Григорий Базлов - Русские гусли. История и мифология Страница 29

Несмотря на то что этнографические экспедиции XX века зафиксировали чрезвычайно мало материала о том, что былины пелись под аккомпанемент, а не одним только голосом, мы можем полагаться на упоминание подобного исполнения в «Слове…», а также благодаря косвенным свидетельствам самих былин. То есть гусли были инструментом, связанным с дружинной практикой поминания и прославления былых событий.

Ещё одной важной функцией гуслей, на наш взгляд, была игра при исполнении псалмов и духовных стихов. Фактически при этом гусли становились инструментом, помогавшим молиться и сосредоточивать ум на общении с Богом. Не случайно иерусалимские «тонцы» (или «струны натянутые от Иерусалима») упоминаются во множестве былин именно в качестве религиозного жанра и именно в связи с богатырями. Можно считать, что гусли были также инструментом для молитвы.

В былине о Садке встречаем рассказ о том, что игра на гуслях являлась ещё и некой психофизической практикой, позволявшей собраться с мыслями и восстановить душевное равновесие:

Ай как Садку теперь соскучилось,

Ай пошел Садко да ко Ильмень ко озеру,

Ай садился он на синь на горюч камень,

Ай как начал играть он во гусли во яровчаты,

А играл с утра как день теперь до вечера147.

Очевидно, что эксплуатация гуслей в воинской среде должна была наложить отпечаток как на используемую при описании игры музыкальную терминологию, так и на мифологию инструмента. Игра на гуслях во время пиров, поминальных тризн была не только развлечением, но и ритуальным действием.

В воинской этике и философии принципиальное место занимало понятие правды. Это нравственная категория имеет глубокие исторические корни, она была ключевой уже в древней арийской натурфилософии и называлась «дхарма»148. Каждый воин-кшатрий считал своим долгом следовать дхарме и не изменять ей ничем. Правдивость, соблюденная даже в мелочах, по мнению ариев, придавала воину силы. Они были уверены, что, соблюдая закон дхармы, воин находится в согласии с законом мироздания, установленным Богом, и поэтому становится непобедимым. Подобные нравственно-философские воззрения мы встречаем и в средневековой русской воинской традиции: «Не в силе Бог, но в правде!». Это высказывание традиция приписывает новгородскому князю Александру Невскому. На юге Руси в наставлениях молодёжи у Запорожских казаков существовала заповедь «Завжди прислухайся до себе, і до тих пір, поки відчуваєш в собі правду, ти незборим» (всегда прислушайся к себе, и до тех пор, пока чувствуешь в себе правду, ты непобедим). Объясняя мне это практическое, почти физиологическое ощущение правды в душе, носитель черноморской казачьей воинской традиции Л.П. Безклубый149 говорил: «Почувствуй брын правды в себе!». Когда я поинтересовался, что такое «брын», он ответил, что «брын» — это удар по струнам гуслей и звук, который потом гудит в душе. Очень выразительное, точное сравнение. Вероятно, что это описание воинского состояния праведного гнева, возникающее перед боем, посредством сравнения с гудением струн, восходит к временам богатырской Руси, когда гусли были таким же естественным атрибутом воина, как меч и лук.

Дмитрием Парамоновым было сделано наблюдение, что смена аккордов в гуслях, особенно в новгородских наигрышах под пляску, движением чрезвычайно напоминает технику специального боевого шага в русском рукопашном бое. Это перемещение в северо-западном направлении русского рукопашного боя называется «покач», а в родственной системе рукопашного боя «Спас» на Украине — «гойдок». Особенность движения состоит в том, что боец попеременно раскачивается то вправо, то влево, уклоняясь от атак противника и одновременно усиливая собственные атаки руками перенесением веса с ноги на ногу. Подобная раскачиванию поочерёдная смена аккордов, совершаемая левой рукой при исполнении наигрыша, является как бы основой игры, а более мелкий музыкальный узор создаётся правой рукой, «боем» и «выбором». Продолжая аналогию между игрой на гуслях и традиционным рукопашным боем, отметим, что работа правой руки при игре на гуслях весьма сильно напоминает построение технических действий в рукопашном бою. Если тело бойца движется в бою раскачиваясь (покач), то его конечности наносят удары по противнику и совершают захваты тела соперника и одежды. То есть покач — это основа динамической конструкции, а прочие разнообразные технические действия — это надстройка. В гуслях основные приёмы игры, осуществляемые правой рукой, — это «бой» (варианты: «бряцанье», «набивание»), что легко соотносимо с ударной техникой рукопашного боя, а также «выбор» и «щипок», которым можно найти аналогию с захватами и бросками в поединке. Уверен, что богатыри-гусляры не могли не обращать внимания на это сходство, ведь они жили во времена, когда рукопашный бой был основным способом решения конфликтов, а гусли для сопоставления у них всегда были с собой. Можно предположить, что это сходство не случайно, а пришло к нам из той эпохи, когда владение приёмами боя и приемами игры на гуслях разрабатывалось в одной и той же среде; вероятно, что и терминология, описывающая эти совсем разные навыки, была схожей.

