попали немногие. Очень немногие. Но вовсе не потому петербургский фольклор начала XVIII века так беден героями, что у основателя Петербурга было больше врагов и завистников, чем друзей и доброжелателей. Хотя, действительно, несмотря на широчайший размах деятельности Петра, по большому счёту, он был одинок. Просто в сознании современников, да и потомков тоже, заслуга возведения Петербурга принадлежит исключительно одному Петру. С ним связана история основания города и первые два десятилетия его жизни. В расчёт не принимался даже тот факт, что Пётр бывал в Петербурге нечасто, наездами и надолго в нём не задерживался. Но именно его кипучая энергия, его неукротимый энтузиазм, его железная воля стали теми приводными ремнями, которые приводили в движение гигантский механизм строительства новой столицы.

Тем не менее у царя были и верные помощники, и преданные любимцы, и умные единомышленники. О некоторых из них до сих пор слагаются легенды. В первую очередь, конечно, о Меншикове. Происхождение Меншикова окружено легендами, самые популярные из которых рассказывают о том, что он был сыном придворного конюха и торговал пирожками. Однако есть и менее известные легенды о княжеском происхождении светлейшего князя. Будто бы его далёкие предки принадлежали к старинному литовскому роду, один из представителей которого остался в Москве после Ливонской войны. Так или иначе, ставший впоследствии первым русским генералиссимусом, обласканный Петром и им же не раз битый, Меншиков оставил значительный след в истории Петербурга. Он был его первым генерал-губернатором и фактически руководил строительством Петербурга в его первые годы. В этом качестве мы уже встречались с Данилычем, как ласково называл царь Александра Даниловича Меншикова.

Александр Данилович Меншиков

А вот как они впервые встретились, по легенде, записанной Н.А. Криничной.

«Вот поехал раз Пётр Первый на охоту. Едет на лошади, и как-то потерял подкову. А лошадь у него была богатырская. Без подковы нельзя ездить.

Подъезжает он к одной кузнице и видит – там куют отец с сыном. Паренёк у кузнеца что надо.

– Вот что, – говорит, – подкуй мне лошадь.

Сковал парень подкову, царь за шипаки и разогнул.

– Стой, – говорит, – это не подкова. Она мне не годится.

Начинает он ковать другую. Взял Пётр и вторую разогнул.

– И эта подкова неладна.

Сковал он третью. Пётр схватил раз, другой – ничего не мог сделать.

Подковали лошадь. Пётр подает ему рубль серебряный за подкову. Берёт он рубль, на два пальца нажал, рубль только зазвенел. Подаёт ему другой, и другой тем же манером.

Царь изумился.

Вот нашла коса на камень.

Смекнул, достаёт ему пять рублей золотом.

Поломал, поломал парень – и не смог сломать. Царь записал его имя и фамилию. А это был Меншиков. И царь, как приехал домой, так сразу его к себе и призвал. И стал он у него главный управитель».

Жил Меншиков широко и был сказочно богат. Достаточно сказать, что его дворец на Васильевском острове, и сейчас внушающий своим видом почтительное уважение, в своё время слыл самым большим и роскошным зданием в Петербурге. Знаменитые петровские ассамблеи, шумные пиры и празднества в присутствии царского двора, дипломатического корпуса и огромного количества приглашенных часто проходили, за неимением другого подобного помещения, именно во дворце светлейшего князя. Мы уже рассказывали о том, как Петр, глядя на пиршество в доме своего любимца, с неподдельной гордостью говорил: «Вот как Данилыч веселится!» В покоях светлейшего были штофные и гобеленовые обои, большие венецианские зеркала в золоченых рамах, хрустальные люстры с золотыми и серебряными украшениями, стулья и диваны с княжескими гербами на высоких спинках, инкрустированные столы на вызолоченных ножках.

Но вот легенда, рассказанная гольштейн-готторпским резидентом в Петербурге Г.Ф. Бассевичем и пересказанная М.И. Пыляевым. Когда Пётр однажды не на шутку разгневался на своего любимца и пытался заставить его заплатить двести тысяч рублей штрафа, вдруг из дворца Меншикова как по волшебству исчезло все богатое убранство. Государь, увидев такую перемену, изумился и потребовал объяснения. «Я принужден был, – отвечал Меншиков, – продать свои гобелены и штофы, чтобы хотя несколько удовлетворить казенные взыскания!» – «Прощай, – сказал Пётр с гневом, – в первый твой приёмный день, если найду здесь такую же бедность, не соответствующую твоему званию, то заставлю тебя заплатить ещё двести тысяч рублей». Царь действительно зашел вскоре к Меншикову и нашёл все по-прежнему; он любовался богатым убранством и не сказал ни слова о прошедшем.

Характер любимца императора был далеко не простым. Меншиков был хитроват и лицемерен. Известно, что в Петербурге супружеская жизнь Меншикова ставилась в пример. Знали и то, что, отбывая в частые отлучки, светлейший каждый день писал успокоительные письма жене. В то же время все в столице знали, что вряд ли кто нарушает супружескую верность чаще, чем Меншиков. А про его личные отношения с Петром вообще говорили шёпотом и с оглядкой. Известно дело каптенармуса Преображенского полка Владимира Бояркинского, который, проезжая однажды мимо дворца генерал-губернатора, неосторожно попытался объяснить своему родственнику, отчего так богат Александр Данилович. «Оттого, что царь живёт с Данилычем блядно». То, что родственник несчастного каптенармуса оказался доносчиком, к нашему рассказу отношения не имеет.

Из «птенцов гнезда Петрова» чрезвычайной популярностью у современников пользовался Яков Вилимович Брюс – один из образованнейших людей своего времени, блестящий сподвижник Петра, математик и астроном, сенатор, президент Берг– и Мануфактур-коллегий. Он происходил из старинного рода, который корнями уходил в древнюю историю Нормандии. своё начало род ведёт от ирландских и шотландских королей. В смутные времена Кромвеля, чуть ли не за сто лет до основания Петербурга, его предки прибыли в Россию и поступили на службу к царю Алексею Михайловичу. Брюс был вместе с Петром во всех его главных военных походах, а в Полтавском сражении командовал всей русской артиллерией. Брюс вошёл в историю как автор первого в России календаря, получившего в народе название Брюсова, хотя, согласно одной малоизвестной легенде, календарь этот не имел к Брюсу никакого отношения. Он был просто его издателем, так как ведал Московской гражданской типографией.