Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Московский городовой, или Очерки уличной жизни Страница 30

«И это в столь серьезное время производило впечатление, что власти в Москве нет, так как Руднев хотя и был прекрасным человеком, честным и благородным, но в то же время был слабоволен, нераспорядителен и совершенно не годился ни на какую самостоятельную административную должность. […] Все эти меры, направленные не на пользу дела, а скорее в угоду личности, не привели к хорошим результатам, а, напротив, приблизили к катастрофе».

Волков Е. Н.

Конечно, свидетельство В. Ф. Джунковского как хорошо информированного очевидца имеет огромное значение, однако не стоит забывать, что свои воспоминания он писал спустя много лет, прекрасно зная хронику событий и последствия действий их участников. Полагаем, самый гениальный администратор даже предположить не мог, что 9 января 1905 г. будет «расстреляна вера в царя» и начнется Первая русская революция. Руднев, например, в тот роковой день приказал своим подчиненным организовать очистку тротуаров ото льда и снега с последующей их посыпкой песком. Когда же начались беспорядки, вызванные вестью о Кровавом воскресенье, он, как положено, предупредив москвичей о запрете сборищ и демонстраций, объявил, что полицией «будут приняты решительные меры».

Прибытие Е. Н. Волкова, приступившего к исполнению обязанностей в середине января, ситуацию во втором по значению городе Империи не изменило. При чтении подписанных им суточных приказов создается впечатление, что в Москве жизнь текла в прежнем мирном русле. Распоряжения градоначальника касались обыденных вещей, связанных с приходом весны: чистки тротуаров, подсыпки снега на проезжую часть по причине оттепели, нависших над головами прохожих «сосулей», сгребания грязного снега в кучи и вывоз его на свалки. На Пасху градоначальник велел произвести с Тайницкой башни Кремля традиционный орудийный салют: 17 холостых выстрелов при начале Всенощной, 21 — во время чтения Евангелия и по окончании обедни 51 залп. Полностью повторяя предшественников, Волков приказывал подчиненным тщательнее следить за тем, чтобы ломовики соблюдали правила уличного движения, а извозчики держались правой стороны, чтобы городовые пресекали кражи горелок газовых фонарей. В середине марта полицейские получили предписание надеть фуражки, а немного погодя — прекратить ношение башлыков.

Градоначальник в качестве главного организатора наведения порядка никак себя не проявил, когда вслед за Петербургом волна забастовок прокатилась по предприятиям Москвы. Ни подчиненные ему полицейские, ни горожане не ощутили «твердой руки», а даже, наоборот, заподозрили генерала в недостатке храбрости — по свидетельству В. Ф. Джунковского, «…он стал ездить по Москве не в мундире, а в сюртуке, как простой обыватель». Москвичи обратили внимание и на выезд градоначальника. Прежде обер-полицмейстеры проносились по улицам в экипажах «с пристяжной», т. е. в оглобли ставили коренную лошадь, а к ней сбоку припрягали дополнительную, которая во время бега красиво отклоняла голову в сторону. Волков ездил «в дышло»: пара лошадей была припряжена к одной оглобле.

По мистическому совпадению в тот же день в Кремле бомбой террориста был убит великий князь Сергей Александрович. А ведь именно ему Москва была обязана появлением запрета, не обозначенного в официально принятых правилах дорожного движения. Великий князь, став московским генерал-губернатором, был сильно раздосадован тем, что его экипажу приходилось тащиться в общем потоке. Тогда он приказал перекрывать Тверскую улицу во время его выездов из резиденции, и со временем полицейские стали это делать уже по всему городу.

Возможно, новшество, введенное приказом по полиции 4 февраля 1905 г., также служило целям маскировки. Разъезжая по городу, градоначальник заметил, что при приближении его экипажа городовые останавливают уличное движение. Волков строго запретил такую практику: «Находя, что поддерживание правильного движения экипажей, согласно требованиям обязательных постановлений Городской Думы. вполне достаточно для устранения затруднений в уличном движении и что при точном исполнении сих требований всякие поспешные, экстренные меры к освобождению проездов явятся излишними, предлагаю приставам разъяснить городовым, чтобы они как во всякое время, так и при моих проездах ограничивались лишь поддерживанием установленного порядка движения».

Постовой на углу Тверской улицы и бульвара.

