Фаина Османова - Истории простых вещей Страница 28

Знаменитые зажигалки «Зиппо» по цене относятся к так называемой «средней» категории. Бесконечные подделки не испортили фирменный почерк этой зажигалки. И лозунг «Мы говорим „зажигалка“, подразумеваем „Зиппо“!» вполне может составить конкуренцию известному политическому лозунгу про Ленина В. И. и партию, им основанную.

Основатель «Зиппо» Джордж Блейсделл, получив эксклюзивную лицензию на импорт австрийских зажигалок в США, обнаружил в них принципиальные недостатки и попробовал создать свою зажигалку. Уменьшив размеры, он также соединил крышку с корпусом петлей. Ветрозащитный экран вокруг фитиля остался неизменным, с тем же количеством отверстий (по восемь с каждой стороны), какое было в австрийском прародителе. Надо было придумать название, и Блэйсделл использовал название только что появившейся застежки-молнии, в США имевшей название «зиппер» и считавшейся очень надежной. Помимо невысокой цены, «Зиппо» имела бессрочную гарантию. То есть, если ваша «Зиппо» почему-либо вышла из строя, ее замена с 1932 года дело чести для фирмы.

Блэйсделл использовал все возможности для продвижения своего товара. Не располагая необходимыми средствами для рекламы, он раздавал свои зажигалки водителям-дальнобойщикам и водителям междугородних автобусов. Пассажиры и посетители придорожных закусочных хотели иметь такие же зажигалки, простые, надежные, позволяющие прикурить на сильном ветру. Популярность «Зиппо» резко пошла в гору после Второй мировой войны. ДжиАй-освободитель, жвачка, сигареты «Кэмел» (конечно, без фильтра) и зажигалка создали крайне популярный образ. Даже никогда не куривший Рэмбо в нужный момент достает из широких штанин «Зиппо» и поджигает автомобиль, где уже штабелированы нейтрализованные им «плохиши»…

«Славен буду я, доколь в подлунном мире жив будет хоть один пиит», — писал Пушкин, бывший, кстати, любителем выкурить трубочку. Чем прикуривало «наше всё»? Лучинкой? Спичками Шанселя? История умалчивает. Но можно с уверенностью сказать, что пока на Земле остаются курильщики, производители зажигалок без работы не останутся…

Тройка, семерка, туз

О поэте Пушкине, сколько краткость времени позволила мне сделать разведание, — он принят во всех домах хорошо и, как кажется, не столь теперь занимается стихами, как карточной игрой, и поменял Музу на Муху, которая теперь из всех игр в большой моде.

Обуздать эту страсть немыслимо. Дело даже не в том, что нельзя взять под контроль все места, где можно сыграть в карты: парки, пляжи, следующие из города в город такси (когда-то — любимое место разводки «лохов» бригадами карточных шулеров), общественные туалеты, подсобные помещения магазинов, комнаты для переговоров в офисах и так далее и тому подобное. Изгнанные из зданий вокзалов, картежники сядут в электрички и поезда дальнего следования. Удаленные с пляжей, перейдут на борт речных и морских судов. В конце концов, ведь можно играть сегодня у себя дома. Завтра — у партнера. Послезавтра — у другого. И менять местоположение каждый раз.

Но главное — эта страсть, страсть к игре. Она — в крови. И проявляется часто как наглядная иллюстрация к посылкам классического психоанализа: многие, даже мнящие себя хорошими игроками, на самом деле испытывают тягу к смерти и проигрывая в карты тем самым находят социально приемлемый способ для реализации своих подсознательных влечений. А уж те, кто выигрывает! А уж те, для кого карты настоящий источник существования! Словом, карточная игра из изобретенных человечеством игр самая человечная. И всему человеческому удовлетворяющая.

По наиболее распространенной версии, игральные карты впервые появились в Китае и были сделаны из слоновой кости. Именно такими играли на жизнь и смерть воины Аттилы, позаимствовавшие карты у китайцев. Вот только карты из слоновой кости были слишком дороги, да и гунны, пройдя смерчем по Европе, растворились в потоке переселения народов вместе со своим вождем.

Лишь в начале прошлого тысячелетия, скорее всего — после Крестовых походов, китайские карты, но уже бумажные, вновь попали в Европу. Тем не менее и они поначалу были слишком дороги, и в основном играли картами на пергаменте. Кроме того, требовалась определенная адаптация. Китайские разделялись на четыре масти, символизирующие времена года, а общее число карт было 52, по числу недель в году.

