Александр Донцов - Феномен зависти. Homo invidens? Страница 26

В Библии сглаз прямо не упоминается, более того, христианские проповедники осуждают это суеверие со времен ранней церкви. Однако «худое» и «завистливое» око, как мы убедились, библейским авторам хорошо известно. Блаженнее всех «тот, кто еще не существовал, – сетует Екклесиаст, – кто не видал злых дел, какие делаются под солнцем… Всякий труд и всякий успех в делах производят взаимную между людьми зависть» (Ек. 4:2–4). И горестно, но как о чем-то неизбежном, добавляет: «Человек одинокий, и другого нет; ни сына, ни брата нет у него; а всем трудам его нет конца, и глаз его не насыщается богатством» (Ек. 4:8). Проповеднику вторит Соломон: глаза человеческие ненасытимы (Пр. 27:20), а «у ненасытимости две дочери: «давай, давай!» (Пр. 30:15). Алчности взора в Библии сопутствует коварство и обман (Пс. 34:19; Пр. 6:13), отсутствие сострадания (Пр. 28:27), надменность (4 Цар. 19:22; Пс. 17:28), томление от ожидания (Пс. 68:4). Диапазон чувств, что выражают глаза в библейских текстах, столь широк, что и неназванный сглаз не чужд мировоззрению авторов. Прислушайтесь, читатель, к проклятию Иова: «Кто обрекает друзей своих в добычу, у детей того глаза истают» (Иов. 17:5). Словом, «зол, кто имеет завистливые глаза, отвращает лицо и презирает души». Это я вновь вспомнил слова Иисуса, сына Сирахова.

Древние греки открыто верили в существование дурного глаза и обозначили его специальным словом baskanos, от которого, утверждают специалисты, произошло латинское fascinatio – «сглаз». Знаменитый греческий писатель и мыслитель Плутарх (ок. 46 – ок.127) посвятил сглазу одну из своих весьма популярных в то время «Застольных бесед»[189]. Слово Плутарху: «На одном обеде речь зашла о тех, кто слывет обладателем так называемого дурного глаза. Гости решительно высмеивали эти представления. Но принимавший нас у себя Местрий Флор говорил, что факты удивительным образом подтверждают эти рассказы, а отказывать им в доверии на том лишь основании, что мы не можем их объяснить, несправедливо: есть ведь тысячи вполне очевидных явлений, признанное объяснение которых нам недоступно»[190]. Этот участник беседы не сомневается: люди, способные вредить взглядом окружающим, особенно детям, наиболее подверженным порче, существуют, недоверие же к этому обусловлено невозможностью отыскать причину. Включившийся в разговор Плутарх предположил, что эта причина может крыться в неких частицах – истечениях, испускаемых всеми, а более всего – живыми, теплыми и подвижными телами. Главный источник подобных «токов» – глаза, орган зрения, порождающий у человека многие переживания и действия и обладающий удивительной силой. Допуская, что посредством зрения человек подвергается внешнему воздействию и претерпевает вред, нельзя отрицать «возможность таким же путем воздействовать и вредить»[191].

Не хочу вас утомлять излишней информацией, читатель, но все же вскользь замечу: Плутарх здесь явно ссылается на теорию ощущений Эпикура (341–270 до н. э.), согласно которой, по словам Диогена Лаэртского, тела излучают подобные себе образы («оттиски», «видности», «наглядности»), которые извне входят в человека и позволяют ему чувствовать и мыслить[192]. Эта и без того широко известная в древности теория восприятия на заре нашей эры была детально изложена римским философом-материалистом Титом Лукрецием Каром (ок. 94–55 до н. э.) в дидактической поэме «О природе вещей». Плутарх же, по его собственному признанию, к старости овладел латинским языком, хотя, несомненно, знал о взглядах Эпикура и из греческих источников. Но вернемся к «Застольным беседам». «Каким образом вредоносность взгляда воздействует на тех, кого он затрагивает?» – спросил один из собеседников. Когда завистник «устремляет на кого-нибудь свои взоры, то его глаза как орган, ближе всего расположенный к местопребыванию души, втянув в себя порчу, поражают того как бы отравленными стрелами; и нет, полагаю, ничего противного разуму и неправдоподобного, если затронутый таким взглядом подвергнется какому-то изменению»[193].

