Франция. 300 жалоб на Париж - Ксения Буржская Страница 4

Весь с иголочки: в красных шортах, футболке-поло и белых кедах, сосед, которого зовут Давид, говорит:

— Здравствуйте, завтра у меня в саду будет вечеринка. Будет живая музыка, гитара, певец, диджей.

— Да, я видела объявление, — говорю.

Он улыбается, я тоже улыбаюсь, бессмысленный карманный терьер Давида пляшет у моей левой ноги.

— Начало в 20.00, приходите обязательно, — говорит Давид, точнее, мне кажется, что он говорит именно это, поэтому я спрашиваю:

— А что с собой принести? Вино? Водку?

Давид немного удивляется и говорит (точнее, мне кажется, что он говорит именно это):

— Спасибо, ничего не нужно, все есть.

На следующий день мы тщательно готовимся к вечеринке всей деревней или, правильнее сказать, — поселением. Давид расставляет колонки и столы, а мы наряжаемся. Надеваем все самое лучшее на себя и детей, гладим рубашки, решаем, что с пустыми руками идти нехорошо, и достаем из заначки эмигранта шпроты.

Теперь все готово. Без одной минуты восемь мы появляемся в саду Давида. Появляемся частями: мы со шпротами вплываем, а сын перепрыгивает в бабочке через забор и кричит ХЭЛОХЭЛОХЭЛО! Так чтобы не заметить нас было нельзя.

Редкие гости вечеринки, которые уже подошли к этому часу, стоят у столов с аперо: орешки, бутербродики с фуагра и вино. Мы знакомимся с гостями, целуемся с каждым по два раза, и все почему-то нас спрашивают, с какой мы стороны: со стороны Давида или со стороны Эвелин? Кто такая Эвелин, мы не знаем, поэтому машем рукой в сторону дома и говорим, что мы ближайшие соседи Давида, практически родственники.

Эвелин появляется через полчаса, в зеленом вечернем платье и на каблуках с пятиэтажный дом, она смотрит на нас настороженно и как-то удивленно, улыбается криво и двумя пальчиками подцепляет банку со шпротами, чтобы отнести на кухню. Бессмысленный терьер прыгает вокруг ее ног.

Все вдруг поднимают бокалы и кричат «с днем рождения», и я спрашиваю у ближайшего гостя:

— Как девчушку-то назвали?

Точнее, я спрашиваю: а у кого день рождения-то?

И он отвечает:

— Раиса Захаровна.

Точнее, говорит: так у Эвелин…

— Ничего себе, — говорю.

И спрашиваю у другого гостя: а что, во Франции принято всех соседей на день рождения приглашать?

Спрашиваю, а сама уже считаю в уме, во сколько такая вечеринка обойдется, если мы всех на свои дни рождения позовем.

— Вообще нет, — говорит этот гость. — Не принято.

Тут я вспоминаю кислое лицо Эвелин. Особенно когда она вошла, а ей начали нас представлять и кричать: водка, Путин, икра, в общем, как обычно, но она почему-то не обрадовалась.

Что-то у меня не сходится, и я (играет живая гитара, ударные и диджей, Давид стоит у бассейна с микрофоном и поет песню из репертуара Стаса Михайлова или вроде того) иду по тропинке к ящикам. В темноте мне мерещатся волки и лисицы, змеи и, например, еноты, поэтому я подсвечиваю себе лес фонариком телефона. Точки ночных бабочек мечутся в белом луче. Я снимаю объявление Давида, фотографирую его и отправляю сестре в Лион.

— Что здесь написано? — спрашиваю я.

Во дворе Давида уже началась дискотека, принесли шампанское и горячее — рыбные и мясные шашлычки.

— Здесь написано: «Дорогие соседи, завтра у меня будет вечеринка по случаю дня рождения моей девушки. Будет живая музыка, поэтому может быть громко. Заранее простите за доставленные неудобства», — отвечает сестра.

И спрашивает:

— А что?

Глава четвертая

Брюки для птиц Хичкока

Итак, мы жили в лесу. Каждый день в шесть утра мы по очереди садились в «ситроен» кабриолет 1999 года, который нам продал Эммануэль, владелец гаража с развалюхами, похожий на Пьера Ришара, и везли детей в соседнюю деревню — к остановке школьного автобуса. Там же покупали багет и молоко и возвращались в свой лес работать. Дорогу между двумя виноградниками перебегали зайцы и кабаны, и была она настолько узкой, что две машины, которые ехали здесь навстречу друг другу, должны были попеременно уступать, едва не заваливаясь в кювет.

В лесу было тихо и солнечно. Я заняла для работы странную комнату два на два метра с высокой барной стойкой и железным стулом для пыток, с маленьким окошком и висящей над всем этим узенькой библиотекой. Под барной стойкой жили столетние пауки, изредка выползающие на своих невидимых лапах на божий свет.

Соседей, как я уже говорила, у нас было даже меньше, чем пауков, — намного меньше. Ближайших звали Давид и… Давид. Мальчик и еще мальчик. Первый Давид был весельчак и мачо, и мы уже давеча посетили его вечеринку. Второй Давид был мрачный коротышка с детским лицом, безвольным пузом и белыми кудрявыми волосами. Этот был странным: каждую ночь в четыре утра он вставал, открывал машину аккурат под окнами нашей спальни и чем-то шуршал. Иногда он что-то крушил у себя под горой и кричал. Я думала, у него жена или несколько жен, которых он душит в подвалах, привязывая к бочке с вином, как Синяя борода, я прислушивалась к его крикам, но ничего в них не понимала. Иногда над нами обоими всходила луна и холодно смотрела на все это, словно прожектор на стадионе. Я просыпалась и ждала, что однажды он вынесет черные мусорные пакеты и закинет их в багажник, но реальность готовила мне совсем другое кино.

Однажды, в полдень приятного теплого дня, я сидела в своем кабинете за барной стойкой и вдруг услышала на нашей террасе возню. Ожидая енота или сороку, я подскочила к окошку и… Сперва Давид вспорхнул на крышу своего дома, перелез с нее на нашу террасу, сорвал с перил еще московских икеевских птиц (которые светятся ночью от солнечной батареи), слетел вниз, бросил их в багажник и умчался.

Видишь, я не Орландина.

В школе у нас был предмет «Мировая художественная культура» на французском языке. Учительница, как сказал бы Замятин, была «древней старухой», строгой и ко всему прочему с нервным тиком. Когда (всегда) кто-то себя плохо вел на уроке, ее подбородок трясся и она произносила дребезжащим голосом угрожающее «КЕСКЕСПАС?!», что значит «ЭТО ЧТО ТАКОЕ ПРОИСХОДИТ?!». Так вот, тогда, думая о том, что же я скажу соседу, зверски укравшему моих птиц, ничего, кроме «КЕСКЕСПАС», мне в голову не приходило.

Но это не пригодилось.

Давида не было весь день. Мы пересказывали эту историю всем знакомым и строили предположения, мы искали нормальное объяснение тому, что произошло. Например, Давид снимает кино, и ему нужен был