Илья Голенищев-Кутузов - Благодарю, за всё благодарю: Собрание стихотворений Страница 26

Если книга Голенищева-Кутузова справедливо названа «Памятью», то книгу Аллы Головиной можно было бы назвать «любопытством».

Из трех поэтов… Раиса Блох, кажется, наименее трудолюбива.

…Для поэзии Голенищева-Кутузова характерна мысль, для Головиной – зрение, для Блох – чувство…

«Возрождение», Париж, 1935, 28 марта.

ЕКАТЕРИНА ТАУБЕР

«ПАМЯТЬ» ИЛЬИ ГОЛЕНИЩЕВА-КУТУЗОВА

Стихи Ильи Голенищева-Кутузова, недавно собранные им в отдельную книжку, весьма далеки от нынешнего поэтического канона. Они как бы совершенно из него выпадают. Быть может, этим можно объяснить те ожесточенные и глубоко несправедливые нападки некоторых критиков, с которыми мы никак согласиться не можем. Слава Богу, давно уже миновали благословенные дни Писарева, и от поэта никто не вправе требовать ни гражданского пафоса, ни модной ныне «монпарнасской скорби». Важно лишь одно – чтобы стихи как можно полнее и ярче отражали личность самого поэта, чтобы они не были им заимствованы у его предшественников.

Отличительной чертой стихов Ильи Голенищева–Кутузова является их мужественность:

Тоске тщедушной более вниматьЯ не хочу,Ни воплям исступленнымОтчаяния,

восклицает он, не желая поддаваться горькому унынию наших дней и понимая, в отличие от очень многих,

… каждый век по-новому богатИ каждый миг по-новому чудесен.

Это приятие мира сквозит даже в самых мрачных стихах. Оно является как бы фоном его книги.

И. Голенищева-Кутузова никак нельзя отнести к «непомнящим родства». Он не отрекается и не отворачивается от «наследия родового». Недаром и книга его названа «Памятью».

Но И. Голенищев-Кутузов не только принимает этот мир. Минутами он просто опьянен каким-то дионисийским восторгом, и тогда душа его, по его собственному выражению,

Собой пьяна, танцует и пьянитОсенний мир божественным волненьем.

Отсюда его пристрастие к пышным и торжественным образам, к прекрасным, давно исчезнувшим мирам. «Сады Гесперид» для него реальнее Монпарнаса. Его влекут древние руины вечного города, где «пастух играет на свирели, древней песни позабыв слова».

В книге есть прекрасные по своей цельности стихи, как «Цирцея», «Осень», «Св. Кьяра», «Вилла Фарнезина».

Меньше удаются Голенищеву-Кутузову стихи, где он восстает против гармонии мира. Тема романтического демона ему органически чужда. Может быть, его единственный демон – это Дионис.

В заключение несколько слов о «влияниях». В печати уже было отмечено, что стихи И. Голенищева-Кутузова очень близки к символической традиции. Безусловно, в них можно проследить известную близость к Вячеславу Иванову и отчасти Андрею Белому. Но это не рабское подражание, а преемственная связь, всё та же благодарная «Память».

Надо, однако, заметить, что стихи, помещенные во втором отделе сборника, как-то не оправдываются общим названием книги. Там уже намечаются новые настроения. Нам кажется, что помещение стихов второго отдела вместе со стихами первого является нарушением цельности сборника. Второй отдел надо было печатать или под отдельным заглавием в той же книге, или вовсе не печатать, несмотря на его большие достоинства. Новые темы, далеко нас уводящие от «Памяти», звучат и в стихах, не вошедших в книгу, а лишь печатавшихся в различных периодических изданиях. Наряду с чистой лирикой И. Голенищева-Кутузова всё больше и больше захватывает тема России, которой в эмиграции мало кто еще касался, кроме Ю. Терапиано и Вл. Смоленского, чьи «стихи о России» были недавно напечатаны в первом номере «Полярной Звезды».

«Журнал Содружества», Выборг, 1935, № 8, с.37-38.

ПРИМЕЧАНИЯ

Стихотворения И.Н. Голенищева-Кутузова печатать в парижских газетах «Россия и славянство», «Возрождение», «Последние новости», в литературно-художественных журналах эмиграции «Современные записки», «Числа», «Русские записки», издававшихся в Париже, в «Журнале Содружества» (Выборг), в сборниках молодых поэтов «Гамаюн – птица вещая» (Белград, 1924), «Перекресток» I, II (Париж, 1930), в «Сборниках стихов» II, III, изданных Союзом молодых поэтов и писателей в Париже в 1929-1930 годы, в поэтических антологиях «Литературная среда», I (Белград, 1936) и «Якорь» (Париж, 1936), в сборнике «В краях чужих» Москва-Берлин, 1962). В 1935 году в парижском издательстве «Парабола» был издан сборник стихов Голенищева-Кутузова «Память», сданный в издательство в 1931 году и дополненный позднее несколькими стихотворениями 1932-1934 годов.

