Коллектив авторов - Сословие русских профессоров. Создатели статусов и смыслов Страница 3

Второй раздел «Историясравнительная и переплетенная» посвящен вопросу типологизации и сопоставления в университетских исследованиях.

Придумать универсальную теорию университетов, одинаково применимую к разным странам и эпохам, вряд ли возможно, но многовековая традиция создания универсальных интерпретаций тяготеет над умами историков. Обычно сравнение достигается посредством упрощения и огрубления ситуации или выбора условного образца. А если исследователи не хотят игнорировать частности, детали и нюансы, то сталкиваются с проблемой того, как корректно типологизировать отдельные казусы, какую сюжетную линию придать рассказу об университетском прошлом и начинают сомневаться, есть ли в этом прошлом общая непрерывная нить, на которую историк может нанизать события, биографии, отдельные рассказы.

Раздел открывается статьей Яна Кусбера «Трансфер и сравнение: университетские сообщества России и Германии», в которой он поднимает вышеперечисленные проблемы и предлагает использовать для изучения преемственности методы культурного трансфера. После многочисленных лингвистических, колониальных, прагматических, пространственных и прочих «поворотов» в социальных и гуманитарных науках простая сравнительная история университетов перестала быть убедительной для читателя. Главное сомнение связано с тем, как можно сравнивать изменчивые и неоднородные феномены? Показывая на конкретных примерах российской истории объяснительные возможности нового подхода, автор призывает исследовать коммуникативные сети профессоров, обратиться к анализу многослойности, контингентности, противоречивости и открытости конкретно-исторических ситуаций. Это позволяет деконструировать сложившиеся в историографии тропы, выявлять лекала сравнительных исследований и, как следствие, отказаться от механистического сопоставления национальных университетов как гомогенных феноменов, при котором развитие этих учреждений в пределах России неизменно предстает калькой абстрактного западного университета, искаженной правительственной волей.

В статье «Профессора “старые” и “новые”: антиколлегиальная реформа С.С. Уварова» Татьяна Костина использует диахронный вариант сравнения, выясняя, что было и что стало с профессорским сословием после уваровской реформы государственного управления университетами. Приводимая ранее в просопографических исследованиях статистика не позволяла фиксировать перемены в кадровой политике. На основании законодательных и распорядительных актов было известно о расширении числа кафедр и о запрещении совмещения должностей, но только после проведенного Костиной анализа делопроизводственной документации и текстов из личных архивов профессоров и чиновников стали понятны механизмы ротации, которые позволили министру народного просвещения С.С. Уварову (1833–1849) освободить профессорские места в российских университетах для нового поколения подготовленных за рубежом стипендиатов. Вместе с этим в статье продемонстрирована эффективность используемых русскими профессорами практик вытеснения и недопущения в местное ученое сословие разного рода неофитов. Пожалуй, они остаются актуальными в российских университетах и по сей день.

Статья Анны Баженовой «Историки императорского Варшавского университета: условия формирования пограничной идентичности» поднимает проблему вызова национализма, с которым столкнулись европейские университеты второй половины XIX в. Универсалистский тип домодерного университета, который объединял в своих стенах говорящих на разных языках студиозусов из разных стран и превращал их в особое внегосударственное сообщество людей науки, уже в эпоху модерна трансформировался либо в имперский, либо в национальный. Под воздействием укрепляющегося национального сознания и имперских претензий правительств, финансирующих университеты, во второй половине XIX столетия и в России, и в других странах университеты становятся не столько агентами просвещенных властей (как это было во второй половине XVIII – первой половине XIX в.), сколько выразителями, защитниками государственных интересов.

В этом контексте чрезвычайно интересна судьба Варшавского университета, функционирующего в условиях фронтира. Находившийся на территории Российской империи и призванный служить делу «единения Царства Польского с Россией», он должен был в то же время рекрутировать в свои ряды польское население и готовить польскую элиту. Острота ситуации прослеживается автором на примере историков – служителей научной дисциплины, тесно связанной с языком, идеологией власти и локальной культурой. Именно история рассматривалась современниками как средство и для имперской, и для национальной мобилизации. В связи с этим историки Варшавского университета, даже если исходно они стремились предаться сугубо научным занятиям, оказывались перед альтернативой национальной либо политической самоидентификации в условиях сложного конфликта национальных и имперских интересов. Научные концепции профессоров, используемые ими формы преподавания, их позиция в органах университетского управления – все это позволяет автору проследить механизмы складывания и работы пограничной или смешанной идентичности университетского человека, отследить причины и характер принимаемых им решений.

Материал, представленный в статье Иоанны Шиллер-Валицкой «Реакция западных экспертов на русскую “профессорскую конституцию” 1906 г.», демонстрирует еще одну из возможных форм изучения культурного трансфера. Если в начале XIX в. российские университеты создавались в результате рецепции идей западного Просвещения и форм трансляции западного знания, если они воспроизводили чужие модели корпоративности, адаптированные под социальную структуру Российской империи (в результате чего возникла эта гибридная форма общности – «ученое, или университетское, сословие»), то в конце XIX в. векторы трансфера и рецепции перестали быть однонаправленными. Теперь Россия не только воспринимала импульсы университетской жизни извне, перерабатывала их и приспосабливала под собственные нужды, но и посылала собственные сигналы, порождая реакцию и отклики на них в разных странах. Вероятно, на рубеже XIX–XX вв. русские профессора ощущали себя полноправными субъектами переплетенной, если не общей, истории университетов. Выявленные в данной статье интенции авторов экспертных заключений начала XX в. позволяют увидеть различающиеся представления об университетском самоуправлении, которые присутствовали в тот момент в сознании современников.

Третий раздел «Коммеморативная солидарность» объединяет статьи, посвященные культуре академической памяти. Он открывается теоретической статьей Ирины Савельевой «Классическое наследие в структуре университетской памяти». Изучение классических работ в ходе обучения в университете автор рассматривает не только как практику приобщения студентов к высоким образцам научного исследования, но и как мощное средство ранней дисциплинарной самоидентификации. Специфика университетского сообщества определяется исключительным умением создавать, транслировать и хранить коллективную память, в частности, благодаря тому, что важнейшую часть его архива составляют научные тексты. За текстами стоят выдающиеся ученые, и они являются своеобразными историческими героями академического сообщества, организуя и увековечивая его прошлое. По всей видимости, фундамент корпоративной памяти закладывается в университете в годы ученичества, когда студенты прямо или косвенно изучают историю своей дисциплины и роль выдающихся ученых в эволюции своей науки. На примере нескольких дисциплин автор показывает, что знакомство с классическими произведениями создает прочную основу для дисциплинарной самоидентификации, а также является ресурсом воспроизводства университетской культуры, этики академического труда и устойчивых социальных практик.

В статье «Этика академической памяти в условиях поколенческого конфликта» Владимир Файер представил результаты проекта по сбору устных воспоминаний профессоров классической и древней филологии, доступных ныне на сайте «Сова Минервы». Их анализ позволил высветить целый ряд сюжетов, организующих память профессионального сообщества: логику построения иерархий внутри малой группы, разные типы академических конфликтов – столкновений разных идентичностей, статусных, политических и научных интересов. Автор показывает, что в рассказах о противоречиях и ссорах, в мемуарах post factum продолжают работать корпоративные практики включения/исключения. В этом смысле устные воспоминания действуют как нормативные тексты – устанавливающие или переутверждающие нормы корпоративных отношений.