Михаил Ямпольский - Память Тиресия: Интертекстуальность и кинематограф Страница 23

В 1909—1910 годах Гриффит ставит целый ряд фильмов, транспонирующих в разные сюжеты браунинговскую ситуацию. В «Голосе скрипки» (1909) учи­тель музыки, анархист фон Шмидт должен по заданию террористической группы взорвать дом, где живет его любимая ученица. Фон Шмидт подходит к дому «в то время, когда мелодия его собственной скрипичной композиции летит в ночном воздухе, и, поднявшись по ступенькам крыльца, видит Элен, играющую на скрипке. Понимание того, что должно произойти через мгновение, потрясает его» (Байограф, 1973:73). Фон Шмидт прозревает и вступает в борьбу с террори­стами, спасая девушку. В данном случае мы имеем почти перевернутый эпизод с Луиджи из «Пиппы», опущенный Гриффитом при экранизации Браунинга. В другом фильме — «Во имя спасения ее души» (1909) — речь идет о маленькой певице из сельского церков­ного хора, которую увозит в город менеджер воде-

118

вильной труппы. Перед самым падением девушки, увязшей в путах греха, ее спасает молодой священник Пол Редмонд и т. д.

В 1909 году Гриффит осуществляет еще одну «музы­кальную» экранизацию — «Скрипичный мастер из Кремоны» по поэтической драме Франсуа Коппе. В основе драмы — соперничество двух скрипичных мас­теров из Кремоны, горбуна Филиппо и красавца Санд­ро, за сердце девушки Джанины. Мелодрама Коппе построена на контрасте между видимостью — уродли­вой внешностью Филиппо — и чистотой его сердца, проявляемой в божественной игре его скрипки. В монологе Сандро Филиппо сравнивается с дочерью фракийского царя Пандиона Филомелой, превратив­шейся в соловья (Коппе, 1909:14). Мотив метамор­фозы в данном случае является сюжетным метаописанием трансформаций и преображений видимого в сущностное, а по существу воспроизводит миф о вытесне­нии источника. Показательно, что в «Занони» у Бульвер-Литтона мы обнаруживаем ссылки на Кремону («Кремона среди инструментов — то же, что Шекспир среди поэтов» (Бульвер-Литтон, б. г. :28) как раз в контексте сдвига от поэзии к музыке, а также подроб­ное изложение мифа о Филомеле, превращенного в сюжет последней оперы Гаэтано Пизани.

Таким образом, «Пиппа проходит» появляется в творчестве Гриффита в шлейфе вариаций на ту же тему, В них освоен символический лексикон, через который осуществляется подавление театрального источника. Лексикон этот в XIX веке имеет тенден­цию к универсализации, как показывают совпадения мотивов между французской драмой Коппе и английс­ким романом Литтона. «Пиппа проходит» занимает центральное место в ряду этих вариаций прежде всего потому, что этот фильм отсылает к «сильному» пер­воисточнику — драме Браунинга и связанной с ней культурной традиции.

119

Слово Браунинга выступает как альтернатива теат­ральным источникам. Но слово это несет на себе силь­ную печать собственных сдвигов и вытеснений. Оно постулирует музыку в качестве альтернативного источника собственных заимствований.

Вместе с музыкой в фильм вводится ее визуальный эквивалент — солнечный свет. В прологе и эпилоге Гриффит применил специальную систему подсветки для создания иллюзии восхода и заката. Т. Ганнинг связывает эти световые эффекты с общей тенденцией заключать фильмы эстетизированным изображением. Но он же отмечает, что особое освещение «имеет ясное тематическое значение. Чаще всего использова­ние направленного света, освещающего фигуры в тем­ном пространстве, вызывает ассоциации с духовным призванием» (Ганнинг, 1986:596). Дж. Пруитт, спе­циально исследовавший освещение в фильмах «Байографа», также указывает на его роль в передаче «ми­стического чувства надежды и примирения» (Пруитт, 1980:57) в таких фильмах как «Рабыня» (1909) или «Сверчок на печи» (1909). Особое значение исследова­тель придает «сценам с окном», возле которого, уто­пая в лучах света, находится жаждущий лучшей доли человек. Внезапность светового озарения, подобная внезапности музыкального воздействия, заставляет Гриффита пластически реализовывать ее в эффекте мгновенного освещения (просветления комнаты), как например, в «Эдгаре Аллане По» (1909).

Отметим, что и «Перевоспитание пьяницы» завер­шается изображением счастливой семьи у очага с подчеркнутым световым эффектом. И «Перевоспита­ние пьяницы» и «Пиппа проходит» тем самым вписы­ваются в ряд фильмов откровения, где сквозь слово (театральное слово Золя и литературное — Браунин­га) уже явственно проступает установка на внесловесное, на нецитируемое, воплощенное в свете. Вытесне­ние источника (литературного) даже через постулиро-

120

вание Браунинга как источника влияния сопрово­ждается резким усилением внецитатного, иллюзорно неинтертекстуального.

