Жан-Клод Карьер - Не надейтесь избавиться от книг! Страница 22

Ж.-К. К.: Как вы считаете, страсть к старинным книгам не исчезнет? Это вопрос, который задают себе, не без тревоги, порядочные книготорговцы. Если среди их клиентов останутся одни банкиры, их ремесло утратит смысл. Многие книготорговцы, которых я знаю, говорят, что среди молодежи все меньше настоящих ценителей.

У. Э.: Нужно помнить, что старинные книги неизбежно являются предметом уходящим. Если я владею каким-нибудь очень редким драгоценным камнем или полотном Рафаэля, после моей смерти семья его продаст. Но если у меня хорошая коллекция книг, в завещании я, скорее всего, укажу, что не хочу, чтобы она оказалась разделена, потому что я всю жизнь ее собирал. И тогда она либо будет подарена какому-нибудь государственному учреждению, либо куплена через аукцион «Кристи» крупной библиотекой, вероятней всего, американской.

В этом случае все эти книги навсегда исчезнут с рынка. Бриллиант возвращается на рынок каждый раз, когда его очередной владелец умирает. Но инкунабула будет отныне числиться в каталоге Бостонской библиотеки.

Ж.-К. К.: И там останется.

У. Э.: Навсегда. Так что, помимо ущерба, который наносят так называемые инвесторы, каждый экземпляр старинной книги становится все более редким, а стало быть, и все более дорогим. Что же касается новых поколений, я не думаю, что они утратили страсть к старинным книгам. Скорее, мне кажется, ее у них никогда и не было, поскольку старинные книги всегда были молодым людям не по карману. Но нужно также сказать, что, если человек действительно чем-то увлечен, он может стать коллекционером и не тратя больших сумм. У себя на полках я нашел двух Аристотелей XVI века, купленных по молодости из любопытства: каждый стоил (судя по цене, написанной карандашом букиниста на титульном листе) что-то около сегодняшних двух евро. С точки зрения антиквара, это, очевидно, совсем не дорого.

У меня есть друг, который собирает маленькие книжки из Всемирной библиотеки Риццоли (BUR), эквивалента серии немецкого издательства «Реклам». Эти книги выходили в 50-е годы и стали большой редкостью благодаря своему очень скромному оформлению, а также потому, что они не стоили почти ничего и никто их не берег. Тем не менее восстановление полной серии этих книг (почти тысяча названий) — весьма увлекательное занятие, которое не требует ни крупных средств, ни визитов к дорогому антиквару — разве что исследования блошиных рынков (или нынешнего е-Вау). Можно быть библиофилом задешево. Еще один мой друг собирает скромные старинные издания (не обязательно оригинальные) своих любимых поэтов, потому что, как он говорит, стихи, которые читаешь в печати той эпохи, имеют совсем другой «вкус». Является ли он библиофилом? Или просто любителем поэзии? Повсюду есть развалы старых книг, где можно откопать издания XIX века и даже первые издания XX века по цене квашеной капусты в ресторане (если только вы не ищете первое издание «Цветов зла»[208]). У меня был студент, который собирал только путеводители по разным городам, самые старые, и ему их отдавали почти даром. Тем не менее на их основе он сумел написать докторскую диссертацию о том, как менялось представление о городе на протяжении десятилетий. Затем он опубликовал свою диссертацию, сделал из нее книгу.

Ж.-К. К.: Могу рассказать, как однажды приобрел полное собрание Фладда в единообразном переплете того времени. Случай уникальный. Эта история начинается с богатого английского семейства, владеющего ценнейшей библиотекой. В этой семье много детей, и среди них, как это часто бывает, только одному вéдома истинная ценность этих книг. Когда отец умирает, этот знаток небрежно бросает своим братьям и сестрам: «Я возьму только книги. С остальным делайте что хотите». Все обрадовались. Им достались земли, деньги, мебель, замок. Но новый владелец книг, когда они переходят к нему, не может продать их официально, иначе члены семьи всполошатся и, увидев результаты торгов, поймут, что «только книги» — это не пустяк, а совсем наоборот, и что их обвели вокруг пальца. Тогда он принимает решение, ничего не говоря семье, тайно продать книги каким-нибудь куртье[209], которые зачастую бывают людьми очень странными. Фладд достался мне через посредство одного куртье, который передвигается на мотороллере с висящим на руле полиэтиленовым пакетом, и в этом пакете он порой таскает настоящие сокровища. Я четыре года расплачивался за это собрание книг, но никто в той английской семье так и не узнал, в чьих руках оно завершило свой путь и за какую цену.

