Алексей Миллер - Украинский вопрос” в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIХ века) Страница 29

Мы можем оценить роль различных ведомств в этой истории. Военный министр Милютин, занимавший и в польском вопросе последовательную либерально-националистическую позицию, стал инициатором процесса. (Отметим, впрочем, что подтолкнувшее к этому Милютина письмо Сиверса было инспирировано кем-то в Киеве.) Мотором дела на более поздней стадии был киевский генерал-губернатор Анненков и подчиненные ему структуры, которые активно отстаивали меры запретительного характера и представили в целостном виде аргументацию этого решения. III отделение, будучи изначально довольно пассивным, после вмешательства Милютина и Анненкова выполняло координирующие функции. В июне 1863 г. эта координирующая роль перешла к министру внутренних дел, который и подписал запретительный циркуляр. Александр II по крайней мере трижды возникает в ходе процесса, когда к нему последовательно обращались Д. Милютин, Долгоруков и Валуев, и каждый раз способствует его активизации. Решение о запрете было им одобрено. Святейший Синод играл лишь пассивную роль в этой истории, исправно соглашаясь с запретительной тенденцией. Энергичные попытки противостоять запрету были предприняты на поздней стадии, уже после рассылки циркуляра, министром народного просвещения Головниным.

В прессе наиболее последовательным и яростным противником украинофилов начиная с 1863 г. был Катков и его печатные органы. (Вообще отношение Каткова к украинофильству, при неизменном несогласии с целями движения, менялось наиболее динамично — от готовности к диалогу в 1861-м, через терпимость к обреченному на неудачу заблуждению в 1862-м до открытой враждебности в 1863 г.) С более умеренной, но также неприязненной по отношению к украинофильству позиции выступал И. Аксаков и его славянофильский «День». Московская и киевская пресса, вообще настроенная более националистически, и в украинском вопросе занимала более агрессивную позицию, чем петербургская. Либеральная пресса северной столицы, и прежде всего «Санкт-Петербургские ведомости», в основном относилась к украинофильству с симпатией и пыталась поддержать Костомарова в его попытках добиться отмены или смягчения валуевского решения. Аксаков присоединился к этим усилиям в 1864 г. не потому, что изменил отношение к требованиям украинофилов, но потому, что считал принятые против них меры слишком жесткими и играющими на руку полякам.

Библиография

1 РГИА, ф. 775, оп. 1, ед. хр. 188. Л. 18.

2 Там же. Л. 15, 15 об.

3 РГИА, ф. 775, оп. 1, ед. хр. 188. Л. 16. Странно, что Д. Саундерс, знакомившийся с этим документом, не обратил внимания на эту маргиналию. Возможно, он просто не смог прочитать малоразборчивую скоропись карандашом.

4 Валуев П. А. Дневник. 1877—1884. Пг., 1919. С. 188.

5 РГИА, ф. 775, оп. 1, ед. хр. 205. Л. 1—2. Письмо целиком опубликовано по-русски и в английском переводе в: Saunders D. Mikhail Katkov and Mykola Kostomarov: A Note on Petr Valuev's Anti-Ukrainian Edict of 1863 // Harvard Ukrainian Studies. 17. Nr. 3-4 (1996 for 1993). Р. 378—383.

6 Saunders D. Mikhail Katkov and Mykola Kostomarov... Р. 379.

7 Saunders D. Mikhail Katkov and Mykola Kostomarov... Р. 381.

8 РО РНБ, ф. 208, ед. хр. 105 (докладная записка от 19 ноября). Л. 144 об.

9 Там же. Л. 145.

10 Санкт-Петербургские ведомости. 1863. 7 июля. № 152.

11 День, 1862. 20 июля. № 29. С. 19.

12 Санкт-Петербургские ведомости. 1863. 1 августа. № 171.

13 ГАРФ, ф. 109, он. 1, ед. хр. 1766. Л. 2, 2 об.

14 Никитенко А. В. Дневник. Т. 2. Л., 1955. С. 398. В примечаниях (с. 628) И. Я. Айзеншток упоминает, что Ю. Т. Оксман опубликовал этот текст Костомарова в 1921 г. в Одессе отдельной брошюрой (Костомаров Н. И. «„Украинский сепаратизм": Неизвестные запрещенные страницы»), но мне не удалось разыскать это издание. Возможно, что анонимная записка в защиту украинофилов, отправленная Головниным Долгорукову в январе 1864 г., была переработанным вариантом этой запрещенной статьи Костомарова.

15 Аксаков И. С. Сочинения. Т, 3. Польский вопрос и западно-русское дело. Еврейский вопрос. 1860—1886. СПб., 1900. С. 201—202.

16 Там же. С. 205.

17 Аксаков И. С. Сочинения. Т. 3. С. 207.

18 Там же.

19 Никитенко А. В. Дневник. Т. 2. С. 409.

20 Никитенко А. В. Дневник. Т. 2. С. 409.

21 Катков М. Н. 1863 год... Выпуск 2. М., 1887. С. 706. (Современная летопись. 1863. № 26.)

22 Там же. С. 695. (Современная летопись. 1863. № 24.)

23 Там же. С. 703.

24 Катков М. Н. 1863 год... С. 682. (Московские ведомости. 1663. 4 сентября. № 91).