В исторической литературе встречается утверждение, что за смерть великого князя поплатился должностью помощник градоначальника И. Н. Руднев. О его отставке, не указав причину, В. Ф. Джунковский написал в воспоминаниях: «7 февраля был уволен от службы помощник градоначальника генерал-майор Руднев и покинул Москву. Это был очень достойный, образованный человек, много вынесший на своих плечах, благороднейший, хотя и не без некоторых слабостей, Москва его провожала с чувством искреннего сожаления. Он оставил в сердцах всех знавших его чувство глубокого уважения».

Если мемуариста не подвела память и отставка Руднева действительно состоялась, то была она, судя по документам, совсем короткой. Уже 1 марта 1905 г. приказом по московской полиции по случаю отъезда градоначальника Волкова исполнение обязанностей было возложено на его помощника — генерал-майора Руднева. Он же получил в начале апреля месячный отпуск, но спустя три недели ему снова пришлось заменять выехавшего в столицу градоначальника — на этот раз графа П. П. Шувалова. Незадолго до этого, 23 апреля, Е. Н. Волков подписал свой последний приказ, в котором простился с личным составом московской полиции. На фоне нарастающей революции его слабость как администратора стала видна даже из Петербурга.

Правда, новую кадровую рокировку Николай II провел в привычной для него манере. Для исправления положения в Москву снова был назначен генерал-губернатор. Вот только кандидатура вызывала удивление — на этот ответственный пост был назначен престарелый генерал А. А. Козлов. Он обладал большим опытом (служил московским обер-полицмейстером в 70–80-е гг. XIX в.) и пользовался популярностью среди москвичей — от высших слоев до студенчества и простонародья. С другой стороны, явно давал знать о себе его возраст, но главное — Козлов считал огромной ошибкой верховной власти Кровавое воскресенье и последовавшую за ним политику обуздания народа грубой силой. Само вступление генералом в должность, по описанию В. Ф. Джунковского, выглядело почти анекдотом:

«А. А. Козлов был назначен 12 апреля при весьма милостивом рескрипте. Козлов долго, как сам мне рассказывал, отказывался от этого назначения, ссылаясь на свои преклонные годы — ему было тогда 68 лет — и на то, что не обладает уже должной энергией; но, в конце концов, принужден был все же уступить, но поставил при этом условие, что если он по истечении 3 месяцев убедится, что не в силах приносить пользы, то его удерживать не будут. Условие это было принято. В то время генерал от кавалерии Козлов, занимая должность почетного опекуна Московского присутствия, проживал очень скромно в меблированных комнатах Троицкой у Никитских ворот. Прислугой у него была только одна кухарка. Как только вышел высочайший приказ, Козлов, захватив ручной багаж, вдвоем со своей кухаркой пошел пешком по Тверскому бульвару и пришел в генерал-губернаторский дом, оставив за собой комнаты у Троицкой. Так оригинально произошло вступление нового генерал-губернатора в должность. Москва приветствовала это назначение, хотя мало придавала ему значения».

Козлов А. А.

Старческую немощь Козлова, по всей видимости, должна была компенсировать энергия и распорядительность нового градоначальника. Им был назначен граф П. П. Шувалов, в прошлом боевой офицер, затем адъютант и заведующий двором великого князя Сергея Александровича, имевший, кроме того, опыт службы на разных должностях в Министерстве внутренних дел. Джунковский, близко знавший Шувалова, дал ему такую характеристику:

«Граф Шувалов принялся очень ретиво за свои обязанности и работал рука об руку с генералом Козловым, который имел на него отличное влияние и умел сдерживать его увлечения. В минус графу Шувалову можно поставить то, что он мало интересовался всем тем, что не было чисто полицейским делом, но работал он очень много и все свое время отдавал службе. Он был очень умен и не без хитрости».

Мнение современника о явном изменении стиля руководства московской полицией подкрепляется текстами суточных приказов. Например, в них появляется новая тема — результаты ночных проверок градоначальником несения постовой службы. Шувалов то хвалил подчиненных: «вид и состояние обмундирования удовлетворительны», «бодрый вид и снаряжение в порядке»; то указывал на недостатки: «… городовые, идя на посты или возвращаясь с них, позволяют себе идти неряшливо, утрачивая служебный вид». Постоянной «рубрикой» в приказах стало объявление благодарностей чинам полиции и ночным сторожам за пресечение уличных беспорядков, задержание нарушителей паспортного режима, изъятие незаконно хранимого оружия[43]. На этом фоне почти теряются распоряжения, связанные с такими обыденными вещами, как слежение за соблюдением правил передвижения «автоматических экипажей» (автомобилей), приведение в порядок домовых уличных фонарей, предотвращение краж горелок и ламп из керосиновых фонарей.