Мария Голованивская - Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских Страница 22

В сочетаемости слова жребий и отчасти слова доля мы видим важный элемент метафорического концепта, объединяющий эти понятия с индоевропейскими прототипами. Мы будем много говорить о том, что представленные во французском мировоззрении когнитивные структуры, связанные с понятием судьбы и случая, ассоциированы в первую очередь с идеей падения-выпадения, восходящей к древним способам определения будущего через гадание и жребий. Трудно сказать, заимствована эта образность у европейцев или степняков, однако в праславянском представлении ситуации, связанной с этими двумя понятиями, таких элементов определенно нет.

Итак, мы проанализировали следующие русские слова, описывающие высшее, внешнее, главенствующее, определяющее человеческую жизнь: судьба, участь, доля, удел, рок, провидение, жребий. Рассмотрим теперь их французские переводные эквиваленты.

Французское семантическое поле fortune, destin, destinée, sort, providence

Аббат де Фелис, француз, автор 26-томной «Энциклопедии, или Универсального словаря», увидевшего свет в семидесятые годы XVII века, отмечал, что «у христиан нет достаточно четкой доктрины судьбы» (11). Действительно, образ судьбы во французском языке представляется достаточно эклектичным и неоднородным, впрочем, не менее эклектичным, чем у русских, что следует, например, из такого высказывания Боэция: «Провидение и судьба, хотя и различаются, однако взаимодействуют между собой. Порядок судьбы возникает из простоты провидения… Бог в своем провидении располагает единственным и непреложным способом того, что должно свершиться. Судьба же, предписанная провидением, направляет относительно времени и места. И не важно, ткет ли она свою нить с помощью духов, близких к божественному провидению, или с помощью мировой души, или послушной ей природы, посредством движения небесных светил, или силой ангелов, или хитростью различных демонов, с помощью чего-то одного из этого или посредством всего этого вместе взятого, очевидно, что провидение есть простой и неизменный образ всего того, что предопределено к воплощению, судьба же представляет собой беспрестанно меняющееся сплетение и временной порядок того, что Бог в своей простоте располагает к возникновению» (12). Из приведенной цитаты очевидно, что французские мысль и образный ряд питались из двух традиций – античной философии и мифологии и христианства. Фортуна бесконечно обсуждается у гуманистов (Альберти, Фичино, Понтано, Макиавелли (13)), то отрицаясь и низводясь, то воскресая и обретая новые статусы. Столкновение судьбы и провидения, описанное и у Монтеня, и у Дидро (14), также свидетельствует о стойкости античных представлений, оставивших богатый след в языке, приведших к сосуществованию в обыденном сознании и языческого, и христианского образов.

В нашем исследовании мы будем неоднократно, как и говорилось в описании метода, обращаться к описанию аллегорий тех или иных абстрактных понятий, канонизированных в Средние века и Возрождения, и хотели бы предварить в небольшом отступлении появление обширных цитат из соответствующих источников (I, СО), дабы показать, что именно мы усматривали в этих аллегориях и какой именно феномен они собой представляют. С нашей точки зрения, наиболее интересные замечания об этом содержатся в знаменитой книге Хёйзенги «Осень средневековья» (15), где рассматриваются отношения между средневековым символизмом и аллегорией. Он рассматривает символизм с точки зрения каузального мышления, которым пытается связать явления в плоскости одновременно целевой и смысловой. Убежденность в такой связи возникает, как только у вещей обнаруживается общее свойство, соотносимое с некими общими ценностями. Всякий реализм в средневековом смысле, утверждает Хёйзинга, это антропоморфизм, «когда мысль, приписывающая идее самостоятельное существование, хочет стать зримой» (Там же. С. 258). Его можно достичь не иначе как через персонификацию, превращая символ в аллегорию. Средневековые аллегории отражают обычай давать всему имена, во всякой вещи искать урок, мораль, нравственное значение, во всяком доказательстве прибегать к ссылкам на тексты, сохраняя неукоснительную веру в силу произнесенного слова. Средневековое мышление характеризуется Хёйзингой как архитектонический идеализм, связанный с потребностью обособлять каждую идею, оформлять ее как сущность, объединять идеи в иерархические сочетания, выстраивая из них своеобразные храмы и соборы. Именно в силу этого мы полагаем, что аллегории оставили глубокий след в образной структуре понятий, превратившись в коннотации или фрагменты их.

