Татьяна Носенко - Иерусалим: три религии - три мира Страница 33

Из многотысячной армии крестоносцев, собиравшихся в Константинополе, до Иерусалима добралась лишь десятая часть. Люди гибли в тяжелых сражениях с мусульманами, не выдерживали непривычно жаркого климата, их уносили болезни и голод. Некоторые, не вынеся тягот, возвращались обратно в Европу, другие, отколовшись от основной армии, становились на тропу «одиноких волков». Младший брат Готфрида Бодуэн Булонский с небольшим отрядом рыцарей направил свои стопы на юго-восток, к Евфрату. Хитростью он сумел овладеть богатым армянским городом Эдессой и создал первое государство крестоносцев — Графство Эдесское.

Особенно большие потери понесли «рыцари Христовы» во время осады Антиохии: каждый седьмой погиб от голода, а половина войска дезертировала.[131] И все же Антиохия ценой невероятных усилий была взята в июне 1098 г. Вместе с другими серьезными победами, одержанными над сельджуками в 1097–1098 гг., это открывало крестоносцам дорогу в Сирию и Палестину, к вожделенной цели похода — Иерусалиму.

Двумя колоннами продвигалось «воинство Христово» к Иерусалиму, одна во главе с Готфридом Бульонским шла вдоль побережья, другая, предводительствуемая Раймундом Тулузским, — по внутренней палестинской территории. Впервые панорама Святого города открылась крестоносцам с горы к северу от Иерусалима, которую они назвали Монтжуа (в переводе с французского гора Радости). Ее вершина и теперь выделяется в окружающем город пейзаже благодаря возвышающемуся на ней мавзолею с минаретом, который мусульмане и иудеи чтут как могилу пророка Самуила. Тогда, в июне 1099 г., воинственные защитники веры Христовой впали в полный экстаз, устремившись к благословенному городу, который они должны были возвратить христианству. Крестоносцам казалось, что в награду за их священную миссию ворота Иерусалима должны тотчас же распахнуться перед ними, но действительность оказалась куда суровее. Перед ними предстал хорошо укрепленный город, заранее подготовившийся к осаде.

В 1098 г. Иерусалим вновь перешел от сельджуков к египетским Фатимидам после распада недолговечной Сельджукской империи. Когда крестоносцы подошли к городу, над ним реяли египетские флаги, а армия защитников численностью около 1000 человек, состояла из наемников с Аравийского полуострова и из Судана. Крестоносцы называли их «эфиопами». Комендант позаботился о том, чтобы снабдить город запасами воды и продовольствия, привести в порядок все оборонительные сооружения. В то же время власти распорядились вывести из строя все водные источники в иерусалимской округе, отогнать скот в отдаленные районы. Из Иерусалима были изгнаны все жители-христиане, которые считались потенциальными пособниками врага.

Войско крестоносцев, не имевшее большого опыта в штурме каменных стен городов Востока, оказалось в затруднительном положении. Правда, большим преимуществом завоевателей было их численное превосходство над противником: 12–13 тыс. крестоносцев все же дошли до священного города. Когда ни молитвы, ни пост, ни крестный ход вокруг Иерусалима не помогли «рыцарям Христовым», они перешли к более прагматичной тактике. С помощью генуэзских купцов, прибывших в Яффу и привезших из Европы необходимые материалы, были построены стенобитные машины. Основная часть войска перегруппировалась к северной стене, откуда еще Тит штурмовал Иерусалим в 70 г., и 15 июля 1099 г. через месяц после начала осады солдаты Готфрида Бульонского ворвались через одну из пробоин в стене на Храмовую гору. Кровавая бойня, устроенная крестоносцами в Иерусалиме, сравнима только с жутким истреблением мятежных иудеев римскими легионерами десятью столетиями ранее. За три года Крестового похода жители Востока уже немало пострадали от их необузданной жестокости и неуемной алчности. Уже была разграблена и залита кровью Антиохия, однако то, что произошло в Иерусалиме, на современном языке мы бы назвали геноцидом. Западные хронисты с упоением описывают доблесть «спасителей Гроба Господня», убивавших «столько мужчин и женщин, сколько хотели».[132] Разнятся в их свидетельствах только страшные подробности бесчинств и надругательств, творившихся во имя веры Христовой. Некоторые историки считают, что число погибших составило не менее 30 тыс., в арабских источниках приводится цифра в 70—100 тыс. человек, убитых только на Храмовой горе. Пострадали не только «ненавистные сарацины», но и евреи, вернувшиеся в Иерусалим с восстановлением фатимидского правления.

