Андрей Фесенко - Русский язык при Советах Страница 28

Близкий Блоку по лирической напевности и по мягкости стихотворного штриха Сергей Есенин, тоже, как в кривом зеркале, совместил:

Мир осинам, что раскинув ветви

3агляделись в розовую водь…

со стихами, в которых

забила

в салонный вылощенный сброд

мочой рязанская кобыла. (Мой путь).

Есенин нередко нарочито груб:

На кой мне чорт,

Что я поэт…

И без меня в достатке дряни.

Пускай я сдохну

Только…

Нет,

Не ставьте памятник в Рязани. (Там же).

К чорту чувства, слова в навоз,

Только образ и мощь порыва.

Но грубил в стихах не только Есенин, а почти каждый cоветский поэт: и романтичный Багрицкий -

у комбрига мах ядреный,

Тяжелей свинчатки,

Развернулся и с разгону

Хлобысть по сопатке. (Дума про Опанаса)

И жеманный комсомольский селадон Уткин

Но чуток холера-садовник…

И Александр Прокофьев:

…Штандарты несли дроздовцы -

бражка оторви да брось…

…сбита с катушек Демократия…

…Бейте по сусалам…

и т. д.

Ведущий, в свое время, комсомольский поэт Безыменский не только вводил в свои произведения брань:

Матерщинил он лампу и душу,

И Калинина

И боженят.

…

– Жулик я! – рвал он глотку,

Мать мою эдак язви!

но и оперировал терминологией преступного мира:

Шкет, плашкет, «за рупь купите»,

Шпингалет, коровья вошь.

(Стихи о комсомоле).

(Cм. главу V. «Блатные» элементы).

Если у тех или иных поэтов грубость и сквернословие всё же ложились отдельными пятнами, то у Маяковского они въелись в творчество, иногда переплетаясь с по сути поэтическими образами, например, «луны»:

Луна, как дура

почти в исступлении.

глядят глаза

блинорожия плоского. (Чудеса).

или «розы» -

Придешь ночью -

Сидят и бормочут.

Рассвет в розы -

Бормочут стервозы. (6 монахинь).

Даже целым стихотворениям Маяковский иногда давал такие названия, как «Сволочи», «О дряни».

У Маяковского наблюдается не вкрапление вульгаризмов а целые строфы, облеченные в вульгарную форму.

Бьет мужчина

даму

в морду.

(Хорошо).

Морду в кровь разбила кофейня,

Зверьим криком багрима.

(Война объявлена).

Мордами пушек

в колонии тычась.

(Два соревнования).

буржуям под зад

наддают

коленцем.

(Хорошо).

Но наибольшей виртуозности в сквернословии достиг небезызвестный Демьян Бедный. Достаточно указать хотя бы на такие строчки:

Вы хорошего слова не скажете,

Сдерете с него скорее штаны

И задницу мажете!

Распросукины все вы сыны!

(Что делается).

Особенно проявил себя Бедный на поприще антирелигиозной пропаганды, где пытался, путем опошления Святого Писания, представить религию в смешном виде; для этого ему необходимо было мобилизовать весь набор известной ему ругани.

Пресловутое «Евангелие без изъяна евангелиста Демьяна» – букет самого грубого словоблудия, образец безудержной похабщины – печаталось, однако, в газетах (в частности, в «Правде») и распространялось среди населения многотысячными тиражами с целью антирелигиозной пропаганды. Да это и не удивительно. В своей статье «Поэзия в газете» (Литературная газета, 5 мая 1948) Семен Кирсанов подчеркивает:

«Только в революционной большевистской газете, в ленинской «Правде» возникла поэзия Демьяна Бедного, содержанием и духом соответствовавшая тому, что давала в статьях большевистская газета».

Не приводя нецензурно-кощунственных строк, касающихся Непорочного Зачатия, напомним, что апостолы у Демьяна Бедного выражаются таким языком:

«Отгони, господи, от себя эту холеру…

Пошла вон отсюда,

Паскуда!»

Подобный лексикон, однако, не помешал известному критику В. Кирпотину выступить в статье «Народность поэзии Демьяна Бедного» (Правда, 20 мая 1936) с такими хвалебными строчками:

«Оригинальное и большое художественное мастерство Демьяна Бедного ярко выразилось в языковом строе его поэзии. Идеи и образы, проникнутые светом cамого передового мировоззрения, он выражает изумительно простым русским языком, используя всё богатство его словаря… Он пишет для миллионных масс и пишет на языке, доступном миллионам…»

Необходимо добавить, что многие из этих миллионов, независимо от степени их религиозности, воспринимали с внутренним возмущением и отвращение кошунственные стихи Д. Бедного, получившего достойную отповедь в стихотворении с. Есенина «Я часто думаю, за что Его казнили…». В этом потрясающем по силе и искренности ответе, конечно, не опубликованном по цензурным соображениям, но ходившем по рукам в списках, Есенин с большой страстностью заявлял:

Нет, ты, Демьян, Христа не оскорбил

И не задел своим пером нимало.

