Ирина Галинская - Наследие Михаила Булгакова в современных толкованиях Страница 22

1) Контекст, в котором наказания осуществляются волшебными средствами.

2) Контекст, в котором реалистическая мотивировка наказаний очевидна, но при их описании используется словарь (сюжетный и стилистический), обычный при описании фантастических действий.

3) Контекст, который одновременно может допускать как фантастическую, так и реалистическую мотивировку.

4) Метонимический контекст, при котором фамилии умерших писателей. композиторов, философов попадают в такое языковое высказывание, при котором они являются жертвами наказания, «причем наказания, осуществленного средствами современной Булгакову Москвы» (2, с. 3). Сценическое оформление наказаний, их постоянные декорации — дом-квартира, документы, одежда. Все наказания, которым Воланд подвергает москвичей в романе, принимают форму «фокусов с разоблачениями» и включают элементы театрального массового зрелища. «Разоблачение» является синонимом другого слова, часто встречающегося в романе, — «разъяснение». На языке того времени и в контексте романа оба эти слова обозначают «арестовать, допросить, судить, казнить» (2, с. 5).

Описание дома принимает у Булгакова, пишет Б. Брикер, «хронотопическую характеристику фантастического замкнутого пространства (enclosure) — традиционного топоса фантастической литературы, особенно в его готическом варианте» (2, с. 6). Два самых важных здания в романе — помещение МАССОЛИТА и дом на Садовой — используются в духе волшебной фантастики (например, расширение берлиозовской квартиры). Образ квартиры как фантастического «замкнутого пространства» сочетается у Булгакова с образом коммунальной квартиры — новым топосом советской литературы 20-х и 30-х годов. В контексте романа посягательство на квартиру человека и лишение жилой площади «осуществляется в одном ряду с такими видами наказания москвичей, как донос, арест, перевод в другое измерение», т. е. смерть, пишет Б. Брикер. Опознавательным знаком наказания путем лишения жилплощади становится печать на дверях.

«Все отношения воландовской компании и москвичей в романе осуществляются через разного рода проверку документов и письменно оформленные соглашения», отмечает Б. Брикер (2, с. 9). Функции документов, которые заключаются между гражданами и нечистой силой, восходят к архетипической функции пакта, согласно которому душа закладывается дьяволу. Этот архетипический мотив проецируется на темы 20-х годов, а именно на тему мандата, обладающего особой силой. Фраза «нет документа — нет человека» является не только афоризмом, а используется на протяжении всего сюжета романа (зачастую в пародийно-сниженном плане). Здесь Б. Брикер проводит параллель с рассказом Ю. Тынянова «Подпоручик Киже», в котором обыгрывается фраза «есть документ — есть человек». Основной документ в романе Булгакова, определяющий соглашение между Воландом и Мастером, — «роман в романе» о Понтии Пилате и Иешуа.

Различные похищения одежды с тела человека — также распространенный способ наказания в «Мастере и Маргарите». «Одежда, так же, как и документ, привязывает москвичей к их эпохе и является удостоверением личности: лишение одежды лишает москвичей их социального статуса», замечает Б. Брикер (2, с. 12). Мотив похищения одежды как способ наказания приобретает особое значение в романе благодаря свойству одежды принимать черты или образ человека. Сюжетная трансформация — оживление одежды — это распространенный мотив фантастической литературы и фольклора. У Булгакова оживление костюма является видом вселения беса в человека.

Пропажа вещей, как способ наказания, напоминает исчезновение, пропажу человека. Булгаков ставит их в один ряд в таком примере, — пишет Б. Брикер: «Выяснилось, что похищено не только второе, но и первый, т. е. сам бородач». Речь идет, как помнят читатели романа «Мастер и Маргарита», о бородаче, который на берегу реки украл одежду Ивана Бездомного.

Мотив исчезновения вещи и казнь через отсечение головы обладают также в романе синонимическими признаками. Б. Брикер считает, что сцена наказания Варенухи, с которого слетела кепка и бесследно исчезла в отверстии сиденья, «включает в себя как мизансценическое подобие декапитации Бенгальского, так и момент бесследного исчезновения головы Берлиоза, только роль головы в этом случае играет головной убор» (2, с. 15).

Б. Брикер приходит к выводу, что все три категории — квартира, документы, одежда — могут выступать в сюжете наказания как подмена человека. Лишение квартиры равнозначно переводу человека в другое измерение, а лишение удостоверения личности означает исчезновение самой личности.

