Армянские легенды (ЛП) - Автор Неизвестен Страница 4

Мальчик ворочался с боку на бок, пытаясь уснуть. Сон не шел к нему. Наконец он нащупал в темноте свою одежду, оделся и тихо выскользнул из дома. Ноги сами несли его к покоям князя.

При плящущем свете факелов на площади собирались воины.

— А ты что здесь делаешь, озорник? — пожилой сотник схватил мальчика за ухо.

— Я тоже хочу за водой! Мне разрешил мой дядя бдешх! — бойко солгал Тигран.

— Ну, если бдешх разрешил, бери бурдюк. Только смотри, не разнойся, когда ноги начнут отваливаться! — сотник поспешил прочь.

Тигран обрадованно схватил бурдюк.

Несколько человек с факелом и бурдюками вошли в маленькую пристройку, прилепившуюся между складами. За ними вошло еще несколько воинов. И еще дюжина! Тигран широко открыл глаза: как же они все уместились в этом крошечном домишке?! А люди все заходили и заходили. И тогда мальчик понял.

Каменная плита посреди пола была сдвинута в сторону. Широкие ступени вели вниз.

Подземный ход с округлыми сводами, плотно выложенными каменными плитами, уже никому непонятные письмена на которых выхватывало из тьмы пламя факелов, уходил в бесконечную даль. Пахло сыростью и еще чем-то непонятным и жутким. Не скитаются ли здесь страшные гишера майрер — матери ночи, ведьмы с косматыми волосами и черными змеями в руках?

Час или два шли люди — без звезд над головой не разобрать. Наконец откуда-то повеяло свежим запахом трав. Люди остановились, образуя протянувшуюся под землей цепь.

— Держи, что встал, — сердито прошептал кто-то рядом. В руках Тиграна оказался ледяной булькающий бурдюк. Человек сзади уже протягивал за ним руки.

Мальчик понял, что только два или три человека вылезли из хода наружу. Они и наполняют из родника бурдюки. Никто не увидит и не услышит работу, кипящую вдали от крепости!

Хорошо бы оказаться на месте тех, кто снаружи! Увидеть, как журчит в лучах красавицы Лусин — луны вода, вдохнуть влажные запахи цветенья! Как же долго, оказывается, ноги не бегали по живой траве!

Потом был путь обратно, показавшийся намного длиннее из-за тяжелого мешка на спине.

Светлые камни площади розовели в первых лучах рассвета.

Шли дни. Вода в крепости не убывала. Нельзя было сказать того же о пище. Все строже отмеривались запасы из княжеских кладовых. Голод еще не пришел, но поступь его была слышна.

Детям надоело смотреть со стен на бородатых персов. Даже повадки слонов не так занимали мальчишек. Грустно стало в крепости.

Старуха-гадалка все чаще собирала в своем маленьком дворике приунывших детей. Что ж, что хлопочут старухины руки над отварами и мазями для раненых — язык-то свободен! Вот и рассказывает старая Мариам обо всем, что осталось за стенами крепости.

— Тетушка, а почему солнце не светит ночью, а выходит его сестрица Лусин?

— Устает солнце Арэв светить весь день и уходит к матери. Потому и заход его зовем мы «входом к матери» — майрамут. Вот и светит красавица Лусин, пока Арэв есть у матери во дворце, отдыхает, а потом купается в озере Ван.

— Тетушка, верно, что озеро Ван большое-пребольшое?

— Большое, как те озера, в которых вода соленая как слезы.

— А человек может его переплыть?

— Не знаю, деточка, не знаю. Одно мне известно, что был в старину храбрый азат, которому это было нипочем.

— Тетушка Мариам, расскажи про этого азата!

— История долгая, детки. Ну да нам спешить некуда, слушайте!

Легенда-ОБ ОСТРОВЕ АХТАМАР

Давным-давно, в незапамятные времена, была у царя Арташеза красавица дочь по имени Тамар. Глаза Тамар сияли как звезды в ночи, а кожа белела как снег на горах. Смех ее журчал и звенел, как вода родника. Слава о ее красоте шла повсюду. И царь Мидии слал сватов к царю Арташезу, и царь Сирии, и многие цари и князья. И стал царь Арташез опасаться, что кто-нибудь придет за красавицей с войной или злобный вишап похитит девушку прежде, чем он решит, кому отдать дочь в жены.

