Роберт Гулик - Сексуальная жизнь в древнем Китае Страница 4

Для полноты картины приводим также позднейшие формы: е и ж для иероглифа «женщина» и формы к и л для иероглифа «мужчина».

Во-вторых, с древнейших времен и до наших дней красный цвет обозначает в Китае созидательное начало, сексуальную силу, жизнь, свет и счастье. В качестве примера отмечу обычай династий Инь и Чжоу выкрашивать предметы погребальных жертвоприношений в красный цвет, чтобы тем самым предохранить их от разрушения[7] а также более поздний обычай преимущественно выбирать этот цвет для подарков и украшений по особо благоприятным поводам, а также во время брачных церемоний, которые даже обозначали термином «красное дело» (хунши). Для обозначения красного цвета в его животворящей функции использовалось слово чи, которое в иньской графеме передается через изображение пылающего огня. Иероглиф чи применялся также для обозначения розового тела новорожденного, но одновременно имел и значение «голый». Белый цвет, напротив, всегда ассоциировался с отрицательными влияниями, слабой сексуальной энергией, смертью и трауром. Церемония захоронения обозначалась термином бай ши («белое дело»). Иньская графема с обозначением «белого» (бай) была также связана с графемой «земля» (ту), и вне всяких сомнений, один из современных исследователей был прав, усмотрев в этой графеме фаллос.[8] В китайской алхимической и эротической литературе мужчина постоянно называется «белым», а женщина «красной» (нань бай нюй чи), а голые тела на эротических картинках часто выкрашивались в соответствующие цвета. Подобная цветовая символика позволяет предположить, что в давние времена женщину в сексуальном отношении ставили выше мужчины.

В-третьих, мне хотелось бы обратить внимание на иероглиф, обозначающий «родовое имя» (син). Начиная со второй половины периода Чжоу этот иероглиф состоял из двух элементов: слева в качестве классификационного ключа использовался элемент «женщина», а справа графема со значением «рожать». Этот иероглиф часто приводят в подтверждение существования в архаичном китайском обществе матриархата, поскольку он отчетливо указывает на то, что дети наследовали родовое материнское имя. К сожалению, насколько я знаю, до сих пор не удалось обнаружить этот иероглиф среди иньских надписей на костях, а на всех мне известных чжоуских графемах вместо радикала «женщина» стоит радикал со значением «человек» (жэнь). Но в любом случае, даже оставив в стороне вопрос о том, действительно ли иероглиф син с радикалом «женщина» восходит к эпохе Инь, бесспорным остается следующее: на протяжении более двух тысячелетий этот иероглиф неизменно использовался в значении «родовое имя», что является красноречивым свидетельством живучести матриархальных воспоминаний в китайском сознании.

В-четвертых, в древних династийных легендах сообщается, что некогда наследование власти правителями (или, возможно, главами кланов) переходило от деда к внуку, таким образом пропускалось целое поколение родственников по мужской линии. Вне всяких сомнений, у социологов есть все основания истолковывать эту традицию как пережиток стадии перехода от матрилинейного к патрилинейному.

И наконец, в древних мифах и легендах женщины наделяются особой магической силой. Еще более важно, что в «пособиях по сексу» — известные образцы которых относятся к началу нашей эры, но которые несомненно восходят к более глубокой древности — женщина предстает как хранительница тайн секса, владеющая всей совокупностью сексуальных знаний. Во всех текстах, где говорится о сексуальных отношениях, женщина выступает в роли искусной наставницы, а мужчина — в роли невежественного ученика[9]….

Само собой разумеется, что чисто патриархальная система при династии Чжоу и при последующих династиях изменила существовавший порядок. Конфуцианская школа мысли, ориентировавшаяся на практические потребности общества, в основе которого лежала прочная семейная система, превозносила мужчину как лидера и бесспорного главу семьи, объявляла его сильным и активным, усматривала в нем символ света, тем самым ставя выше Женщины, которая слаба и пассивна, символизирует собой мрак. Тем не менее во все те века, когда шло формирование конфуцианского мировоззрения, так и не удалось до конца вытеснить из глубин китайского подсознания материнский образ. На протяжении всей истории существования китайской мысли и религии в них наблюдается наличие встречного потока, впоследствии выкристаллизовавшегося в даосизм, где отрицательному началу отдавалось преимущество перед положительным, а бездеятельности — перед активностью. Как мы увидим ниже, в разные эпохи китайские представления о сексе восходили к идее о том, что женщина — это Великая Мать, питающая не только свое потомство, но и своего партнера, который во время сексуального акта укрепляет и обновляет свою жизненную силу, обращаясь к ее неистощимому источнику. Образ матери превалирует в позднем даосизме и в виде эзотерического принципа «начала всего сущего», и в более осязаемых физических формах. В мистической даосской литературе встречаются такие туманные термины, как «глубокая долина» или «сокровенные врата»; в сексологических и магических даосских трактатах эти выражения служат просто для обозначения матки и вульвы.

