Дмитрий Ершов - Хунхузы. Необъявленная война. Этнический бандитизм на Дальнем Востоке Страница 27

В 1909 г. профессор Владивостокского восточного института A.B. Гребенщиков совершил на борту крейсера «Восемнадцатый» интересное путешествие по маньчжурской реке Нонни (Нунцзян). В своих путевых заметках востоковед дает следующую характеристику корабля: «18-й» оправдывал свое воинственное название «крейсер» назначением — борьба с хунхузами, наличностью для этой цели винтовок по числу команды и двух скорострелок на верхней площадке. По своему внешнему виду «18-й» в пользу официального назначения имел три (с боков рубки) чугунных щита, долженствовавших защищать людей у штурвала от пуль». Под скорострелками, по всей видимости, следует понимать 63,5-мм десантные пушки B.C. Барановского, долгое время состоявшие на вооружении русского ВМФ и пригодные для установки на палубном станке. После Русско-японской войны все флотские орудия этой системы было решено отправить в переплавку, однако какое-то их число могло остаться в распоряжении маньчжурских пограничников. Для борьбы с бандитами они вполне годились.

Не лучше, чем на Сунгари, обстояло дело на Амуре. Только в 1898 г. здесь было отмечено 61 нападение на китайские джонки, в связи с чем было решено приобрести специальное патрульное судно и учредить ряд береговых караульных постов. Несмотря на принятые меры, активность «речных хунхузов» на Амуре не прекращалась. В октябре 1910 г. банда хунхуза Чжан Гочжэна пыталась напасть на пароход «Депутат», спасенный от разграбления только благодаря храбрости команды.

Лишь в 1910-х гг., когда русское правительство обратило серьезное внимание на укрепление дальневосточных границ, властям Уссурийского края удалось обуздать ненасытных «джентльменов удачи». Главную роль в этом сыграли миноносцы Сибирской флотилии: военное начальство наконец уяснило, что регулярные выходы в море нескольких патрульных судов дают больше толку, нежели редкие крейсерства одиночек.

До сих пор на страницах приморской печати появляются отголоски многочисленных легенд, связанных с похождениями пиратов Японского моря. Самая захватывающая история повествует о сказочно богатом кладе золота, якобы намытого хунхузами на острове Аскольд в 1867 г. Отступая под ударами русских военных команд, «краснобородые» припрятали золото где-то на территории края. Далее на сцене появляется обязательный элемент настоящей пиратской легенды — карта с указанием тайника. Эту карту несколько раз видели то на Сучанe, то во Владивостоке, то на острове Русский. В 1882 г., во время разгрома очередной пиратской базы, ее якобы нашел и присвоил себе безвестный казак, в конце концов продавший карту владивостокскому купцу по фамилии Вишняк. Долгие годы пиратская карта ожидала своего часа среди бумаг бизнесмена, пока ею не заинтересовались два хунхузских атамана-однофамильца. Чжан Цзолинь и Чжан Цзунчан еще появятся на страницах этой книги. В 1907 г. хунхузы наведались во Владивосток и предложили за карту 5 тысяч рублей. То ли сумма устроила Вишняка, то ли форма «делового предложения» исключала возможность отказа, но купец согласился расстаться с пиратской реликвией. Оба Чжана уже предвкушали большой куш, как вдруг на сцене возникло еще одно действующее лицо — уголовник-рецидивист Павел Хундахадзе (он же Мжавия). Едва прослышав о карте, горячий грузин немедленно решил урвать свой кусок «золотого пирога». Выследив Вишняка, подручные Мжавии пытками вырвали у несчастного сведения о покупателях карты. Вскоре в грязных лабиринтах «чрева Владивостока» — знаменитой Миллионки — произошло несколько перестрелок между хунхузами и их русскими конкурентами. В дело вмешалась полиция, Мжавия был задержан, а оба Чжана убрались в Китай несолоно хлебавши. Уже после революции, став могущественным «генерал-инспектором» и фактическим императором Маньчжурии, Чжан Цзолинь якобы пытался отыскать вожделенное золото, но вновь потерпел неудачу. 4 июня 1928 г. штабной вагон Чжан Цзолиня был взорван под виадуком Южно-Маньчжурской железной дороги. Несколько лет спустя, 3 сентября 1932 г., на перроне Цзинаньского вокзала мстителем-одиночкой был заколот Чжан Цзунчан. Постепенно ушли в небытие все, кто знал о пиратском кладе. А золото по-прежнему дремлет где-то в укромном тайнике под сенью уссурийских кедров… Возможно, когда-нибудь по мотивам этой легенды будет написан (если уже не написан) хороший приключенческий роман. Что касается ее достоверности, то тут ваш покорный слуга склонен сильно сомневаться. Больше всего смущает присутствие в рассказе имени Чжан Цзолиня и дата его появления во Владивостоке — 1907 г. Всесильный «милитарист» 1920-х действительно долгие годы был главарем хунхузской шайки. Однако к 1907 г. он окончательно убедился, что высшим богатством является власть. Поступив на военную службу вместе со всем своим отрядом, Чжан в указанном году был целиком занят карьерой и командовал пятью армейскими батальонами. Вряд ли у будущего маршала нашлось бы время заниматься мифическим пиратским кладом.

