Мирча Элиаде - Аспекты мифа Страница 4

Другой важный момент, на котором сосредотачивает внимание М. Элиаде как на новом в религиозном сознании: новая категория — вера. На наш взгляд точнее было бы сказать, что не сама вера как таковая, а несколько иная ее трактовка. «Иисус, отвечая, говорит им: имейте веру Божию, ибо истинно говорю вам, если кто скажет горе сей: поднимись и ввергнись в море, и ни усомнится в сердце своем, но поверит, что сбудется по словам его, — будет ему, что ни скажет. Посему говорю вам: все, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, — и будет вам» (Марк, XI, 22—24). Рассуждая о христианстве, Элиаде обращает внимание на внеисторичность этой религии. Линейность истории разрывается цепью пророчеств, рождением, смертью и воскрешением Христа, началом и концом Истории. "Единожды умер Христос, — восклицает Августин, — но каждый раз в неизменной череде Пасха сменяла страстную Пятницу". Космическое круговращение времен года было поставлено где-то рядом с неповторимостью событий "Священной Истории"... Снова человек мог ощущать себя внутри замкнутого священного круга, а не только на конечном, прямом, узком пути, имеющем цель»[24].

М. Элиаде выделяет некоторые элементы, роднящие христианство с так называемым примитивным восприятием. В одном случае это проявляется в их прямом соответствии, в другом на уровне общих корней. Хотелось бы отметить, что изыскания в области христианства Элиаде проводит с должной осторожностью и тактичностью. Как-то он сказал о событии, в христианской традиции именуемом Грехопадением, что его изучение он не осмеливается на себя взять[25]. И этого правила он старается придерживаться: не замахивается на то, что выше его понимания, анализирует и сравнивает то, чему может найти подтверждение или логическое предположение. По существу, он использует лишь те элементы, которые можно соотносить практически без сомнения. Внушает доверие и то, что он руководствуется не только собственными рассуждениями и этнологической литературой, но и текстами Священного Писания, апокрифов, Отцов Церкви, Кумранских рукописей и т. д.

При этом все же иногда складывается ощущение, что христианство для М. Элиаде осталось областью, исследованной не окончательно, с некоторыми спорными моментами. Иногда чувствуется не столько противоречие, сколько несогласованность с предшествующими заключениями. Но, на наш взгляд, этому можно найти вполне разумное оправдание: «Многое можем мы сказать, и, однако же, не постигнем Его, и конец слов: Он есть все... И кто может исследовать великие дела Его?.. Невозможно ни умалить, ни увеличить, и невозможно исследовать дивных дел Господа. Когда человек окончил бы, тогда он только начинает...» (Сирах, 43:29/18:2—6). Не хотелось бы устраивать сейчас критический разбор имеющих место несоответствий, наша задача — представить общую концепцию М. Элиаде с теми выводами и предположениями, в которых он уверен и которые неизменны в различных его работах.

М. Элиаде называет христианство «реализацией рая», т.е. оно направлено на возвращение в период до Падения и как можно более частое с ним соприкосновение. Как мы помним, аналогом ему служит Мифическое Время, Время Сновидений, Время до Времени.

В христианских культурах, как и в описанных ранее, существуют определенные моменты, когда в полной мере осуществляется это соприкосновение. Этому способствуют, во-первых, ритуал, во-вторых, мистическая жизнь и, наконец, смерть. Из христианских ритуалов Элиаде особо выделяет крещение и евхаристию, как наиболее яркие примеры родства архаическим инициациям. Крещение происходит единожды в жизни, это необходимое таинство, благодаря которому человек становится христианином. С одной стороны — повышается его статус в глазах единоверцев, он переходит на равный с ними уровень. С другой стороны, он отделяется от всех других рамками христианского общества, полноправным членом которого становится.

Обряд крещения соответствует возрастным обрядам первого типа инициации, по классификации М. Элиаде, «благодаря которым подростки получают доступ к сакральному... становятся человеческими существами»[26]. Или же первым двум — «общепринятой» инициации возрастных групп; посвящениям в различного рода союзы.

Небольшое замечание относительно возраста инициируемых. Для архаических обществ это в большинстве подростки, в христианском — младенцы. Различие обусловлено иной трактовкой обряда, хотя общая его направленность остается неизменной.

