Алексей Смирнов - Антология-2 публикаций в журнале "Зеркало" 1999-2012 Страница 39

Еще более странна идея в чем-то оправдать немецкий национал-социализм, бывший злейшим врагом славянских народов. Национал-социализм был создан в Германии, чтобы скомпрометировать весь комплекс правых идей и вторично ввергнуть Европу в кровавый хаос, что он успешно и сделал. Насквозь мещанское и ублюдочное движение немецкого национал-социализма было духовно бескрылым и с самого начала интеллектуально кастрированным, как и сам его облегченный вождь. Попытки реанимации идей национал-социализма в современной РФ преследуют такие же провокационные цели дискредитации подлинно правых традиционалистских идей. Номенклатуре очень удобно, чтобы во главе оппозиции маршировали крепкие ребята Баркашова с чуть видоизмененной свастикой, «соборяне» генерала КГБ Стерлигова, чудовищные маргиналы с баянами Анпилова и лысый рыжий, почти что живой Ленин с броневика, Геннадий Зюганов. Этот «вождь» — и патриот, и монархист, и коммунист одновременно, это патока, битое стекло и деготь в одном стакане. А о Жириновском и говорить нечего. На его лицо смотреть вообще страшно. Это маска компрачикоса. Я один раз в солнечный осенний день был на Васильевском спуске еще во времена Верховного Совета, когда конная милиция разделяла сторонников демократов и патриотов, и рядом со мною на парапете моста весь рыженький, в своем карту-зике Жириновский рассказывал на потеху публике, ловко подражая голосам и движениям животных, как грузины ездили на арбе, а казахи на верблюдах, когда его дядя им помогал стать людьми. И я не удержался и спросил его, благо стоял рядом, а будут ли в случае победы его партии что-либо, хоть чуть-чуть, возвращать потомкам бывших владельцев. И Жириновский быстренько так мне ответил: «Потомков не осталось, дедушек всех расстреляли, и я вообще об этом не думал». Ну что же, любимец русских, смелый «сын юриста и мамы русской», по его же собственному определению, был в данном случае на высоте. Во всяком случае, он забавнее Жванецкого и неизвестно, что он вообще завтра выкинет, — программа у него очень вольная и рассчитанная на вкусы невзыскательной публики. Учитывая общее обнищание масс, разрушение экономики, массовую безработицу, пребывание в РФ миллионов русских беженцев из стран СНГ, у нас в России всё возможно. Может прийти к власти и наша краснозвездная оппозиция, дружно поющая «От Москвы до британских морей Красная Армия всех сильней», а может и Ельцин с его очередным окружением восстановить романовскую монархию и стать регентом — хранителем престола. Всё вполне возможно. Но несомненно одно — и «красно-коричневая» оппозиция, и мишурная монархия очень далеки и от настоящего рынка, и от демократии, и от чаяний самых широких масс, у которых на уме совсем-совсем другие идеи. Быть может, будут предприняты попытки тоталитарными методами остановить поток геополитического и экономического развала, как это было сделано большевиками в 1917 году (недаром Деникин и Милюков вспла-кивали в Париже), но это навряд ли сейчас удастся. Маховик определенного, скорее всего, маразматического движения уже раскручен и остановить погружение во тьму сейчас без массового террора и колоссальных репрессий невозможно. Большевизм сохранил целостность России, убив ее душу и закопав цвет нации. Вторичное погружение в долгое небытие, а большевизм и был именно таким небытием, представляется маловероятным — скорее всего, где-то прорвет и начнется долгий период хаоса. И не дай Бог и России и нам всем пережить третью русскую революцию, революцию озлобленных люмпенов, советских маргиналов и просто разоренного голодного населения против олигархии номенклатурных монополий, по определению Юрия Афанасьева, человека, не изменившего своим демократическим взглядам. Эта революция произойдет, если те, кто потенциально может стать средним классом, до конца разуверятся в возможности реализовать свой потенциал и окончательно зайдут в духовный, энергетический и, следовательно, политический тупик. Я видел таких людей и говорил с ними, они, как и я, приходили в октябрьские дни к «Белому дому», вздыхали так же, как и я, и говорили друг другу одно и то же: «Не то, не то. Надоевшие красные тряпки, за них ни умирать, ни воевать неохота». И молча уходили, молчаливые, многократно обманутые, порядочные и очень грустные. В прошлое возврата