Книги, которые хотели дойти до нас во что бы то ни стало

Ж.-Ф. де Т.: Некоторые книги вам, по-видимому, приходилось выслеживать, и иногда с большим упорством — с целью пополнить собрание какого-нибудь автора или тематические коллекции. Либо же просто из любви к красивым вещам, либо потому, что какая-то конкретная книга что-то для вас значит. Не могли бы вы поделиться с нами какими-нибудь историями об этом кропотливом детективном труде?

Ж.-К. К.: По этому поводу могу рассказать вам, как лет десять назад я нанес визит директрисе Национального архива. А нужно сказать, во Франции — думаю, как и во всех странах, где есть архивы, — каждый день к зданию архива подъезжает грузовик и вывозит кучу старых документов, которые было решено уничтожить. Нужно же освобождать место для всего того, что поступает в архив ежедневно. Здесь тоже что-то приходится уничтожать, тоже нужно что-то отсеивать, таков закон жизни.

Иногда, пока грузовик не приехал, к архиву пропускают тех, кого называют «papiéristes», — любителей старых бумаг, нотариальных актов, брачных договоров, — они приходят и бесплатно копаются в том, что ждет уничтожения. И вот эта директриса рассказывает мне, что однажды она приходит на работу, а ей навстречу выезжает один из таких грузовиков. Мне очень нравится словосочетание «наметанный глаз». Глаз, который научился видеть, глаз, ожидающий что-то увидеть. Директриса отходит в сторону, пропуская грузовик, и вдруг замечает торчащий из огромного тюка кусок пожелтевшей бумаги. Она немедленно останавливает грузовик, просит открыть тюк и находит там одну из редких известных нам афиш «Блистательного театра»[210] Мольера — тех времен, когда он еще ездил по провинциям! Как туда могла попасть эта афиша? И почему ее отправили на кремацию? Сколько ценных документов, редких книг были уничтожены просто по рассеянности, по недосмотру, по небрежности? Людская небрежность нанесла книгам, быть может, больший ущерб, чем те, кто уничтожал их сознательно.

У. Э.: У коллекционера, действительно, как вы говорите, должен быть наметанный глаз. Несколько месяцев назад я был в Гранаде, и после того, как я осмотрел Альгамбру и все, что собирался, друг по моей просьбе повел меня рассматривать полки в антикварной книжной лавке. Там царил страшный беспорядок, и я без особого успеха копался в завалах книг на испанском языке, не представлявших для меня ни малейшего интереса, как вдруг мой взгляд привлекла пара книжиц. Это были книги по мнемотехнике на испанском языке. Я заплатил за одну, а вторую продавец отдал мне в подарок. Вы можете сказать, что мне повезло и что у этого продавца, возможно, были и другие сокровища. Уверен, что нет. Есть такой особый собачий нюх, который ведет вас прямо к добыче.

Ж.-К. К.: Мне случалось сопровождать в букинистических лавках моего друга Жерара Оберле[211], очень известного книготорговца и великолепного писателя. Он заходит в магазин, очень медленно осматривает полки, и делает все это молча. В какой-то момент он направляется к ТОЙ книге, которая его ждала. Это единственная книга, к которой он прикасается и которую он покупает. В прошлый раз это была книга, написанная Сэмюэлем Беккетом о Прусте[212], ее трудно найти в оригинальном издании. Еще я знал одного милейшего книготорговца с улицы Юниверсите, который специализировался на научных книгах. Меня, студента, как и моих товарищей, он пускал в свою лавку, прекрасно зная, что мы ничего не можем у него приобрести. Но, вступал с нами в беседу, показывал красивые вещи. Он был одним из тех, кто сформировал мои вкусы. Он жил на улице Бак, с другой стороны от бульвара Сен-Жермен. Однажды он возвращался домой по улице Бак, перешел через бульвар и вдруг заметил, что из мусорного бачка торчит кусочек латуни. Он остановился, поднял крышку, покопался в бачке и вытащил оттуда одну из двенадцати счетных машин, сделанных самим Паскалем. Вещь бесценная. Теперь она хранится в Национальном консерватории искусств и ремесел[213]. Кто ее выбросил? И какое совпадение, что этот человек с наметанным глазом проходил мимо именно в тот вечер!