Мурад Аджи - Сага о Великой Степи Страница 30

И наконец, вопрос вопросов – как они ориентировались на местности? Как при отсутствии ориентиров выбирали маршрут? Без ориентиров не будет движения вперед, будет только блуждание по кругу, путешественники знают, что это такое – возвращаться к месту, с которого начинали маршрут. Знание территории и маршрута необходимо путнику, особенно первобытному: в Арктике он, полуголый, не прожил бы и сутки, даже имея на руках подробную географическую карту и компас. Таково мое суждение.

Путь по суше между Камчаткой и Беринговым проливом неосуществим даже сегодня. Слишком суров климат, слишком велико расстояние и слишком он дикий, бурелом, и медведи на каждом ручье. Говорю со знанием дела: меня приглашали принять участие в экспедиции, повторяющей переход из Азии в Америку. Наша экспедиция не состоялась по причине ее физической неосуществимости… Что же говорить о древних? С каменным топором на огромного медведя? Или голой пяткой на торосы?

Безусловно, исследования митохондриальной ДНК и галогрупп, определение их возраста дают обильную пищу для размышлений, это направление в на уке может привести к революционным открытиям, все так. Но от исследователя требуется деликатность, чувство меры, ему ни в коем случае нельзя торопиться с выводами. Этим и интересно любое открытие: разгадка одной тайны порождает две новые. Такова суть научного поиска – в постоянном движении вперед.

– Ваши книги поражают читателей полнотой информации, языком. Скажите, где и как черпаете сведения? В каких зарубежных странах побывали?

– Вряд ли поэт скажет, как находит рифму… И я не могу сказать, когда родился тот или иной исторический сюжет, что позвало в экспедицию или в библиотеку. В сущности, все просто, задаешь вопрос – почему? А дальше идет само.

К примеру, в «официальной» истории написано: в Европу нахлынули орды диких гуннов и развалили непобедимую Римскую империю.

Таков смысл почти всех сочинений по истории раннего Средневековья. Казалось бы, все ясно? Отнюдь.

Для человека, знающего экономическую, социальную и историческую географию, тут сплошные «почему». Он все перемерит своей меркой, пересчитает своим счетом, потом составит модель. А как иначе? Ему же известно, что в античной экономике, чтобы содержать одного воина, оснастить его обмундированием и оружием, накормить, дать боевого коня, требовалось минимум 5–7 квалифицированных ремесленников, не считая подмастерья. Чтобы содержать тех ремесленников, тоже требовались ресурсы.

Тюркские воины. Большая пластина из Орлатского могильника. Самаркандская область. Узбекистан

Но кто из историков задался вопросом, как появились «орды диких гуннов»? Не сами собой они сели на коней, взяли в руки копья и шашки и пошли громить Рим? Кто-то их одел-обул, взрастил, наконец? Это – вопрос вопросов, он и должен быть первым. Не из небытия явились гунны, точно, не из небытия.

Я не профессиональный историк, поэтому посчитал ресурсы гуннов, чтобы знать их возможности. Перенес расчет на географическую карту, проанализировал… Отметьте: сначала влез в экономику, не в историю Алтая, она ближе. Получилась не самая плохая моя книга «Сибирь: XX век», там почти нет древней истории, потому что к ней я только-только подходил. Узнал о черной металлургии древних тюрков. Стало ясно: она – точка опоры их хозяйства, которое давало им войско. Потом «пропахал» геологическую карту Сибири, «нашел» их месторождения. Все реальны. Изучил доступные предкам технологии плавки железной руды… Около древнего металлургического горна я, кажется, и прозрел.

Зародилась концепция Великого переселения народов. Тема легла в нашумевшую книгу «Полынь Половецкого поля».

Следующий вопрос дал новую книгу: как ориентировались «дикие кочевники» на незнакомой территории? В степи же нет ориентиров. Как составляли маршруты пути? В конце концов, что, какой мотив вел их вперед? Известно, античный мир не был цельным, его слагали очаги разных цивилизаций, система знаний о континенте отсутствовала, политические карты тоже… Многое делалось впервые.

Херефордская карта. Фрагмент. Великобритания. Ок. 1300 г. Такими представляют жителей Великой Степи средневековые источники

Постепенно, анализируя события, я углублял и углублял мысль о переселении народов, стало ясно – его движущей пружиной были не просто тюрки Алтая, а их вера и материальная культура, к ней потянулись другие народы… Видимо, этим интересом надо объяснять генетическое и антропологическое разнообразие тюркского мира, которое так обескураживает ученых, не посвященных в тайны этого всеми забытого мира. Опять все просто, когда знаешь демографию, причины и характер миграции населения, можешь их отразить на карте.