В настоящем, втором, итоговом собрании избранных стихотворений Голенищева-Кутузова тексты печатаются с автографов записных книжек (из четырех хранилось три), сверенных с текстами публикаций (если они были). В последнем случае дается авторская редакция 1968 года. Тексты, не сохранившиеся в записных книжках, но опубликованные, представлены печатных вариантах с исправлением опечаток и переводом на новую орфографию. Значительная часть стихотворений печатается в настоящем сборнике впервые . Существенные разночтения между последней авторской редакцией и ранними публикациями оговорены в примечаниях. Деление по циклам произведено самим автором. Даты указаны на основе записей в записных книжках, если же они там отсутствуют, то под стихотворением поставлена дата первой публикации. Недатированные стихотворения следует относить к периодам, границы которых указаны под названием каждого цикла.

В начале 1992 года, когда книга уже была подготовлена к изданию, из Рима – из личного архива Вячеслава Иванова – были присланы автографы пятидесяти двух стихотворений Голенищева-Кутузова тридцатых годов. Среди них оказалось несколько, по-видимому, из утраченных записных книжек. Из этих забытых автором стихотворений мы включили в состав сборника три: «Граждане вселенной» (1935), «Да, я знаю, из крови и мук..» (декабрь 1936) и «Опять нас разделяют знаки…» (1937).

Поскольку почти все автографы из римского архива датированы временем написания, пришлось изменить датировку ряда опубликованных стихотворений на более раннюю. Изменения эти часто весьма существенны для реконструкции жизненного и творческого пути Кутузова, особенно темы родины, эмиграции, возвращения, нарастающей фортиссимо в его поэзии с самого начала 30-х годов.

В полученных также недавно автографах писем к Кутузову Владислава Ходасевича (из белградского архива Сербской академии наук и искусств), свидетельствующих о сердечных доверительных отношениях и интеллектуальной близости двух русских поэтов и ученых, принадлежащих к разным поколениям эмиграции, имеются отзывы о многих стихотворениях Кутузова.

Любезно присланный А.Б. Арсеньевым текст опубликованного в белградской газете «Воля России» в 1936 стихотворения «Миссия России» проясняет подоплеку компании клеветы в югославской печати, которая была инспирирована против автора правыми кругами эмиграции.

В помещенных в приложении к настоящему изданию статье и письмах Вячеслава Иванова содержатся суждения и размышления о поэтическом творчестве Кутузова до 1937 года.

Стансы . – Печатается по тексту «Памяти» (Париж, 1935). Ранее публиковалось в газете «Возрождение» (1930, 9 октября) и во второй книге «Перекрестка» (1930, с. 9). Посвящено поэтессе Екатерине Таубер (1903-1987), входившей в группу «Перекресток», объединявшую молодых поэтов Парижа и Белграда. Вместе с ней и А. Дураковым Голенищев-Кутузов в 1933 году издал первую антологию новой югославской поэзии на русском языке. После замужества Таубер поселилась на юге Франции, в Провансе, где и окончила свои дни в глубокой старости.

Провал в Пятигорске . – Написано в августе 1919 г. на Кавказе. Печаталось в газете «Россия и славянство» (1929, 14 декабря), в первой книге «Перекрестка» (Париж, 1930) и в «Памяти». В 1968 г. текст подвергся правке и сокращению. Приведем раннюю редакцию:

ПРОВАЛ В ПЯТИГОРСКЕ

Настанет год, России черный год…

М. Лермонтов

Сей год настал; о горестный поэт,Твой взор проник во тьму грядущих лет.Твой стих пронзил мне сердце, как кинжал;Я тень твою в пустынях горных звал.В успокоения предательские дниТот край я посетил. Замри, усниВ моей душе, о голос мертвых бурь,Не возмущай воскресшую лазурь.Но в странном городе, в тени пяти вершин,Казалось мне – ты здесь, я не один,Казалось мне – лечу с отвесных скал,Меня страшил обычный всем провал.Но чья-то тень вставала на пути,И до него я не посмел дойти.

Эпиграф – из стихотворения М.Ю. Лермонтова «Предсказание» (1830).