Коллектив авторов - История моей семьи в XX веке Страница 3

Со стороны Людмилы Семёновны Шипигиной: у неё семья в Ельце достаточно известная. Её, как это сказать, двоюродный дедушка, брат её бабушки, был настоятелем Елецкого собора. Одна из сестёр бабушки была очень такой известной в городе и за его пределами старицей, даже обладала какими-то, как теперь говорят, паранормальными способностями, могла лечить людей, была в известной степени, как это назвать, ведуньей что ли. И это частично унаследовалось у них в роду, мама Людмилы Семёновны, Надежда Васильевна, умеет снимать сглаз, если кто в это верит. Умела. Теперь тоже пожилая женщина, теперь уже всё даётся с большим трудом. Надежда Васильевна тоже участвовала в ВОВ, в возрасте девятнадцати лет ушла на фронт медсестрой и, собственно, прошла всю войну, вытаскивая на себе солдатиков из боя. Людмила Семёновна и Николай Фёдорович оба работали в институте атомных реакторов в городе Димитровграде, это такой наукогородок под Ульяновском, Ульяновской области. Собственно институт атомных реакторов – это градообразующее предприятие. Николай Фёдорович последние годы жизни был там начальником отдела, Людмила Семёновна страшим инженером, потом ведущим инженером. Николай Фёдорович, к сожалению, скончался десять лет назад, Людмила Семёновна жива, здравствует и до сих пор работает. На настоящий момент у Андрея Сергеевича Шипигина живы две прабабушки: одна со стороны мамы – Нина Васильевна Юрьева-Фомина, другая со стороны папы – Надежда Васильевна. Собственно к настоящему времени историю семьи получила троеточие.

И.: А про Фридриха ты что-нибудь знаешь?

Р.: Про Фридриха Сергеевича я знаю, что он после войны, ну собственно, после того как он получил контузию был комиссован из армии, вернулся в Орехово-Зуево, там соответственно женился на Нине Васильевне.

И.: А до войны?

Респондент: А до войны он учился в школе. Он же ушёл на фронт в семнадцать лет, сразу после школы.

И.: Ну а родителей я имею в виду. Тоже крестьянский пролетариат?

Р.: Родители там тоже пролетарии, тоже самое Орехово-Зуево, все работали на разных вариантов ткацких фабрик, в разных отделах, кто кем. У него была, сейчас уже тоже умерла, сестра Клара Сергеевна.

По поводу имён в семье есть несколько забавных таких историй: дети-то рождались в двадцатых годах, тогда были приняты всякие разные сложные имена, ну и собственно вот у Юрьевых было двое детей: Клара Сергеевна и Фридрих Сергеевич, Клара в честь Клары Цеткин, Фридрих в честь Фридриха Энгельса, а у его будущей жены, когда она собственно родилась, Нина Васильевна, со своим братом близнецом, Виктором Васильевичем, там же тоже вся семья была коммунистечски настроенная и их сначала хотели назвать Сакко и Ванцетти. Но, слава Богу, назвали по-простому Нина и Виктор, ну и потом уже когда дети подросли, в семье ходил анекдот, что чуть было не назвали даже не именами, а фамилиями итальянских анархистов, которые оба были мужчины вообще-то.

И.: А там же ещё баба Аня была…

Респондент: Баба Аня…

И.: Чья она? С чьей стороны?

Р.: Баба Аня это мама Прасковьи Игнатьевны Гарасихиной, вот – Катюшкина Анна Дмитриевна. А?! Баба Маня ты имеешь в виду?

И.: Да, баба Маня, точно.

Респондент: Баба Маня это мама Нины Васильевны, да Мария Павловна Куликова-Андрианова.

И.: А побольше про вопрос верующих коммунистов волнует.

Р.: Ну, там как, все дети, в силу того, что старший брат у них был совсем такой… и Морозовские стачки, и милиционер первый Орехово-Зуево, дети все изначально росли нацеленные в этих коммунистических традициях, в борьбе за светлое будущее для всех на свете. И, несмотря на то, что они там по жизни не достигли каких-то больших высот, то есть ну в массе своей были инженерами, кто-то там остался на фабрике работать, ну в основном-то переехали в Москву и, здесь отучившись, в основном, были инженерами. Но, тем не менее, практически все на своих предприятиях были партийными лидерами, кто-то покрупнее, кто-то помельче. Когда они собирались все вместе, это было всё время мини партийный съезд ЦК КПСС: достаточно резкие по характеру (особенно сёстры) они часто перебирали друг другу косточки, кто принял правильное решение, кто неправильное. А из детства у них была такая байка: самая младшая сестра Елена ещё до революции, когда старшего брата Ивана пришли арестовывать урядники (ну как бы поскольку, в принципе, ждали, что рано или поздно придут), то брат оружие своё спрятал в печку, у него был пистолет и какие-то там листовки что ли… Ну, в общем, оружие и запрещенную литературу он спрятал в печку, за чугунок засунул подальше. И старшие-то дети понимали, что надо молчать и тихонечко просто дождаться, когда злые дяди уйдут, а самая младшая двухлетняя Лена, сидя на печке, естественно этого не понимала, а она видела, то есть она ночью проснулась и видела, куда брат всё прячет и сдала старшего брата с потрохами!

И.: Так, а это сестра бабы Мани получается?

Респондент: Да, это самая младшая сестра бабы Мани. За что того и посадили чудненько.