Похоже, что все подобные термины восходят к представлениям о женщине как о земле-чреве. Как мы увидим ниже, считалось, что туманы и облака обладают повышенным содержанием жизненной энергии; этим объясняется и китайский обычай подниматься на возвышенные места, чтобы там, поглощая энергию, восполнять жизненные силы. В то же время считалось, что и земля впитывает в себя космическую жизненную энергию, а люди могут частично ее поглощать, если достаточно глубоко проникнут под землю. Марсель Гране отмечал следующее важное обстоятельство: чжоуские правители для крупнейших торжеств или для вынашивания планов с целью приобрести политическую власть (ради чего не исключалось и убийство) удалялись в подземные помещения или в пещеры, а их подданные собирались там для разгульных пирушек или сексуальных оргий; в любом случае их целью было укрепление существующего статуса.[10] Более того, этот принцип распространялся не только на людей, но даже на животных, которые обитали в подземных норах и пещерах, благодаря чему могли накапливать большое количество жизненной энергии. Лисам, барсукам, черепахам, медведям и прочим животным приписывались долголетие и сверхъестественные способности, что (по крайней мере отчасти) объяснялось следующим образом: уже благодаря своему образу жизни эти животные пребывают в постоянном и непосредственном контакте с космическими силами, заключенными в недрах земли. Позднейшие даосские источники объясняли долголетие черепахи наличием у нее «эмбрионального дыхания», т. е. способности дышать под землей подобно тому, как дышит ребенок в утробе матери. При всей неопределенности подобных верований они тем не менее позволяют с полным правом считать, что ассоциативная цепочка «женщина — чрево — земля — созидательная энергия» является более древней, чем другая: «мужчина — фаллос — небосозидательная энергия». Возможно, что первая цепочка ассоциаций восходит к той глубокой древности, когда люди еще не сознавали, что совокупление является единственной причиной зачатия.

На основании вышесказанного я прихожу к выводу, что древнейшее китайское общество было организовано по принципу матриархата. Поэтому ниже, при описании сексуальной жизни китайцев в последующие эпохи, я буду часто отмечать пережитки матриархата.

Но вернемся к династии Чжоу, которая правила в Китае примерно с 1100 по 221 гг. до н. э. Здесь мы имеем дело с феодальным и патриархальным государством. Это первый период китайской истории, о котором мы располагаем достаточным количеством сведений, в особенности когда речь идет о второй половине данного периода — примерно с 700 по 221 гг. до н. э. Однако начнем наш анализ с первой половины этого периода.

С момента своего возникновения царство Чжоу было феодальным государством, во главе которого стоял царь-жрец, именовавшийся ван или «Сын Неба» (тянь цзы). Свою родословную цари возводили к легендарным «святым предкам». Согласно чжоуской легенде, последний правитель предыдущей династии Инь, которого изображают распутным тираном, заточил в темницу чжоуского князя Вэня, представляемого как воплощение святости. После того как Вэня выкупили, его наследник У объявил войну правителю Инь, разгромил его и основал новую династию Чжоу.

Как и большинство прочих правителей, которые приходили к власти в результате убийства своих предшественников, правители Чжоу ощущали необходимость, ссылаясь на исторический прецедент, оправдать свержение династии Инь. Для этого они приукрасили связанные с древними героями мифы того времени и стали выдавать видоизмененные мифы за исторические факты. Более того, они утверждали, что в незапамятные времена правители Инь свергли последнего царя династии Ся, потому что Небо было не в силах терпеть его дурное правление. Таким образом, прибегая к очевидной параллели, чжоуские цари подчеркивали, что они сменили династию Инь точно так, как ранее Инь сменила Ся. Некоторые современные исследователи считают подобную параллель слишком подозрительной, чтобы она могла быть истинной, и утверждают, что династии Ся вообще не существовало и что ее придумали при Чжоу. Во всяком случае, до сих пор среди иньских надписей на гадальных костях не удалось обнаружить ни одного упоминания о царстве Ся. Располагая лишь негативным доказательством, которое можно истолковать и по-иному, мы, конечно, не вправе считать его окончательным.