В романе «Мастер и Маргарита», по мысли Б. Брикера, форма наказаний, которым Воланд подвергает других персонажей, уже намечается стилистическими возможностями, содержащимися в языке, оживлением подходящего рода языковых фигур. Фантастический процесс превращения языкового оборота Воландом и другими чертями в сюжет наказания Б. Брикер называет «кровавыми каламбурами». «Кровавые каламбуры — это сюжетные схемы наказаний в романе, и в них отражен главный композиционный принцип романа — соединение в сюжете различных временных и пространственных уровней» (2, с. 18). Так, когда Прохор Петрович в сердцах вскричал: «Вывести его вон, черти б меня взяли», Коровьев исполняет этот возглас буквально: «Черти чтоб тебя взяли? А что же, это можно».

Эпизод наказания Степы Лиходеева также построен по принципу «кровавого каламбура». Азаззело говорит: «Разрешите, мессир, его выкинуть ко всем чертям из Москвы». В контексте времени 30-х годов ХХ в. эта фраза синонимична выражению «отправить в удаленные места» (2, с. 20). «Кровавым каламбуром» Б. Брикер считает и эпизод с «оторванием» головы у конферансье в театре Варьете.

Схема этого «кровавого каламбура» возвращает нас к архетипической древней казни — «к отрублению» голов в сказках. В тексте романа «Мастер и Маргарита» пророчество Воланда Берлиозу («Вам отрежут голову») организует вокруг себя «сюжетное поле, в которое попадают мифы о казни, нашедшие отражение в многоплановом сюжете романа» (2, с. 26). «Кровавые каламбуры» включаются в общую для всего романа тему смерти и бессмертия и являются важным аргументом в споре между Воландом и московскими писателями о том, кто может управлять смертью, жизнью и временем. Б. Брикер приходит к выводу, что «самая главная функция Воланда в романе — показать, кто управляет словом, и тем самым заставить слово, которое древнее государственного устройства и политического управления, повиноваться, т. е. реализоваться в действие» (2, с. 29–30).

Вячеслав Вс. Иванов в статье «Черт у Набокова и Булгакова» (10), опубликованной в одиннадцатой книжке журнала «Звезда» за 1996 г., которая была полностью посвящена творчеству В.В. Набокова, напоминает читателям тот эпизод из романа Булгакова «Мастер и Маргарита», в котором Воланд демонстрирует свою нечистую силу, предрекая гибель председателя Массолита Берлиоза под колесами трамвая. Аналогичный эпизод за несколько лет до того, как Булгаков задумал свой роман, появился в рассказе Владимира Набокова «Сказка» (11), подписанном псевдонимом В. Сирин. Герой рассказа Эрвин встречает в кафе пожилую даму. которая говорит ему. что ее зовут госпожа Отт и что она — черт. Госпожа Отт демонстрирует Эрвину свое могущество, повелевая идущему мимо трамваю наскочить на господина в черепаховых очках, переходящего улицу. Предсказание сбывается, и черт в обличье госпожи Отт объясняет: «Я сказала: наскочить, могла сказать: раздавить» (11, с. 217). Второй вариант, набоковским чертом только намеченный, в повествовании Булгакова осуществлен, приходит к выводу Вяч. Вс. Иванов.

Автор статьи «Черт у Набокова и Булгакова» считает. что случайность совпадений этих двух историй кажется исключенной. Одинакова ситуация встречи героев с чертом, одинаков способ, которым черт проявляет свое могущество. Совпадает и роль трамвая. Существуют две возможности знакомства М.А. Булгакова с рассказом В.В. Набокова «Сказка». Впервые рассказ был напечатан в берлинской эмигрантской газете «Руль» 27 и 29 июня 1926 г. В то время, пишет Вяч. Вс. Иванов, Булгаков много общался с эмигрантами — «сменовеховцами», вернувшимися, как и его вторая жена Л.Е. Белозерская-Булгакова, из Парижа или из Берлина в Советскую Россию. «Не исключено. что номера „Руля“ с набоковским рассказом через одного из знакомых могли попасть к Булгакову» (10, с. 147).

Вторая возможность относится к 1930 г., когда сборник рассказов и стихов Сирина-Набокова «Возвращение Чорба» мог быть прислан Булгакову его братом, который на гонорар за роман «Белая гвардия», изданный за границей, покупал и пересылал Булгакову новые русские эмигрантские книги.

Характер фабулы рассказа В. Набокова «Сказка» и всего повествования — игровой, полусерьезный. Последняя встреча героя с чертом в виде госпожи Отт происходит «на улице Гофмана». И это название, и само заглавие рассказа «Сказка», считает Вяч. Вс. Иванов, указывают «на родословную, ведущую к немецким романтикам» (10, с. 147).