25 Там же. С. 680—681.

26 Московские ведомости. 1863. 4 августа. № 191.

27 См.: Феоктистов Е. М. Воспоминания... С. 130—131.

Глава 6. Политика властей после Валуевского циркуляра

Как уже было отмечено, Валуевский циркуляр не представлял собой некоей рубежной вехи в политике властей. Правительство еще только определяло свое отношение к украинофильству. В сентябре 1863 г. флигель-адъютант полковник Н. В. Мезенцов был командирован III отделением «в южные губернии по случаю развивавшейся там малороссийской пропаганды». (1) Первое донесение Мезенцова было отправлено из Харькова, остальные — из Киева. Судя по рапортам, главная задача будущего шефа жандармов заключалась в общей оценке украинофильства и в выявлении его взаимосвязей с польским движением. (Впрочем, Мезенцов имел еще одно важное задание, речь о котором пойдет в следующей главе.) Тогда же, осенью 1863 г., предписание шефа жандармов о подготовке рапорта обо «всем, до внутренней политики этой губернии относящемся», получил флигель-адъютант императора полковник барон Корф, (2) отправлявшийся в Черниговскую губернию. (3) Свой рапорт Корф представил Александру II 23 декабря 1863 г. (4)

Главным центром украинофильства Мезенцов считал редакцию «Основы». Более того, он проводил резкое различие между украинофильством «Основы» и украинофильством в самой Украине. Перечислив «видимые признаки желания в некоторой части общества какого-то обособления», а именно «ношение малороссийского костюма, употребление малороссийского наречия, манифестации по случаю памяти поэта Шевченки и тому подобное», Мезенцов заключал, что все это не представляло бы «ничего угрожающего, если бы рядом с ними некоторые влиятельные по своему таланту личности, как Костомаров, Кулиш и его сообщники, не проводили систематически такие начала, утверждение коих влекут за собою положительную политическую сепарацию Малороссии от прочей части Российской империи».(5)

В Украине потенциальные центры развития движения представляли, по его мнению, Харьков и Киев как университетские города. Определенную трудность для развития украинофильства в Харькове он видел в отсутствии здесь «старинного малорусского казачества». Однако немногочисленную «малорусскую партию», в том числе среди университетских преподавателей, Мезенцов в Харькове обнаружил.(6) Уже в этом первом рапорте из Харькова он упоминает и поляков, которые «мечтают о соединении судеб Малороссии с восстановленною Польшею». При более внимательном рассмотрении ситуации в Киеве Мезенцов пришел к выводу, что по отношению к польскому движению украинофильство оказалось расколотым. «Малороссийские передовые люди разошлись на два стана; из них большинство по врожденной исторической ненависти к полонизму стали воздержаны в своих заявлениях, сохранив только сильное упорство к достижению любимой мысли молодой Малороссии — преподавания в народных школах первоначального обучения на малороссийском наречии; [...] остальное затем меньшинство, проявляя большее поползновение к сепаратизму, еще недоумевает о средствах к его достижению, кроя в задней мысли и в самом крайнем случае возможность примкнуть к польскому движению, которое с своей стороны в отношении к Малороссии не дремлет, а старается употребить все старания для привлечения малороссийских сепаратистов на свою сторону».(7) (Образ молодости сначала использовался большинством современных националистических движений, поэтому употребление Мезенцовым понятия «молодая Малороссия» очень симптоматично: из категории «пережитков прошлого», отголосков регионального сепаратизма старых элит украинофильство переводилось «по принадлежности».) (8)

В отношении антипольски настроенной части украинофилов Мезенцов настойчиво рекомендовал избегать «политических взысканий» как «неразумных и даже опасных». Он предлагал воздействовать на них «убеждением печатного слова», в том числе и местных изданий, которые «с запальчивостью отозвались против сепаратистических стремлений г. Костомарова, Кулиша и их сообщников». Лидеров той части украинофилов, которая допускала возможность союза с поляками, он предлагал «удалить с поприща их деятельности», что могло означать как высылку во внутренние губернии, так и просто лишение места, поскольку упоминаемые Мезенцовым в этой связи А. И. Стоянов и А. А. Гацук были преподавателями гимназии и лицея. (9) В целом Мезенцов заключал, что «малорусская пропаганда может быть опасна лишь при соединении ее с полонизмом, которое вряд ли совершится; до появления же более ясных симптомов соединения следует действовать выжидательно, довольствуясь пока зорким наблюдением, тем более что польский элемент в крае всеми силами старается представить хлопоманские стремления в извращенном виде, дабы через то заставив карательно действовать высшую правительственную власть, тем самым произвести окончательный разрыв правительства с малорусскою партией и принудить последнюю искать союза с Польшей». (10) Таким образом, Мезенцов выступил против усиления репрессий в отношении украннофильства как играющего на руку полякам. Он видел в «малорусской партии» объект борьбы русского и польского влияний и даже потенциального союзника против польского движения. Заключительная фраза последнего рапорта Мезенцова была, очевидно, ответом на опасения по поводу украинофильства, сформулированные в антикостомаровских статьях Каткова и, вероятно, разделяемые кем-то в правительственных кругах: «И вообще полагать этот вопрос как имеющий в здешнем крае более польского значение, весьма неосновательно» .(11)