нет… А будущего ельцинский режим среднему классу не обещает и, похоже, народного капитализма, о котором вздыхает Гавриил Попов, у нас еще очень долго не будет. И будет ли он вообще, если его надо добывать в одной компании с Зюгановым, Стерлиговым, Жириновским и, похоже, с оружием в руках в ходе третьей по счету антиноменклатурной революции? Ведь такая революция разразится в стране с массой запущенных усиленно саморазрушающихся ядерных и химических производств, которые неизвестно почему до сих пор еще не самовзорвались от нечеловеческого износа и небрежения, в котором они сейчас все находятся. Я не уверен, что наша страна может вообще вынести такую антиноменклатурную революции, к которой ее усиленно подталкивает нынешняя власть. И чем крепче эти гайки будут завинчиваться, провозглашая диктатуру или монархию, создавая бандитские армии и ополчения перекупщиков, которые всегда можно использовать как боевиков, создавая платную послушную режиму армию, «чего изволите», тем страшнее и разрушительней будет социальный взрыв обездоленного народа. Средний класс, а точнее люди, настроенные на средний класс, сейчас в недоумении и на перепутье, как им быть, к кому примкнуть, где их партии и лидеры. Ведь в Германии в 1933 году тоже не все были фашисты. Масса людей примкнула к Гитлеру от безысходности, а потом замаралась в крови невинных. А тут богатый выбор: «Наш Виктор» (Анпилов), герой-полковник Алкснис, писатель Проханов с его апологетикой насилия, говорливый Жириновский, «вождь» Зюганов, Нина Андреева и ни одной умеренной консервативной фигуры. Иногда даже кажется, что номенклатурной олигархии такая краснозвездносерпастая красноармейская оппозиция очень-очень выгодна: «Если не мы, то они…» А России, как воздух, нужно совсем другое: союз крестьян-землевладельцев, союз домовладельцев, союз кустарей, союз мелких предпринимателей, союзы творческой и технической интеллигенции, союзы инженеров и рабочих государственных предприятий без всяких останков большевистских профсоюзов. И именно в таком сообществе найдется место союзу русских дворян и русского купечества, желающего вернуть хотя бы часть наследственных владений. Подачек русскому дворянству от номенклатурной олигархии не надо, это пачканье рук: «Верните законно определенный процент конфискованного как представителям классов, активно боровшихся с большевистской диктатурой». Большевистский геноцид русской элиты не менее ужасен, чем геноцид нацистов к европейским евреям. Германия по сей день выплачивает семьям пострадавших определенные суммы. Тогда и наша эмиграция сможет наконец тронуться в Россию и реально поможет Родине своим иным, внесоветским опытом. А если посмотреть глубже, то начавшийся сейчас массовый исход русского еврейства, а это ведь трагедия, связан с этими же процессами. Масса еврейской интеллигенции и еврейских кустарей и умельцев, зная, что из них обязательно сделают козлов отпущения, не хочет отвечать за участие численно очень незначительной еврейской прослойки, оказавшейся в рядах номенклатурной олигархии на очень видных местах. Я знаю еврейские семьи очень приличных людей, которые прямо говорят «Что они делают? Мы за них отвечать не хотим». Все ведь прекрасно понимают, что такая оппозиция, прорвавшись к власти, восстановит государственный антисемитизм в еще более диких, чем это было в СССР, формах. А если начнется анархия, то судьба русских евреев вообще непредсказуема. В XIX веке евреи сыграли огромную роль в промышленном развитии России, и их массовый исход обеднит и их самих, и страну, частью которой они уже давно стали. В числе других союзов был бы очень нужен и союз еврейских промышленников-производителей. Такие союзы должны были бы реально бороться за свои права, за щадящие налоги, за малопроцентные ссуды, за участие в распределении земли. Это была бы цивилизованная законная борьба за свои права. А то всё происходит только на уровне сотрясения воздуха чиновным пустобрешеством, а Васька (номенклатура) слушает и ест заводы, земли, прииски, недра. Людям умеренным, консервативным, анти-коммунистичным, людям — хозяевам земли, потенциальным собственникам не к кому примкнуть, не на кого опереться. В России фактически нет небольшевистской консервативной оппозиции. Финансируются неофашисты, необольшевики, дикие националисты, все кто угодно, кроме умеренных консерваторов и традиционалистов.