В городе начался стихийный захват собственности. Тот, кто первым врывался в опустевший дом, становился его владельцем и хозяином всего имущества, находившегося в нем. Над дверью приобретенного таким образом владения вывешивался щит нового хозяина. Не обошлось и без скандалов. Неустрашимый рыцарь Танкред, один из предводителей крестоносцев, был уличен в краже золотых светильников из часовни Голгофы. Богобоязненные собратья заставили его вернуть священное церковное добро. Наконец, когда уже некого было убивать, крестоносцы отмылись от крови и с торжественными песнопениями и молитвами на устах, со слезами радости на глазах направились к храму, где хранился Гроб Господень.

С завоеванием Иерусалима сразу же встал вопрос о том, кто будет управлять Святым городом. Рим предлагал установить в Иерусалиме теократическое правление и осуществлять его был избран архиепископ Даимберт из Пизы, властный и хитрый человек. Однако рыцари-вожди крестоносцев имели на этот счет собственное мнение. Не зря они проделали тяжелый путь длиною в три года от своих европейских очагов через Константинополь и малоазиатские горы и равнины, не напрасно терпели лишения и подвергались всевозможным опасностям. Пять недель они штурмовали Иерусалим и уничтожали «безбожных сарацинов». Теперь они жаждали награды, которая была обещана победителям. В конце концов между церковью и рыцарством был достигнут компромисс: формально Иерусалим отдавался под власть патриарха, но фактически его правителем становился избранный предводителями крестоносцев государь. В таком нечетком разделении властей изначально была заложена конфликтность, вылившаяся в постоянные столкновения между иерусалимскими баронами и посланцами Святого престола. Так, ставший первым латинским патриархом Даимберт Пизанский четырежды смещался и восстанавливался в своей должности. С 1112 г. под полную юрисдикцию патриарха был передан христианский, или Патриарший, квартал, примерно четвертая часть города. Католическая церковь получила в Латино-Иерусалимском королевстве огромные поместья, отобранные у мусульманского духовенства и у восточнохристианских церквей, в ее пользу была введена неизвестная ранее в восточносредиземноморских странах десятина. Католические иерархи стали влиятельной частью феодалов на Востоке, но политическая власть все же оказалась сосредоточенной в руках светских правителей.

Первым иерусалимским правителем стал Готфрид Бульонской. Он отказался принять титул короля и золотую корону в городе, где Спаситель был коронован терновым венцом. В храме Рождества в Вифлееме ему был присвоен титул защитника Гроба Господня. Все следующие семь иерусалимских королей состояли с ним в той или иной степени родства и составили Арденнско-Анжуйскую династию, правившую Иерусалимским королевством почти 90 лет. Не успев ничем особенно прославиться в своем новом качестве, Готфрид умер ровно через год после захвата Иерусалима крестоносцами. На престол был призван его брат граф Бодуэн Эдесский, оказавшийся менее щепетильным в вопросе выбора титула и более жестким в отношениях с церковью. В конце 1100 г. он короновался в Вифлееме и, не желая признавать никаких политических претензий духовенства, официально заявил о своем титуле так: «Я, Бодуэн, получивший Иерусалимское королевство по воле Божьей».[133]

Бодуэн, правивший Иерусалимом 18 лет, а затем и его преемники вели непрерывные войны за расширение своих владений. К середине XII в. Латино-Иерусалимское королевство по своим очертаниям очень напоминало государство, созданное на заре иудейской истории царем Давидом. На западе его естественной границей являлось средиземноморское побережье от Газы на юге до пределов Триполийского графства на севере. Восточная граница начиналась у Ливанских гор и через Заиорданье спускалась до порта Эйлат на Красном море.

В обширных владениях иерусалимских королей жизнь, однако, была неспокойной. По свидетельству игумена Даниила, одного из первых русских паломников, записки которого о «хождении» в Святую Землю в 1104–1107 гг. дошли до наших дней, добраться до большинства святых мест верующие могли лишь с большими предосторожностями. Куда бы ни лежал его путь — к Иордану, в Хеврон или Вифлеем — он говорит о том, что «путь очень тяжек и страшен», «на дорогах много разбоя», в горах на странников нападают сарацины, грабят и убивают их.[134] Для того, чтобы попасть в Галилею, русскому монаху пришлось обратиться к «иерусалимскому князю Балдуину» с просьбой разрешить ему присоединиться к его войску, выступавшему на войну к Дамаску и следовавшему мимо Тивериадского озера. Король, судя по описаниям Даниила, проявлял к нему большую благосклонность. Вместе с войсками крестоносцев русский монах дошел до верховий Иордана и под их прикрытием имел возможность без страха и боязни побродить около Тивериадского озера, осмотреть места, где «Христос ходил своими ногами».[135]