Иуда был, разбойник был,

Тебя лишь только не хватало.

Называя автора «Евангелия без изъяна…» Ефимом Лакеевичем Придворовым, Есенин недвусмысленно показывал, что своим словоблудием Д. Бедный (настоящая фамилия Придворов) только выполнял партийный заказ своих хозяев.

Впрочем, в отношении безудержной вульгарности от Демьяна Бедного старался не отстать и Илья Сельвинский, преподносивший в своей «Улялаевщине», одно время довольно популярной среди советс:кой молодежи, такие «перлы»:

Гоп-чук-чук-чук- гопапа

Поп попихе поперек пупа попал.

А попиха осердилась вся

Да попенком разреши-ла-ся. (Стр. 53).

А Вошь, обжираясь, пузырила пузо,

Дрыща яйцами в ямки сел. (Стр. 19).

Сашка Лошадиных – матрос с броненосца,

Сиски в сетке, маузер, клеш. (Стр. 13).

Россия во чреве растила удар,

Разнесший ее христомордый образ. (Стр. 10).

…Апосля того сказал:

Дуй, босота, на базар,

Сграбим лошадь карию,

Накормим пролетарию. (Стр. 49).

Но эта стервятка, трах ее тах,

Любит эдак – между прочим.

(Лиза JIютце, 47)

Однако, в отчетный сборник за тридцать лет «Русская советская поэзия» (1917-47) ни одно из цитированных выше «произведений» Д. Бедного и И. Сельвинского не вошло. Вообще во всем сборнике ясно чувствуется тенденция подобрать стихи, наиболее «идеологически-выдержанные», но не отклоняющиеся от норм общелитературного языка в соответствии с послевоенной политикой его очищения. Так, например, творчество Сельвинского, за исключением «Великого океана» (1932) представлено стихами 1940-44 гг., преимущественно с военно-патриотическои тематикой.

Возврашаясь к довоенному творчеству советских поэтов, отметим, что, пытаясь придать своим,стихам не только исключительную экспрессивность при помощи отрицательной силы вульгаризмов, но и натуралистическую просторечность, они прибегали к словам и выражениям, xарактерным для хлынувшего в литературу простого люда.

Если у Есенина находим такие строчки, как:

…с лаем ливисто ошалелым

меня встрел молодой ее сын. (Сукин сын)

или

Письмо как письмо.

Беспричинно.

Я в жисть бы таких не писал. (Анна Снегина),

то они свидетельствуют о том, что Есенин не совсем порвал с простонародной лексикой, близкой ему по природе.

У Маяковского же, образованного литератора, происходившего из дворянской семьи, просторечности не самодовлеющи, а служат как бы внутренней юмористической окраске:

День – труд

Учись!

Тыща ремесл

Дел.

(Марш комсомольцев).

Скостит в копейку

задолженность с вас,

Чтоб выпотрошить

рупь.

(Лицо классовго врага).

У таких поэтов, как Багрицкий, Безыменский и Уткин находим намеренное опрощение лексики:

…Топал к Штолю-колонисту,

А к Махно попал ты!

(Багрицкий, Дума про Опанаса).

Комиссар, товарищ Коган

Барахло скидает. (Там-же).

За Махной идет погоня

Аккурат неделю. (Там-же).

И вот оттуда

Голодранцем в Москву припер.

(Безыменский, Стихи о комсомоле).

Только думала спать

Как у хутора

3агундосил опять

Кто-то муторно.

3авалилось ко мне

Трое гавриков… (Уткин, Свеча).

Даже Пастернак в таком обязывающем к поэтичности языка стихотворении, как «Венеция», соблазняясь аллитерацией, в описании города-красавца прибегает к достаточно неблагозвучному выражению:

Шли волны, шлендая с тоски.

Литературный критик С. Малахов в статье «Поэзия» (Ежегодник литературы и искусства на 1929 год, Москва, 1929, стр. 94), говоря о В. Саянове, отмечает:

«Естественные в известном количестве «смачные» слова рабочего языка превращаются, в случае их усиленного подчеркивания в так называемую «блатную музыку», эстетически смакуемую Саяновым. Приведу подобный подбор слов, взятых из одного только стихотворения «Как опять закружатся тальянки»: «шебуршать», «копер», «фефела», «рыло», «зюзя», «угроxать», «шлындать», «грубая» (красивая), «шеманать», «вахлаки», «фольшек» и др.».

Много позже, в период усиленной кампании за очищение руccкого языка, вызванной выступлением Сталина в дискуссии о языке, организованной газетой «Правда» летом 1950 г., В. Саянов каялся в своей статье «Заметки о языке» (3намя, № 1, 1951):