«Зеркало» (Москва)

HOC

Алексей Смирнов

Его предок был барабанщиком Великой армии Наполеона Бонапарта. Его взяли в плен казаки и продали за четверть одному тульскому помещику, где он прижился и нашел свое призвание -огуливать одиноких русских женщин. Помещик его женил на вдовой солдатке, и он до конца дней исполнял в помещичьем доме роль музыканта на всех инструментах, а заодно учил господских детей своему лягушачьему языку. Не оставлял он при этом без внимания и бобылок близлежащих деревень. Было это уже очень давно, но все мужчины, родившиеся от барабанщика, и их дети и внуки и правнуки были на него похожи — невысокие, поджарые, чернявые, с огромными горбатыми носами и взглядом рассерженного галльского воина. Все они были очень охочи до мужеского дела и не знали устали в своей деятельности. Люди они были неглупые и не любили физического труда, любили попить водочку и винцо и имели наклонности к барышничеству, то есть перепродать что-нибудь чужое и получить разницу или проценты. До революции они, соревнуясь с цыганами, перепродавали лошадей, скот, воск, мед, птицу, а после революции их потомки оказались в советской торговле. Последнего потомка наполеоновского барабанщика прозвали «Нос», он мой приятель. Настоящее имя его Валерий Яковлевич, он же имеет кликухи «Доцент», «Компьютер». «Доцентом» его прозвали из-за неразлучного с ним черного «дипломата», в который он складывает найденные на обочинах бутылки. Он так же, как и его предки, имеет наклонности к барышничеству. Заходит к знакомым алкашам и предлагает им совместно пропить их имущество, его доля — стакан или два водки. При мне он пропивал немецкий железный рыцарский крест, сочинения Эмиля Золя, фотовспышку, различные трубы, двери, батареи. Однажды он приводил на веревке живую козу, но о ней чуть позже. В прошлом «Нос» был экономистом, интересовался математикой, защитил кандидатскую диссертацию, напечатал больше двадцати статей, был завлабом на военном заводе. У него были жены, квартиры, дети, но все это в прошлом. Теперь он известный поселковый алкоголик, которого очень часто бьют. Собутыльники его тоже из бывшей советской технической элиты — одичавшие главные конструкторы и доктора наук, у них у всех тоже различные звучные клички -«Махно», «Штирлиц». Свои настоящие имена они уже давно забыли и откликаются только на клички. Нос «Носу» свернули в драке на одну сторону, но недавно его снова страшно били и вправили нос на место, отчего он несколько проиграл в своем своеобразии. Нос действительно играет большую роль в его жизни. Он часто выходит на перекресток перед своим домом, у него часть деревянного дома, и принюхивается, поводя своим подергивающимся носом, куда пойти опохмелиться. Как далекий потомок весьма любознательной лягушачьей нации, одарившей человечество плохо кончившими Робеспьером и Лавуазье, «Нос», выпив, делается интересным. Он с жаром говорит о Наполеоне, о маршале Нее, о казаках атамана Платова, о роли наполеоновского начшта-ба Бертье, о его загадочной смерти от рук английских агентов. Он также много увлеченно толкует о законах сохранения энергии, об энтропии, сыпет фамилиями русских и иностранных авторов, разрабатывавших эти темы. В трезвом же виде он мрачен и скучен, его сизый нос уныло висит, руки в склеротической сетке дрожат. При виде женщин он оживляется, их он огу-ливает, как жестокий козел, он сам себя называет этим животным с всяческим добавлением непристойных и непечатных слов, говоря о своей духовной и физической близости с рогатым самцом, с которым его роднит неутолимая жажда телесных утех и радостей. Учитывая необозримые просторы для деятельности, «Носу» всегда интересно и радостно жить. Он редко бывает печален. А если он и грустен, то это грусть перед новым большим забегом на эротическую дистанцию. Выбор дам его скоротечных романов очень своеобразен. Это вдовушки и разводки его возраста и старше, часто намного старше. Когда его коришь такими пожилыми дамами, то есть в обычном смысле старухами, то у «Носа» есть железный оправдательный аргумент: «Зато она очень хорошо сохранилась и у нее не ослабела жажда наслаждений». А учитывая, что он сам давно разменял шестой десяток, его похождения выглядят весьма забавно. Сыновья и разведенные мужья его пассий часто его бьют, но «Нос» не унывает. Особенно его долго и упорно били, когда он сблизияся с относительно молодой сожительницей ночного торговца водкой — безногого инвалида, которого потом на подтяжках повесили в платяном шкафу его клиенты. «Нос», проходя по улицам, машет руками: «Здесь я огулял пять женщин, а на той улице — восемь». Любимый его способ сблизиться с такой вдовушкой — это предложить ей построить сарай, собачью будку или забор. С этого все начинается. Особенно он ценит вдовушек, у которых дети ездят на «мерседесе», не обязательно трехсотом. О таких он с почтением говорит «Семья на уровне, сын на красном «мерседесе» ездит». Собаки его очень