Впрочем, если уж зашла речь о кладах, то нужно сказать, что реальные случаи находок хунхузских сокровищ в Уссурийском крае все же бывали. Осенью 1896 г. ученики владивостокской гимназии решили прогуляться по окрестным сопкам в поисках ягод. Внезапно один из мальчишек наткнулся на припрятанный в густом кустарнике ящик, полный золотых и серебряных вещей. Школьник сразу сообразил, кому может принадлежать тайник: осень была временем наплыва в город переодетых хунхузов, спешивших спустить в притонах награбленное за летние месяцы. Прихватив пару золотых часов, гимназист помчался домой. Слух о находке мигом облетел сначала улицу, потом околоток, а затем и весь город. Немедленно собравшаяся толпа отправилась в сопки, но заветного ящика на месте уже не было! То ли мальчишка перепутал место, то ли владельцы клада, догадавшись о причине ажиотажа, оказались проворнее…

«Хунхузиада» 1896 года

В последние годы XIX в. Маньчжурия переживала не лучшие времена. Неурожаи заставляли голодать возросшее население. К тому же в 1894–1895 гг. по югу страны, словно предвестие кровавых событий грядущего XX в., прокатилась война. Ряды китайских войск, отступавших под натиском японцев, редели. Никогда не отличавшиеся высоким боевым духом, солдаты и офицеры цинской армии дезертировали, чтобы пополнить ряды бандитских шаек. Оружие, предназначенное для защиты страны, обратилось против ее жителей. Немудрено, что при такой жизни предметом мечтаний многих китайских бед таков стала Россия. Из-за границы доходили заманчивые вести: русские богатеют, строятся и охотно нанимают работников. У подобных слухов были основания, ибо Приамурский край, долго влачивший незавидное существование «пасынка Российской империи», как раз в это время начал расправлять плечи и накапливать экономический жирок. В 1880 г. «главный порт Восточного океана» Владивосток получил статус города. В том же году рейсом парохода Добровольного флота «Москва» открылось регулярное морское сообщение между Владивостоком и Европейской Россией. В конце 1880-х город переживал настоящий бум гражданского и военного строительства, чему немало способствовало официальное придание Владивостоку статуса крепости (1889). В мае 1891 г. произошло еще более знаменательное событие: на борту гвардейского крейсера «Память Азова» в город прибыл наследник российского престола Николай Александрович. По плану, начертанному августейшей рукой императора Александра III, совершавший кругосветное путешествие наследник именно во Владивостоке должен был покинуть палубу корабля и вновь ступить на родную землю. 19 мая 1891 г. в присутствии будущего императора Николая II во Владивостоке состоялась торжественная закладка «Великого Сибирского пути» — Транссибирской железнодорожной магистрали. Ее строительство также требовало огромного количества рабочих рук. Если до 1891 г. число китайцев, ежегодно приезжавших на заработки в Уссурийский край, не превышало 9 тысяч, то к 1894 г. оно выросло до 15 тысяч человек. Постройка дороги и другие работы легко переваривали столь внушительный прирост миграции.

Нескончаемым потоком двигались через границу искатели заработка. По пятам за ними шли хунхузы. Порожденные неудачной для Китая войной, шайки «дебютантов» не могли конкурировать с давними профессиональными «братствами» Маньчжурии и искали добычи в русских пределах. Большинство бандитских ватаг проникало в Уссурийский край старой хунхузской дорогой — по таежным тропам, пролегавшим к западу от озера Ханка. Были и исключения: в 1896 г. несколько шаек появились на реке Уссури, вызвав немалый переполох среди местного казачьего населения.

Очевидцем и летописцем событий лета 1896 г. на Уссури стал Иван Павлович Ювачев, с оттенком легкой иронии окрестивший их «хунхузиадой». Пережитого этим человеком хватило бы на несколько жизней. Морской офицер, революционер-народоволец, каторжанин, отмотавший десять лет срока на Сахалине, Ювачев не утратил вкуса к жизни и к интеллектуальному труду. В 1895 г. жизнь ссыльного бунтаря сделала очередной крутой поворот. Приписанный к крестьянскому сословию, бывший офицер и дворянин получил право покинуть остров-тюрьму и приехал во Владивосток. К этому времени строительство Уссурийской железной дороги было в самом разгаре. Весь край считал версты уложенного пути, мечтая о том дне, когда новая дорога свяжет Владивосток с Хабаровском и Амуром. Рельсы и прочие потребные материалы помогала доставлять широкая Уссури, где управление строительства дороги держало целый флот собственных пароходов. Капитаном одного из судов весной 1896 г. стал Иван Ювачев: демократичных путейцев не интересовали политические взгляды бывшего ссыльного, зато весьма привлекало его морское образование.