В средневековой иконологии (I, Сd) мы находим следующие описания и соответствующие изображения Провидения и Фортуны:

1. «Провидение – женщина с двумя головами, как у двуликого Януса. На одной голове – венок из колосьев, на другой – из виноградных ветвей и кистей. В одной руке она держит два ключа, в другой руль. Поскольку ни один благоразумный человек не может существовать без знания прошлого и будущего, эта фигура изображается с двумя головами. Ключи символизируют недостаточность осязания вещей и подчеркивают необходимость рассуждать. Рассуждения – ключи, помогающие отпереть лабиринты человеческой жизни, преисполненной трудностями. Руль, использующийся на кораблях, показывает, что провидение способно управлять событиями, чтобы помочь достичь богатства и славы, а также и спасти жизнь. Провидение вращает руль, управляя нами и нашими надеждами».

2. «Фортуна представляется в виде женщины с завязанными глазами, парящей над деревом жизни и сбивающей с него длинной палкой принадлежности и символы различных ремесел: орудия, оружие, книги, венцы и пр. Так изображаются Дары. Действия ее связаны со звездами, определяющими склонности человека и направляющими через его чувства его разум. Она изображается слепой, чтобы подчеркнуть, что она не благоприятствует никому в отдельности, она всех в равной степени любит и ненавидит, проявляясь через возможности, которые ей предоставляет случай. Это показывает, что следует простому народу идти только за правдой, которой располагает божественное провидение».

Вот еще одно изображение Судьбы, содержащееся в книге Чезаре Рипа:

3. «Женщина с небесной сферой на голове или стоящая на колесе времени и держащая в руке рог изобилия. Сфера или колесо времени показывают, что она находится в постоянном движении и к каждому по очереди поворачивается лицом, возвышая или унижая человека. Она распределяет блага из рога изобилия, но поскольку все время движется, то и блага постоянно переходят из рук в руки» (I).

Проанализируем эти описания.

1. Оба аллегорических персонажа – женского пола.

2. Оба персонажа действуют при помощи дополнительных инструментов (ключи, рог изобилия, колесо, руль, палка).

3. Области их действия не пересекаются.

4. Персонажи, олицетворяющие эти понятия, намекают человеку, как ему следует себя вести в отношении своей судьбы: знай прошлое, думай о будущем, рассуждай.

5. Провидение и французская судьба наделены богатствами: у них есть колосья, виноградные ветви, рог изобилия, дары – символы ремесел. Эти высшие «предопределители» жизни подсказывают человеку, как ему преуспеть.

6. Все люди равны, судьба никому не подыгрывает. Она или слепа, или равномерно вращается на колесе времени, поворачиваясь лицом к каждому.

Изложенные здесь представления в большой степени являются ключевыми для романской ментальности. Они пронизывают длинные ряды понятий, определяющие отношения человека и окружающей его естественной среды. Отголоски этих представлений мы находим во французских понятиях о добре, случае, успехе. Вот яркий пример: французский успех – success – связан с идеей, выраженной латинским, а потом и старофранцузским глаголом succedere, современным французским succeder, – исторически означавшим иметь взаимосвязь во времени, иметь хороший результат во времени, а затем, в новое время, получившим значение наследовать, получать в свою очередь, иметь вследствие. Это понятие содержит в себе геном смысла, утверждающего связь между успехом, богатством и родом человека (наследством, делом, капиталом, перешедшим по наследству), а также длительным удачным стечением обстоятельств. В отличие от русского успеха, связанного с глаголом (успеть – схватить, воспользоваться, совершить «хапок»). Все эти понятия, идущие от ключевого понятия судьбы, оказывают большое влияние на ментальность, на способ социального действия, принятого в культуре.

Мы видели, что аллегорический сборник Рипы иллюстрирует лишь два понятия из всего представленного синонимического ряда. С них начнем наш анализ.

Fortune (n. f.) – заимствование из латыни (1130 год), Fortuna – имя римского божества счастья, случая и удачи. Первоначально этим словом называли богиню урожая, о чем свидетельствует происхождение ее имени от глагола ferre (носить – о матерях и женщинах). Впоследствии, возможно, под влиянием пренестинского культа, Фортуна стала богиней судьбы, счастливого и несчастливого случая, социального успеха. Во множественном числе этим словом обозначали богатство.