Еще один, ранее молчавший участник застолья, предложил по этому поводу вспомнить Демокрита (460–371 до н. э.), основателя античной атомистики, который столетием ранее Эпикура предположил, от предметов как бы отделяются тонкие верхние слои и втекают в глаза и уши, что и рождает ощущения. «Образы, испускаемые… завистниками, не чуждые ни силы, ни ощущения, полные зловредного сглаза, внедряясь в тело подверженных ему, уже не покидают их и приводят в смятение как тело, так и ум»[194]. Причем «люди, воспитавшие в себе состояние чародейной зависти, обращают это свойство и против своих близких: в этом проявляется их природа, а не злая воля»[195]. Более того, поскольку обладатель дурного глаза чаще обращает взор на близких и любимых, он причиняет им больше вреда, чем посторонним. Если же вредоносные истечения отразятся от зеркала или водной поверхности, завистник способен сглазить и самого себя. В качестве примера Плутарх цитирует известные, по его словам, стихи: «Были, были куда хороши Евтелидовы кудри, // Только зловредностью глаза он сам загубил их, взглянувши // В ясное зеркало вод: тотчас безобразная порча…»[196]. Не забыл Плутарх упомянуть и о целительной силе амулетов, необычным видом привлекающих дурной взор и тем самым отводящих от человека угрозу сглаза.

Самое удивительное в этих бесхитростных, казалось бы, рассуждениях – их феноменальная живучесть. Мы еще убедимся: почти в первозданном виде они существуют поныне. Но вернемся к античности. «…Глазом дурным ягнят моих кто-то испортил», – устами пастуха, мимоходом, как о чем-то вполне заурядном, сетует в «Буколиках» великий римский поэт Публий Вергилий Марон[197] (70–19 до н. э.). По заверению У. Баджа, греческий автор III в. н. э. Гелиодор в первом из сохранившихся любовных романов «Эфиопика» писал: «Когда человек завистливым взором смотрит на превосходное, то наполняет окружающую атмосферу вредоносным качеством и передает собственные отравленные эманации всему, что подле него»[198]. Многочисленные указания на людей, обладающих дурным глазом, находят в написанных в первые столетия нашей эры текстах коптов, египетских христиан. Это и не удивительно, если вспомнить одну из проповедей Иисуса Христа, пересказанную евангелистом Марком: «Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но то, что исходит из него, то оскверняет человека» (7:15), «ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство, – все это зло извнутрь исходит и оскверняет человека» (7:21–23).

По словам У. Баджа, «твердо верил в дурной глаз и пророк Мухаммед, а Асма бинт Умаис говорит, что на вопрос: может ли она воспользоваться заклинаниями от имени рода Джафар, пророк ответил: «Да, ибо если есть на свете что-нибудь способное превозмочь судьбу, то это дурной глаз»[199]. Согласно авторитетным в исламском мире «Достоверным преданиям» имама аль-Бухари, противодействие дурному глазу требует специальных заговоров. В книге медицины этого собрания хадисов, т. е. сообщений о том, что сказал или сделал пророк Мухаммед, указано, что «Аиша, да будет доволен ею Аллах, сказала: «Посланник Аллаха велел мне читать заговор от дурного глаза. Передают со слов Умм Саламы, да будет доволен ею Аллах, что, когда пророк увидел в ее доме девушку, на лице которой появилось темное пятно, он сказал: «Читайте над ней заговор, ибо, поистине, ее сглазили!»[200]. Знаменитый исламский философ и ученый Авиценна (980-1037) в трактате «О природе» отметил: «Часто душа влияет на чужое тело так же, как и на свое собственное, как, например, при воздействии дурным глазом»[201].

Итак, отвечая на вопрос о том, когда возникла вера в дурной глаз, адекватнее, чем давно, не скажешь. Многие авторы это верование именуют изначальным и универсальным. В фундаментальном труде С. Зелигманна «Волшебная сила глаз», опубликованном в Гамбурге в 1922 г.[202], ареал этого суеверия оценивается следующим образом. Во-первых, все страны Европы. В Германии сглаз называют ьbel Aougen или bцse Blick; в Голландии – booze blik; в Польше – zle oko; в Италии – oculi maligni, mal’occhio и jettatura; в Сардинии – ogu malu; на Корсике – innocchia tura; в Испании – mal de ojo; во Франции – oeil mauvais или regard mauvais; в Норвегии – skjoertunge; в Дании – et ondt oje; в Англии – evil eye; в Ирландии – drochshuil, badeye, ill eye; в Шотландии – ill еe; в Армении – paterak. Во-вторых, в дурной глаз верят за пределами Европы: в Сирии, Персии, Китае, Индии, Тибете, Таиланде, Бирме, Корее, на Суматре, Таити, Самоа, Аляске, в Гренландии, Никарагуа, Мексике, Бразилии, Перу, некоторых частях Австралии и др. Языки народов, населяющих названные страны, содержат специальное слово для обозначения дурного глаза, если же такое слово отсутствует, то, полагает С. Зелигманн, сглаз передается рядом слов, связанных с идеей чар, что свидетельствует о знакомстве с этим явлением.