Никто, кроме тюрков, не свершил бы «воссоединение» континента, потому что не имел такой производственной базы и такого сухопутного транспорта, подчеркиваю, сухопутного! Ну, и конного войска, конечно… Разобрав на модели прописные азы экономической географии Древнего Алтая, иначе стал смотреть на его духовную культуру. И она была не случайна, стояла на экономическом фундаменте, тоже подлежала моделированию, то есть выявлению причинно-следственных связей.

Дальше – больше. Составив маршруты Великого переселения, я вычертил для себя логическую схему, чем-то напоминавшую своей задачей Периодическую систему элементов, которую составил Д. И. Менделеев… Как из предрассветного тумана стала вырисовываться картина бытия. Понял: в дело вступили социальные законы.

Миграция с Алтая велась осмысленно, она – следствие экономических новаций тюрков. По-другому им нельзя было выжить, только с отселением на новые земли.

Ничего нового этим выводом я не открыл. Но он дал право сказать: хаотичность движения народов по планете вульгарно придумана… Поэтому и уязвимы исторические фальшивки, какой бы достоверный вид им ни придавали. Если событие экономически и технически невозможно, его не было. И никакие «источники» не убедят меня в обратном, потому что просто так никто никуда не ходил, не переселялся. Это было нереально.

Существовали таможни, пограничные пункты и «железные занавесы»… в прошлом было, как в современной жизни, законы управляли обществом. Случайностей не было ни тогда, ни сейчас. Миграция – это сложнейший социальный процесс, он имеет причину и следствие.

Руководствуясь своим методом, я нашел тюрков в Индии, потом – в Китае, на Среднем и Ближнем Востоке, в Северной Африке, Европе. Нашел, потому что следовал по стопам Великого переселения народов, которое являлось итогом демографического взрыва на Алтае. Нашел, потому что знал: чтобы освоить новую природную среду, нужны новые знания и новые формы хозяйствования. А чтобы переселиться, кроме того, требуется транспорт, знание местности, новые приемы строительства и так далее, и так далее. Словом, имел некое представление о клубке проблем, которые «распутывает» экономическая география. Все-таки не история.

Этим отличаются книги Мурада Аджи, у них не самые слабые тылы.

Ян Вермеер. Географ. Ок. 1668 г.

Еще в аспирантуре я усвоил: география – наука аналитическая. Она открыла мне тюркский мир и Великое переселение народов, потому что законы развития общества проявлялись во все времена, у всех народов. Так же, как влияние природной среды на жизнедеятельность общества… Тем и живу – географией.

А вот поездками за рубеж похвастаться не могу, их было мало. Почему? Вспомните Антуана де Сент-Экзюпери, его «Маленького принца», что сказал географ? Скажу то же: я анализирую, а не собираю информацию. Путешественники, историки, археологи, филологи, теологи, культурологи, этнографы, журналисты собирают сведения о народе, о стране, о времени. Географ сводит эти сведения воедино, его удел – анализировать.

Так я «вычислил» Кавказскую Албанию, не зная о ней практически ничего. Логически, не визуально. Как Менделеев предсказал свойства трех не известных науке элементов – германия, скандия и галлия.

– Да, география наука аналитическая. Но в ваших книгах так много поэзии, образов… Это несомненное достоинство нс каждый обладает таким талантом. Поэтому вас иногда называют акыном и сказителем. Как вы к этому относитесь?

– С благодарностью. Десятки переизданий выдержали мои книги. Их читают в разных уголках Земли. И когда на Алтае сотрудники Онгудайской районной библиотеки показали зачитанную до дыр «Полынь Половецкого поля», сердце сжалось от счастья.

«Меле, дорогой Мурад!» – сказал мне тогда в библиотеке один пожилой читатель. И объяснил, что не мог не сказать этих слов, потому что в старину возгласом «меле» на Алтае подбадривали сказителя, исполняющего героический эпос. На равнодушных слушателей, добавил он, на тех, кто молчал, падало проклятье: «Меле тiбеен кiзiнiн палазы пазы тас ползын!» (Пусть у человека, который не сказал «меле», ребенок станет плешивым.)