Андрей Буровский - Величие и проклятие Петербурга Страница 38

Все геологические биогенетические (эволюцион­ные), энергетические, исторические, информационные и прочие события протекают в ландшафтной оболочке Земли. Ландшафтная оболочка — это само по себе про­странственно-временная структура, в которой и проте­кают важнейшие процессы, определяющие само со­стояние Земного шара в целом.

Причин, по которым эти процессы происходят, две: во-первых, это энергия Солнца, которая достигает по­верхности Земли. Во-вторых, это гетерогенность зем­ной поверхности. По этим двум причинам двигается ат­мосфера и гидросфера Земли.

Твердая оболочка Земного шара (литосфера) везде неровная — то поднимается, то опускается. Разные ее участки подставлены к солнышку разными сторонами. Разные участки поверхности Земли по-разному и в раз­ное время нагреваются и остывают. Будь это иначе — не было бы и движения воздушных и водных масс. В аб­солютно одинаковой (гомогенной) среде невозможны ни ветры, ни морские течения, ни круговорот воды (и каких-либо других элементов). Земной шар с одинаковой поверхностью и с одинаковым нагревом всех частей этой поверхности был бы совершенно безжизненным.

Получается, что неодинаковость, разнообразие — это фундаментальная причина подвижности ландшафтной оболочки — т.е. пространственно-временной струк­туры, вмещающей, среди прочего, и человека, его об­щество, построенные им города и преобразованные им ландшафты.

Территории ландшафтной оболочки не одинаковы по скорости протекания времени и интенсивности протека­ния каких-либо процессов. Чем разнообразнее среда, чем выше ее гетерогенность, т.е. чем она контрастнее и мозаичнее, тем плотнее пространственно-временные характе­ристики этой среды. Тем интенсивнее идут все геологиче­ские, биологические, энергетические, исторические, информационные процессы. То есть пространственно-временная структура разных участков (территорий и ак­ваторий) ландшафтной оболочки различна.

Что же сказать о Петербурге? Очевидно, что тут на очень небольшом пространстве время уплотняется. Мало того что громадный город, в котором все по неиз­бежности кипит, так еще город очень емкий, контраст­ный, мозаичный. Город, в котором все время что-то про­исходит, изменяется, течет, появляется и исчезает.

Глава 7

МЕСТОРАЗВИТИЕ

Назовем это понятие удачным термином П.Н. Савицко­го — «месторазвитие», подобно аналогичному «место­рождение».

Л.Н. Гумилев

Не всем людям так уж нравится обитать в мозаич­ном, емком урочище, где постоянно что-то происходит, двигается, развивается. Это неудобно, это заставляет напрягаться, думать, совершать какие-то действия — гораздо чаще и больше, чем хотелось бы очень многим.

Поселившись в Петербурге, человек обречен жить одновременно во множестве разных ландшафтов. В од­ном однородном ландшафте или в наборе более похо­жих друг на друга ландшафтов жить спокойнее. На че­ловека тогда оказываются более однонаправленные, а потому и более понятные воздействия. Такие влияния легче «просчитать». Нужно затрачивать меньше внима­ния, меньше усилий на понимание происходящего во­круг, совершать менее разнообразные поступки.

Для жизни в однородном ландшафте даже количест­во информации, которой должен владеть человек, мень­ше, а язык проще. Живя в просто устроенном городке посреди леса или на берегу степной речки, приходится учитывать один тип рельефа, один климат, один набор животных и растений. Еще хорошо, если городок насе­ляют люди одного народа — тогда и различия между на­родами принимать во внимание не обязательно.

Чем мозаичнее ландшафт — тем больше факторов приходится учитывать. Чем более емкий ландшафт — тем интенсивнее, напряженнее в нем жизнь, Правда, тем больше и возможностей. Сказывается хорошо зна­комый биологам «эффект краевых границ», — возмож­ность использовать свойства разных территорий. «Ис­пользовать» — для человека не обязательно значит «кор­миться»; это может значить и нечто иное: возможность познавать, учиться, развиваться.

В Петербурге соединяется множество мест, в каж­дом из которых человек чувствует себя по-разному. Разные фации и тем более уникальные урочища влияют на него каждое по-своему. В Петербурге живет немало людей, для которых основным местообитанием стано­вится один из уголков города или определенный набор «своих» мест; а в других они стараются не бывать — им если и неплохо в этих местах, то ничто в них и не влечет.