И.: А это какой год был?

Р.: Это был, наверное, 1915 где-то так, 1914 или 1915-ый.

И.: Так, а стачку не он устраивал?

Р.: Он. Он один из организаторов Морозовской стачки.

И.: То есть он сначала после или перед отсидел?

Респондент: После. Мне кажется Морозовская стачка какого там… 1910 или 1912-ого года

И.: И когда вышел, стал милиционером? Нет, сначала ткачом, потом милиционером?

Р.: Ну, там… Да, там же была гражданская война. Пришла советская власть в 1917 году. Соответственно в 1918 году организовали милицию и он был назначен первым комиссаром милиции Орехово-Зуевской. То есть он фактически организовывал Орехово-Зуевскую милицию. В городе Орехово-Зуево есть музей Ивана Павловича Куликова. Он небольшой, но имеется такой. Вот. И, соответственно, по-моему, в девятнадцатом году, вот это я точно не помню, в девятнадцатом или двадцатом году (в источнике, связанном с историей Орехово-Зуево, смерть Куликова И. П. датируется 10-ым октября 1918 года), когда шла гражданская война, он со своим взводом милиционеров участвовал в рейде против белогвардейцев и они попали в окружение, ну соответственно отстреливался до последнего, то есть люди ушли, он их прикрывал и так и погиб.

И.: Так. А вот про Высоцких, на тему Польши.

Респондент: Там я почти ничего не знаю потому, что дедушка так достаточно скупо рассказывал, всё-таки в основном его рассказы происходили, когда это ещё была советская власть. В 70-е, конец 70-х начало 80-х, и, в общем, тогда было не модно рассказывать о том, что у тебя в предках дворяне.

И.: Ну вот просто меня-то как раз вопрос ещё, ну лично меня интересует, слияния крестьянства с дворянством. Лично во мне, ну и в тебе.

Р.: Ну, у нас получилось достаточно забавно: вот Ольга Петровна, твоя бабушка, немало времени шутила на тему: была такая песня в советские времена «он сын трудового народа, она генеральская дочь». Вот в их жизни получилось именно так, Валерий Фридрихович – сын трудового народа, а она, конечно не генеральская, а полковничья, но, тем не менее, офицерская дочь, дворянская. Там слияние происходило достаточно просто, потому как, тот самый Высоцкий, который обедневший польский шляхтич он, по сути своей, кроме того, что у него дворянское происхождение, от крестьян, от зажиточных крестьян той деревни, в которую он пришёл жить, практически ничем не отличался. То есть, польские шляхтичи – это же самые бедные дворяне, у которых нет совей земли, нет своих замков, у которых есть дом, какой-то надел, и, соответственно, старшие сыновья наследуют вот этот вот кусочек земли, который сами же и обрабатывают со своими жёнами, а младшие сыновья уходят в поисках лучшей доли. Ну вот, этот дошёл до России и основал новый русский род. То есть, как бы к нам с тобой это уже почти не относится, польской крови уже… она давно разбавлена всяким разным.

И.: А со стороны папы, с образованием там что было? То есть там кто-нибудь образование вообще получал до братьев Фёдоровичей?

Р.: Там их родители, которые Фёдор (вспоминает) Фёдор Иванович, Мария Ивановна, они, мне кажется, были без образования. А вот которые родители Надежды Васильевны, твоей прабабушки, там эти Елецкие священники, это же очень образованные люди, то есть это семинария, там с образованием было всё хорошо, ну по тем временам.

И.: Что за истории про сглаз?

Р.: Ну… бабушка Надя умела снимать сглаз и с тебя, в частности, тоже снимала, когда ты был маленький. Был у нас такой эпизод, когда мы с тобой туда приехали (как бы в это можно верить, можно не верить, тем ни менее), тебе было два года. Как все бабушки, Людмила Семёновна достаточно активно хвасталась маленьким внучком, и, видимо, тебя кто-то вольно или невольно сглазил, и был у нас такой тяжёлый период, когда ты в течение целого дня просто непрерывно плакал. То есть вот вроде у тебя ничего не болело, ты ни на что не жаловался, просто плакал и плакал, плакал и плакал. В конце концов, бабушка Надя пришла, что-то над тобой руками поводила, поколдовала, сказала, что есть у неё ощущение, что тебя сглазили, провела там небольшой ритуал с участием спичек и святой воды, просто побрызгала тебя этой водой и плакать перестал. И всё наладилось. Можно верить, можно не верить. Вот. Кстати говоря, со стороны Ольги Петровны, мама Прасковьи Игнатьевны, Анна Дмитриевна Катюшкина, была достаточно известной знахаркой в городе Ленинграде. Тоже обладала какими-то способностями, но она была скорее такой, типа травницей что ли. То есть, она очень хорошо лечила все болезни травами, но при этом нашёптывала какие-то молитвы-обереги, ну, в общем, народ к ней тянулся. Особенно до войны. После войны уже практически перестали в это верить, ну и она потом была уже пожилая и всё-таки блокада на ней сказалась, жизнь в блокадном Ленинграде. А жили они, кстати говоря, в Ленинграде недалеко от Аничкова моста. Я как-то, когда мы с бабушкой Паней ездили в Ленинград, когда я ещё маленькая была, дошли до их дома, а вот пару лет назад я туда ездила, уже нету этого дома. Снесли.