Каждому человеку, часто играющему на гуслях, знакомо особое состояние ума, которое возникает через некоторое время при игре. Мысли словно исчезают, прекращается разговор с самим собой, ум очищается, в голове устанавливается тишина, в которой слышна только мелодия струн. Вслед за остановкой внутренних разговоров приходит успокоение в чувствах, сердце отвлекается от ежесекундных переживаний и уравновешенно внемлет музыке. Такое состояние ума, при котором человек перестаёт мысленно разговаривать с самим собой, очень ценится в боевых искусствах, причем не только в отечественных. Именно в этом состоянии воину рекомендуется вступать в бой. Состояние внутренней тишины сохраняется после игры на гуслях довольно долго, несомненно, что такая способность гуслей воздействовать на сознание человека была замечена в древности и активно использовалось как в специальной воинской практике, так и в повседневной жизни.

Достоверно известно, что гусли в Средние века были широко распространены среди всех слоёв общества. Однако, по нашему мнению, в воинской среде и у духовенства они обрели особую любовь и наибольшее развитие. Причем прослеживается некоторое сословное предпочтение к типам гуслей: есть основание предполагать, что воины были более склонны к лёгким и компактным крыловидным, а духовенство (и это несомненно) предпочитало многострунные «шлемовидные» гусли, наиболее близкие к библейской псалтыри, которые в народе так и называли — «поповские гусли».

Итак, в среде воинов и духовенства гусли получили некое особое признание, отличное от прочих инструментов, были наиболее полно осмыслены с точки зрения мифологии, культуры и религии, сообразно роду служения воинов и священников. Опираясь на материал былин, можно утверждать, что гусли были любимым «сословным» инструментом богатырей, на котором их выучивали играть сызмальства.

3.4. Гусли в русской религиозной традиции

При звуках гуслей «рука Господня коснулась Елисея, и он пророчествовал».

В седой древности славянской и, видимо, в протославянской культуре гусли были неразрывно связаны с дохристианской натурфилософией и, что весьма возможно, с дохристианским богослужением и религиозной практикой. К такому убеждению нас приводит не только фундаментальная «встроенность» в древнюю мифологию и культуру семиотического ряда, связанного с образом гуслей и гусельной игрой, но и смысловой ряд, устойчиво сопровождающий значение слова «гусли» в славянских языках.

М.Л. Серяков писал:«Данные лингвистики однозначно говорят о существовании этого инструмента в праславянскую эпоху, то есть, до конца 1 тысячелетия н. э. Из праславянского *godsli, связанного с глаголом «гудеть», помимо русского слова образовались болг. гъсла, серб. — хорв. гусле, македонское гусла, словенское gosli, чешское hausle,словацкое husle, польское gesle,верхнее лужицское husla, нижнее лужицкое gusle, украинское гусла, причём у чехов и словенцев этот древний термин стал в последствии обозначать скрипку. Язык немедленно указывает и на ближайший круг значений соотносимых с гуслями: польс. gusla — «колдовать», guslarz и guslarka — «колдун», «колдунья», луж. gusslowasch — “языческий обряд, жертва, колдовать», gusslowar — «колдун», сюда же примыкает и литовское goslus — «чародейство». Стоит отметить, что связь гуслей с колдовством на языковом уровне прослеживается лишь у западных славян в ареале Балтийского моря»150.