Одновременно с пьесой Браунинга в творчество Гриффита входит принципиальная ситуация зеркаль­ного умножения перспективы заимствований. Каждый текст вытесняет собственный источник. В этой беско­нечной зеркальной перспективе приобретают все свое значение гриффитовские вариации. Они показывают, что уже в 1909—1910 годах Гриффит начинает каму­флировать свою связь с Браунингом, пробуя различ­ные варианты сюжета, в которых тот же мотив отры­вается от браунинговского первоисточника. Это озна­чает, что постулирование слова как главного конкури­рующего источника вдохновения одновременно запус­кает механизм вытеснения слова как очага интертек­стуальной референции. Механизм этот, впрочем, заложен в самом тексте Браунинга, объективно ориентированном на вытеснение слова музыкой и све­том.

На более позднем этапе Гриффит преодолевает пер­воначально декларированную им зависимость от сло­весности и начинает вытеснять слово, маскируя свою связь с ним. Параллельно идет возрастание художе­ственных амбиций режиссера, выражающееся в подчеркивании уникальности киноязыка.

В 1913 году Гриффит вновь обращается к сюжету Браунинга. Фильм «Бродяга» (выпуск 3 мая 1913) в новейшей фильмографии Гриффита значится как «римейк» «Пиппы» (Грехем, 1985:179—180). Ганнинг так излагает его сюжет (с которым нам, увы, не удалось познакомиться): «В этом фильме бродячий флейтист (Генри Уолтхол) оказывает благотворное воздействие на множество персонажей чистыми звуками своей музыки, которую он играет на ходу. Он примиряет возлюбленных, останавливает руку капризной деви­цы, готовой отшвырнуть прочь распятие, и в явном

121

соответствии с фильмом «Пиппа проходит» не допус­кает погрязших в адюльтере любовников до убийства мужа женщины» (Ганнинг, 1986:591). Как видно из этого описания, во второй версии «Пиппы» Гриффит заменяет песню со словами чистыми звуками музыки. Музыкальное в «Бродяге» приобретает в оппозиции к слову еще больший вес.

И уже в следующем году Гриффит вновь обра­щается к пьесе Браунинга, на этот раз подвергая этот первоисточник достаточно тщательному сокрытию. В 1914 году он снимает для фирм «Рилаенс Меджестик» и «Мьючуэл» свой фильм «Дом, милый дом». В киновед­ческой литературе фильм считается свободной экра­низацией  биографии  Джона  Говарда  Пейна  (Чинкотти-Туркони,  1975:241;  Брион,  1982:169), правда, нигде не указывается, какой именно. В наиболее авто­ритетной на сегодняшний день биографии Гриффита, написанной  Р.  Шикелем,  фильм определяется как «сильно расцвеченная версия жизни Джона Говарда Пейна, автора той самой песни, из которой позаим­ствовано    название    фильма»    (Шикель,    1984:209). Такого рода суждения свидетельствуют не только о незнании биографии Пейна, но и об игнорировании такого авторитетного свидетеля, каким был оператор фильма Карл Браун. Браун, между тем, прямо указы­вает на источник фильма: «Дом, милый дом» был, вероятнее  всего,  переработкой  «Пиппа  проходит», только   вместо   голоса   веселой   девочки,   несущей радость и веру отчаявшемуся человечеству, жизнь персонажей   менялась   под   воздействием   мелодии «Дом, милый дом». Фильм представлял собой исто­рию, сотканную из разных историй, но подчиненных единой тематической идее» (Браун, 1973:31).

Коротко перескажем сюжет фильма, состоящего из четырех эпизодов. В первом из них герой, Пейн, поки­дает мать и возлюбленную и уезжает в город, чтобы стать актером. В театре он погружается в пучину гре-

122

ха, его соблазняет горожанка, он запутывается в дол­гах и умирает, брошенный друзьями. Перед смертью он сочиняет песню «Дом, милый дом». На родине уми­рает и брошенная им возлюбленная. Во втором эпи­зоде деревенская девушка Мэри-Яблочный Пирог влюбляется в парня с востока. Но ее возлюбленный встречает блестящую горожанку. Он уже готов забыть о Мэри, но в этот момент слышит мелодию, сочиненную Пейном, мгновенно осознает ужас измены и возвращается к своей деревенской подруге. В третьем эпизоде мать воспитывает двух сыновей, с детства ненавидящих друг друга. Подравшись из-за денег, братья убивают друг друга. В отчаянии несчаст­ная мать хочет покончить самоубийством, но звуки той же мелодии возвращают ей веру в жизнь. В четвертом эпизоде соблазнитель толкает к неверности замужнюю женщину. В момент, казалось, уже неиз­бежного падения женщина слышит звуки скрипки, играющей мелодию «Дом, милый дом». Она порывает с соблазнителем и остается с мужем. Фильм завер­шается эпилогом, показывающим Пейна в чистилище. Он стремится подняться вверх по скалам, но персони­фицированные фигуры греха тащат его вниз. В небе возникает образ возлюбленной Пейна, и их души сое­диняются в объятиях.