не любят и, только завидя, бегут за ним с упорством, желая разорвать. Штанины у «Носа» всегда прокусаны. Как ветеран сексуального и алкогольного фронта «Нос» ходит всегда в шрамах и ссадинах, не успеют зажить очередные раны, как появляются следующие. На щеке у него свежий глубокий шрам, он заснул на столе около батареи, голова постепенно сползла на радиатор, и щека сгорела до кости, теперь он прикрывает ее бачками. Года полтора назад у «Носа» жила азербайджанская банда, разливали из бочек плохой спирт по водочным бутылкам и закатывали их пробками с заводским штампом. В конце концов, в результате чеченской войны, когда стали ловить черных, милиция с автоматчиками нагрянула к «Носу», арестовала азербайджанцев. В постели «Носа» без его ведома ай-зеры прятали два автомата Калашникова и три пистолета Макарова. «Носа» арестовали и отвезли с постояльцами в очень популярную московскую тюрьму «Матросская тишина», одновременно Консьержери и Бастилию, где он просидел десять дней, и теперь гордится, что его держали в той же камере, где держали военного министра Язова. Теперь «Нос» вроде как бы политический диссидент. Арест его азербайджанской банды показывали по телевизору, и «Нос» тоже лежал в кадре на полу с наручниками на руках и, как пленная хищная птица, злобно поводил своим выдающимся галльским рубильником. У «Носа» есть мать, тоже потомица барабанщика, восьмидесятилетняя носатая, по-крестьянски ограниченная, жадная и подлая старуха с цепким практическим умом. Она держит при себе семидесятипятилетнего сожителя, рядового чекиста-исполнителя на пенсии. И старуха, и сожитель ежедневно предаются радостям разделенной любви, поражая этим иногда ночующего у них сына. Так как старики глуховаты, то их интимная жизнь носит довольно шумный характер. Именно старуха сдала дом «Носа» азербайджанцам, желая получать хорошие доходы при пошедшем на семя и племя сыне, уже давно нигде не работающем. Да, наверное, и невозможно работать, исправно выполняя функции поселкового племенного козла и выпивая такое количество низкопробного алкоголя. Никаких сил ни у кого не хватит. Так как «Нос» по-галльски человек остроумный и театральный, мы разыграли с ним два хэппенинга. Первый такой: я посоветовал ему не пропивать козу, принадлежащую вдове одного профессора, и отвезти ее обратно к хозяйке. Вдова профессора — красивая пятидесятилетняя спившаяся блондинка — не могла пить и нормально питаться на свою мизерную профессорскую пенсию. Вдова была музыкальна, играла на пианино, они с покойным мужем ходили в консерваторию слушать Баха. «Нос» где-то ей добыл старый трофейный баян, козе повесили на шею сломанную старинную гармошку-однорядку и деревянную дощечку с надписью, которую я написал хорошим шрифтом: «А на хера козе баян?» Вдова оделась в тельняшку и бескозырку, вставила в рот трубку, долго плевалась, не могла ее курить, но потом привыкла, и вместе с козою стала ходить по станциям и рынкам. Вдова играет «На сопках Маньчжурии», коза блекочет и гадит горохом, и все русские люди бесконечно радуются и обильно подают, и «Носу» вдова исправно наливает с похмелья. Сейчас многие, как в войну, с голода коз заводят, но не все они бешеным молочком доятся. Второй хэппенинг связан с самим «Носом». «Нос» при всех его слабостях все-таки кое-какой интеллигент и стихийный шестидесятник — в нем очень сильная антисоциальная закваска. Был я недавно в костюмерной одного прогорающего театра, у одной очень милой и голодной, как все теперь рядовые театральные служащие, дамы. За банку тушенки она отдала мне старый французский белый жилет и треуголку с кокардой, остались от какой-то постановки. Я подарил эти вещи «Носу», они пришлись ему впору. У очередной вдовушки, бывшей учительницы, он спер из сарая пионерский барабан и горн и теперь с похмелья, а хорошее похмелье поднимает людей еще затемно, «Нос» в треуголке и белом жилете ходит по пустым, еще темным улицам, бьет в барабан, трубит зарю и, завидев знакомых, отдает честь, выкрикивая: «Вив лемпиратор!», а также поет своим глуховатым пропитым голосом: «Во Францию два гренадера из русского плена брели…» Страдающие похмельем алкаши на его музыку выбегают из своих черных обветшалых домов соображать на бутылку, а их разбуженные расхристанные жены гонятся за «Носом» и стараются натравить на него собак покрупнее. Местным озлобленным гегемонам наполеоновские метаморфозы «Носа» не очень нравятся, и его бьют по-прежнему. За что конкретно бьют, он всегда умалчивает, но вряд ли только за женщин. По-видимому, «Нос», как потомственный француз, чуть химичит при разливе водки, за это и убить могут. Если «Нос» при своих наклонностях доживет до преклонных лет — я искренне удивлюсь. Недавно я его спросил, где ему разбили лоб, и он гордо мне ответил: «При Аустерлице, и меня заметил сам император». Говоря это, он почему-то стал по-фашистски выкидывать вперед руку, чего при Наполеоне, как известно, не делали.