Евхаристия — таинство, имитирующее Тайную Вечерю. С одной стороны это реальное историческое событие, происходившее в определенное время, в определенном месте и с конкретными людьми. С другой — периодически повторяемое таинство. Очищаясь от грехов, претерпевая определенные муки, вкушая Тело и Кровь Христа, человек во время причастия соприкасается с сакральным и возрождается.

В некоторых случаях М. Элиаде говорит то же о Литургии — службе, включающей причащение. Мы сочли уместным в данной работе использовать греческое слово «евхаристия», что означает и само таинство и службу. Обращение М. Элиаде в первую очередь именно к этим таинствам обусловлено и тем, что они — главнейшие для христианина.

Аналогом празднования Нового года М. Элиаде считает период от Рождества до Богоявления (Крещения). В большей мере это обусловлено не столько христианской догматикой, сколько сложившейся народной традицией. В первом случае следовало бы вести речь о Страстной Неделе и Пасхе, соответствующим мучениям, смерти и воскрешению.

Обряд — не единственное средство соприкосновения с сакральным временем. На то же ориентирована и молитва, хотя в равной мере мы вправе рассматривать ее и как часть первого. Устремляясь в молитве на Восток, человек обращается к нему, отражая ностальгию по потерянному раю[27].

Мысль свою Элиаде подкрепляет ссылкой на Д. Даньело («Библия и Литургия») [28]. Не имея возможности привести его слова, обратимся непосредственно к источнику: «Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя. Помощь моя от Господа, сотворившего небо и землю...» (Псалтырь, Песнь восхождения, 120; 1—2).

Молитва сопутствует и церковной службе, и жизни обыкновенного человека, и «мистической» жизни избранных. Последнюю М. Элиаде называет вторым, наиболее ярким проявлением проникновения в райскую эру[29]. В общих чертах этому служат: любовь к божьим творениям (будь то люди, звери, птицы, растения или что иное); благочестивая и мученическая жизнь и пребывание в молитве; восхождение на Небеса и общение с Богом. Общеизвестны случаи «восхождения» на Небо отдельных святых, мучеников, праведников. Ограничимся свидетельством апостола Павла: «Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет — в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает — восхищен был до третьего Неба. И знаю о таком человеке, — только не знаю — в теле, или вне тела: Бог знает, — что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать» (2 Послание к Коринфянам; XII, 2—4).

Стремление проникнуть в рай заложено в сознании любого христианина. Те же, кто своей жизнью отличается от мирян, обращают все свои помыслы и действия к этому.

Характерно, что в некоторых случаях наблюдается доскональное соответствие — монастырский ландшафт уподобляется райскому.

Одним из ярких примеров жизни, способной даровать непосредственное общение с Небом служит, по мнению М. Элиаде, жизнь Франциска Ассизского. Она несколько иная, чем у «классических» святых и мучеников, но по сути вдохновлена одним и тем же. Францисканство возникло в Италии в эпоху (начало XIII в.), когда Римско-католическая Церковь давно уже отошла от идеалов раннего христианства, погрязла в роскоши, почестях, злобе; уважение к ней стремительно падало. Таяла и сама вера в Христа, росло всеобщее отчаяние. Таким застал мир Франциск, взяв на себя миссию вывода его на путь спасения. Средством должно было послужить возвращение к идеалам раннего христианства, времени пребывания Христа на Земле и его заповедям. Т. е. необходимо было отречься от всего, что произошло в течение предшествующих веков, вернуться во времена изначальности Церкви, вернуть ей чистое время и тем самым возродить ее. Как видно, тот же цикл, лишь со смещением периода изначальности. Для мира это время его творения, для христианства — его возникновения. К тому же жизнь Франциска отмечена теми «знаками», которые М. Элиаде выделяет как способствующие попаданию в рай (дружеское общение с животными, мука, «восхищение на Небо», общение с Богом).

Мы не будем столь подробно говорить о месте, где при жизни возможен прорыв земного уровня. Вспомним слова М. Элиаде: «... любое освященное пространство совпадает с Центром Мира»[30]. В первую очередь это относится к алтарю.