И велел тогда царь построить для дочери золотой дворец на острове посреди озера Ван, что издавна зовется «морем Наири», так оно велико. И дал ей прислужницами только женщин и девушек, чтобы никто не смутил покоя красавицы.

Но не знал царь, как не знали другие отцы до него, и не будут знать другие отцы после него, что сердце Тамар уже не было свободно. И отдала она его не царю и не князю, а бедному азату, который ничего не имел на свете кроме красоты, силы и отваги. Кто помнит теперь, как его звали? И успела Тамар обменяться с юношей взглядом и словом, клятвой и поцелуем.

Но вот воды Вана легли между влюбленными.

Знала Тамар, что по приказу отца днем и ночью следит стража за тем, не отплывает ли от берега лодка к запретному острову. Знал это и ее возлюбленный. И однажды вечером, бродя в тоске по берегу Вана, увидел он далекий огонь на острове. Маленький как искорка, трепетал он во тьме, словно пытаясь что-то сказать. И вглядываясь вдаль, юноша прошептал:

- Далекий костер, мне ли шлешь ты свой свет? Не ты ли — красавицы милой привет?

И огонек, словно отвечая ему, вспыхнул ярче.

Тогда понял юноша, что возлюбленная зовет его. Если с наступлением ночи пуститься через озеро вплавь — ни один стражник не заметит пловца. Костер же на берегу послужит маяком, чтобы не сбиться в темноте.

И влюбленный бросился в воду и поплыл на далекий свет, туда, где ждала его прекрасная Тамар.

Долго плыл он в холодных темных водах, но алый цветок огня вселял мужество в его сердце.

И только стыдливая сестра солнца Лусин, взирающая из-за туч с темного неба, была свидетельницей встречи влюбленных.

Ночь провели они вместе, а наутро юноша снова пустился в обратный путь.

Так стали они встречаться каждую ночь. Вечером Тамар разводила огонь на берегу, чтобы возлюбленный видел, куда плыть. И свет пламени служил юноше оберегом от темных вод, что раскрывают ночью ворота в подземные миры, населенные враждебными человеку водяными духами.

Кто помнит теперь, долго или коротко удавалось влюбленным хранить свою тайну?

Но однажды царский слуга увидел юношу утром, возвращающимся с озера. Мокрые волосы его слиплись, и с них стекала вода, а счастливое лицо казалось утомленным. И слуга заподозрил правду.

И в тот же вечер, незадолго до сумерек, слуга затаился за камнем на берегу и стал ждать. И увидел, как зажегся дальний костер на острове, и услышал легкий плеск, с которым вошел в воду пловец.

Все высмотрел слуга и поспешил утром к царю.

В люто разгневался царь Арташез. Разгневался царь, что дочь его посмела полюбить, а еще более разгневался на то, что полюбила она не одного из могущественных царей, что просили ее руки, а бедного азата!

И приказал царь своим слугам быть у берега наготове с быстрой лодкой. И когда тьма начала опускаться, царевы люди поплыли к острову. Когда проплыли они более половины пути, на острове расцвел красный цветок костра. И слуги царя налегли на весла, торопясь.

Выйдя на берег, увидели они красавицу Тамар, облаченную в шитые золотом одежды, умащенную ароматными маслами. Из-под ее разноцветной шапочки-колпачка спадали на плечи черные как агат кудри. Девушка сидела на расстеленном на берегу ковре, и кормила огонь из своих рук веточками волшебного можжевельника. А в ее улыбающихся глазах как в темных водах Вана горели маленькие костры.

Увидя незванных гостей, девушка в испуге вскочила на ноги и воскликнула:

Вы, слуги отцовы! Убейте меня!

Молю об одном — не гасите огня!

И рады были царские слуги пожалеть красавицу, но страшились гнева Арташеса. Грубо схватили они девушку, и повлекли прочь от костра, в золотой дворец. Но прежде дали они ей увидеть, как погиб огонь, растоптанный и раскиданный грубыми сапогами.

Горько плакала Тамар, вырываясь из рук стражей, и смерть огня казалась ей смертью любимого.

Так оно и было. На середине пути был юноша, когда манивший его свет погас. И темные воды потянули его в глубину, наполняя душу холодом и страхом. Перед ним лежала тьма и он не знал, куда плыть во тьме.