Первые подлинно европейские карты, по преданию, сделал придворный художник Жакомин Грингонер для развлечений слабоумного французского короля Карла VI. Однако еще раньше, во времена Людовика Святого, в 1254 году, уже был издан указ, грозивший кнутом за карточную игру. Следовательно, начиная с XIII века карты были распространены достаточно широко. В колоде того времени тоже было 52 карты, и лишь в XV веке в Италии появилась колода из 56 карт.

Итальянские масти носили названия «мечей», «кубков», «динариев» и «жезлов». Французы переделали итальянские карты, получив вместо «мечей» — «пики», вместо «кубков» — «черви», вместо «динариев» — «бубны», вместо «жезлов» — «кресты», или, что более грамотно, «трефы» (по-французски — «лист клевера»). У всех карточных «картинок» имелись ныне забытые старинные, реальные или легендарные, прототипы. Короли — это Карл Великий («черви»), царь Давид («пики»), Юлий Цезарь («бубны») и Александр Македонский («трефы»). Дама «червей» — Елена Троянская, «пик» — богиня войны Афина, «бубен» — «царица денег», обокравшая собственного отца библейская Рахиль, «треф» — Аргина, анаграмма латинского Regina — королева. Слово «валет» вначале означало слугу, позже — не всегда честного, но храброго искателя приключений. Ведь таковыми были реальные прототипы валетов — французский рыцарь Ла Гир по прозвищу Сатана («черви») и Ожье Датчанин («пики»), и легендарные герои эпосов — Роланд («бубны») и Ланселот Озерный («трефы»).

До XVI века и сами карты, и карточные игры были довольно сложными. Играла преимущественно аристократия, колоды расписывались вручную, а простой люд довольствовался игрой в кости. Наступление Нового времени потребовало упрощения карточной игры и карт.

Унификация привела, во-первых, к созданию карт почти таких же, в которые играют и сейчас: три картинки и туз в каждой из мастей, «фоски» от двойки до десятки плюс — два «джокера», или шута. Во-вторых, к формированию как минимум двух типов игр — международных (например, нынешний покер) и местных (например — немецкий скат). В-третьих, разделению карточного времяпрепровождения на игры коммерческие, где денежный интерес может или присутствовать, или отсутствовать вовсе (например — бридж), азартные, в которые крайне редко играют без интереса (например — очко) и так называемые «народные» (например — все разновидности игры в дурака), что, правда, не мешает игрокам просаживать немалые суммы денег.

В России карты появились при царе Федоре Иоанновиче. В Уложении царя Алексея Михайловича от 1649 года карточные игры квалифицировались как серьезное преступление, за которое полагалось клеймение раскаленным железом и вырывание ноздрей. Послабление произошло при царе Петре, но сам Петр карт (до него — исключительно привозных) не любил и играл в них очень редко, хотя и повелел открыть производство на двух небольших мануфактурах в Москве: нужны были деньги, которые в казну приносила торговля игральными картами. Окончательно государственная монополия на производство игральных карт была введена при Александре Первом, причем доход шел на содержание Ведомства императрицы Марии, опекавшего детей-сирот.

Бумага, из которой изготовляли карты, была низкого качества и поэтому предварительно натиралась тальком на специальных талечных машинах. Такие карты были гладкими, хорошо скользили при тасовании и назывались «атласными». Дюжина колод атласных карт в 1855 году стоила 5 рублей 40 копеек. Немалая цена на атласные карты сохранилась и при советской власти: в 1935-м колода стоила 6 рублей. Теперь отечественные игральные карты (самые дешевые — 20 рублей за колоду в 32 карты) уступили в конкурентной борьбе картам импортным. Если в последние годы СССР из сравнительно хороших карт можно было свободно купить лишь венгерские по 2 рубля 50 копеек, то теперь выбор широк…

Золотой век русской литературы удивительно совпал с золотым карточным. В свою очередь начавшимся тогда же, когда начался «золотой век государства Российского».

При матушке Екатерине, по свидетельству историка Пылаева, «дворяне почти только и делали, что сидели за картами; и мужчины, и женщины, и старые, и молодые садились играть с утра, зимою еще при свечах и играли до ночи, вставая лишь пить и есть; заседания присутственных мест иногда прерывали, потому что из самого заседания вдруг вызывали членов к кому-нибудь на карты; играли преимущественно в коммерческие, но много и в азартные игры…».