Животные в религиях - Зоя Петровна Соколова Страница 3

Интерпретация археологических находок, тем более таких древних, как палеолитические, всегда связана с известным риском преувеличить их значение и исказить смысл. Сами по себе археологические материалы, поскольку они представлены лишь памятниками материальной культуры, ничего определенного о религиозных верованиях первобытного человека не говорят. На этот счет можно лишь строить предположения. Конечно, заманчиво сопоставить рисунок скелета бизона с целыми головой и лапами из пещеры Раймонден с обычаем хантов и манси (обских угров) Западной Сибири во время медвежьего праздника укладывать медвежью шкуру с головой и лапами на почетное место в доме! Но возможно, это просто рисунок, отражающий обыкновенную трапезу первобытных людей. Не исключено, что правы те ученые, которые видят в палеолитических пещерных рисунках и скульптурах лишь памятники искусства, а в скоплениях костей и черепов животных — запасы пищи. У нас нет веских доказательств ни для тех, ни для иных толкований.

То обстоятельство, что при интерпретации хранящих таинственное молчание памятников первобытности ученые обращаются к этнографическим данным, не спасает положения. Метод сопоставления этнографических и археологических источников не всегда оправдан: ведь порой археологические и этнографические известия разделены целыми эпохами в тысячи лет и происходят из разных частей света. Сопоставление таких данных в какой-то степени правомерно лишь для определенных узких территорий и сравнительно мало удаленных во времени явлений. Примером такого исследования является расшифровка неолитических наскальных изображений (писаниц) Урала В. Н. Чернецовым — советским ученым, изучавшим этнографию хантов и манси и археологию Урала и Западной Сибири[3]. Он сопоставил эти писаницы с обскоугорскими рисунками животных на деревьях, бересте, с татуировками, тамгами, орнаментом и охотничьими затесами, поскольку далекие предки хантов и манси когда-то жили на той же территории и, вероятно, оставили эти писаницы.

Из исследования В. Н. Чернецова следует, что подавляющее большинство наскальных рисунков посвящено охотничьим сценам — загону лосей, косуль, оленей и охоте на птиц. Они выполнены в реалистической манере и сочетаются со сложными зигзагообразными (меандровыми) фигурами и ломаными линиями. Этнографические аналогии позволяют видеть в этих фигурах и линиях загороди, загоны и другие ловушки, чрезвычайно широко применявшиеся у охотников хантов и манси Урала и Западной Сибири. Вместе с тем среди наскальных рисунков Урала выделяются и другие сюжеты — условные, схематизированные антропо- и зооморфные фигуры, стилизованные изображения медведя и медвежьих лап. Сравнение их с обскоугорскими культовыми фигурами, тамгами и орнаментами показывает, что в эпоху неолита здесь уже зарождались элементы культа зверей (медведя), птиц и земноводных (лягушки), а также, возможно, и культа предков с животными или птичьими чертами. Как известно, культ медведя у хантов и манси был ярко выражен и долго бытовал: на медвежьем празднике сосьвинских манси автору удалось присутствовать в 1966 г. Легенды о предках в образах лягушки, чайки или зайца старики могут рассказать и сейчас во многих селениях.

Это исключительно редкий случай, когда на протяжении тысячелетий почти не менялись основное население и его традиции, и то у нас нет одинаковой уверенности в достоверности всех реконструкций. История изучения петроглифов Карелии, которое предпринимается с широким привлечением данных по этнографии карелов, только укрепляет скептицизм: целый ряд выбитых на скалах рисунков и знаков толкуется неодинаково исследователями, стоящими на близких позициях.

Сцена поедания бизона

Так как же заглянуть в глубь веков? Неужели далекое прошлое человечества навсегда закрыто от нас непроницаемой завесой? Это трудная задача — реконструировать ушедшие времена. И если мы не хотим подменять достоверные сведения воображением, надо прежде всего четко определить круг источников, которые помогут нам проникнуть в тайны первобытного мышления. Археологические памятники придется исключить из того материала, на который мы будем опираться. Они сами требуют истолкования и не проливают свет на загадки первобытных верований; истолкования их лишь отражают точку зрения того или иного исследователя. Следы ранних религиозных воззрений хранит язык, однако и в лингвистическом анализе еще очень много спорного. Остается пока только один источник, который служил и будет служить основой для воссоздания картины духовного мира наших первобытных предков, — это богатейший этнографический материал, накопленный наукой главным образом в течение последних двух-трех столетий, сведения о верованиях народов и племен, еще недавно сохранявших очень примитивный образ жизни, некоторыми чертами напоминающий образ жизни людей эпохи первобытности.

Наиболее отставшими в своем общественном развитии обычно считаются тасманийские и австралийские племена. Хотя за последнее время обнаружены и описаны и другие очень примитивные группы, пока еще остается общепринятым сопоставлять орудия труда эпохи палеолита именно с австралийскими и тасманийскими. В XIX в. ученые застали бродячие охотничьи племена австралийцев еще на стадии общинно-родового строя. У большинства племен господствовал матрилинейный род, некоторые перешли к отцовскому счету родства. Общественный уклад их характеризовался поло-возрастным разделением труда (мужчины охотились, женщины и подростки собирали растительную пищу), следов экономического неравенства еще не было.

Правда, говоря об австралийцах, мы должны указать и на недостатки метода использования этнографического материала. Нельзя забывать о том, что и австралийцы, и другие примитивные племена, даже оказавшись в сравнении с другими народами отсталыми, значительно удалились от образа жизни первобытных людей. Некоторые исследователи считают, что австралийцы, например, будучи изолированной группой, деградировали в своем развитии, а в прошлом, до переселения в Австралию, могли находиться на более высокой ступени развития. «Культуры современных народов, даже самых отсталых, далеки от подлинной первобытности, и это надо сказать и об их верованиях: какими бы архаичными они ни были, они уже прошли большой исторический путь развития»[4]. Поэтому все то, что наука узнала о верованиях еще недавно примитивных племен, нельзя безоговорочно переносить на минувшие эпохи.

И все же этнографический материал, несмотря на все возражения относительно условности сопоставления с первобытностью и т. п., служит надежным источником для понимания воззрений древних людей. Если народ деградирует в своем развитии, вместе со всеми элементами культуры деградируют и верования. Религиозные представления неизменно отражают тот уровень культуры, который свойствен народу, вне зависимости от того, каким путем этот уровень был достигнут. Сопоставление верований и культов народов, стоящих на разных ступенях социального развития, позволяет понять и общий путь становления и эволюции религиозного мышления.

Итак, заглянуть в прошлое поможет нам этнография, накопившая драгоценные сведения о «живой старине» различных народов земного шара.

Австралия — классическая страна тотемизма

…С ветвями в руках обнаженные мужчины идут по древней тропе. Знойное солнце нещадно палит их спины. Но вот начинается спасительная прохлада в тени скал. Черное отверстие пещеры поглощает одного за другим участников древней церемонии.