Вне Петербурга эти группы людей никогда бы не встретились: одни обитали бы на побережье моря, дру­гие же и близко не подошли бы к нему; одни чувствуют прилив энергии при одном виде прозрачного озера, ва­лунов на берегу, сосен... другие терпеть не могут запаха смолы. В Петербурге же все они волей-неволей ока­зываются в сопряженных пространственных структу­рах. Человек, постоянно живущий на Аптекарском острове и купивший дачу в Парголово, имеет соседа по лестничной площадке, у которого дача — на Сосновом озере и который ни за какие деньги ногой не ступит в Парголово. А соседом по даче у него оказывается оби­татель Выборгской стороны или Васильевского остро­ва. В каждом из этих случаев речь идет о выборе «сво­его» индивидуального набора антропогенных урочищ для обитания данной семьи. При том, что каждому из петербургских обитателей представлено все многооб­разие городских урочищ и ландшафтов. Само многооб­разие и возможность выбора из этого многообразия — воспитывают.

Жизнь в мозаичном ландшафте сводит вместе тех, кто в однородном ландшафте никогда бы не встретился. И речь не только об этнокультурных стыках — о том, что Ижорская земля свела в одном пространстве фин­нов, немцев и русских. Но и о том, что в однородном ландшафте и люди подбираются психологически, ду­ховно адаптированные именно к данной однородности — и уже поэтому более похожие друг На друга. В мозаич­ном ландшафте население многообразнее — и потому жизнь в нем требует большей терпимости, большего принятия иного, не похожего человека. Если угодно — большей пластичности.

А ведь выбирать можно не только место жительства и профессию, но и «свое» «интеллектуальное урочище». Таких научных, гуманитарных, медицинских, научно-технических урочищ в Петербурге необычайное мно­жество — изолированных и сопряженных. Описанное В.Н. Топоровым «литературное» и вообще «богемно-ин­теллектуальное» урочище Аптекарского острова, говоря мягко, — не единственное.

Наиболее известен и хорошо заметен феномен Ва­сильевского острова (даже состав толпы на острове иной, и это зрительно заметно) — но, естественно, этим примером никак не ограничивается. Обитание в таких «интеллектуальных урочищах» тоже можно выбирать.

Соответственно, мозаичный ландшафт отбирает лю­дей с определенными психофизиологическими характе­ристиками — наиболее способных к тому, чтобы учиться многому, замечать многое и различное, не бояться ни­чего нового.

Из числа людей, которым будет предоставлена равная возможность поселиться в Санкт-Петербурге, выделятся более активные, более расположенные к многообразию сенсорных воздействий, к динамичной жизни, к интен­сивной деятельности, к учению, к узнаванию нового, при­обретению нового опыта. Чем больше новый петербур­жец будет обладать этими качествами — тем лучше будет ему на новом месте. Тем больше потенциальных возмож­ностей обитания здесь он сумеет использовать. Тем боль­ше причин будет у него гордиться Петербургом и самим собой, противопоставлять «цивилизованную» петербург­скую жизнь «скучной», «однообразной», «грубой» жизни в других местах — в том числе в тех, откуда вышла семья.

Петербург сам по себе, в силу естественных, природой заданных свойств городского ландшафта, формирует «заданные» качества своего населения. Сна­чала он отбирает людей, которые хотят и могут жить в этом исключительно мозаичном ландшафте. А потом ка­чества, уже генетически заданные этими людьми своим детям, поддерживаются и усиливаются — всем строем петербургской жизни, и даже его площадями и улицами. Желания царей, сановников или «гениальных строите­лей светлого будущего» здесь ни при чем. То есть на­чальственные лица могут хотеть решительно чего угод­но, предпринимать какие угодно усилия и в каком угод­но направлении. Но действует ландшафт точно так же, как любой природный фактор. Его невозможно «орга­низовать» или «сделать», им невозможно «управлять». Он есть, и все.          '

Теперь становится понятно, что же происходит с российской культурой, создавшей Санкт-Петербург и начавшей в нем обитать и развиваться. В ареале этой культуры в 1703 г. появляется и в дальнейшем только расширяется место, в котором собираются активные люди. Для многих из них самореализация, участие в культурном творчестве — не забава, а органическая по­требность. Жить без творчества они просто не могут.