Юрий Рюриков - Три влечения. Любовь: вчера, сегодня и завтра Страница 40

В таких вот странных для нас отношениях они и прожили до смерти Маяковского. Лиля Юрьевна писала позднее, что образцом для их эксперимента был «Что делать?» Чернышевского.

Первое русское трио (или одно из первых) составилось в начале века из крикливо известной пары – писателя Дмитрия Мережковского, его жены, поэтессы Зинаиды Гиппиус, и Дмитрия Философова, известного исследователя литературы.

Гиппиус была эксцентрична и импульсивна (неуравновешенна), непредсказуема и остра на язык и поступки. Она, видимо, и была звездой, вокруг которой обращались ее планеты-спутники. И эта звезда выбрасывала на них протуберанцы капризных чувств, то притягивающих, то отталкивающих.

В их тройственном союзе был, помимо всего, эпатаж – стремление поразить, ошарашить. Союз этот был не из благополучных, он не мог существовать долго, и кончился он отпочкованием Философова.

Сквозь любовное трио прошла и великая Анна Ахматова: это было уже после революции, в конце десятых – начале двадцатых годов. Трио состояло из двух женщин и одного мужчины, и, в отличие от Лили Брик и Зинаиды Гиппиус, Анна Ахматова была в нем как бы не коренником, а больше пристяжной.

У этого трио была любопытная предыстория, в которой главную роль играла Ахматова. В первые годы замужества за Н. Гумилёвым, поэтом-акмеистом, у нее возник роман с молодым композитором Артуром Лурье.

Он сочинял романсы на ее стихи, они вместе музицировали и увлеклись друг другом, но ненадолго. Артур был донжуаном, не склонным к долгой верности, а Анна – сама гордость и величие красоты – не терпела, когда внимание к ней опускается ниже апогея.

Вскоре после их разрыва у Анны началась тесная и глубокая дружба с Ольгой Судейкиной – актрисой, художницей, танцовщицей. Позднее, уже в советское время, Ольга – как бы по стопам подруги – стала любовницей Артура Лурье.

А еще немного спустя в их союз вошла Анна, и бывший возлюбленный снова стал возлюбленным, но уже для двоих – для нее и ее подруги.

Они прожили втроем три года, и Анна всерьез считала Артура своим мужем (третьим по счету – смотрите, какая игра цифр). Стояло время ошеломительных переворотов во всей жизни, и белые вороны, живущие втроем, считались в их кругах чуть необычнее черно-белых, которые жили парами.

К сожалению, мы почти не знаем, как шла внутренняя жизнь в их «троебрачии», какими были их нравы, как женщины-подруги делили одного мужчину.

Пожалуй, особенно важно, как это деление влияло на их дружбу – усиливало ли, добавляло ли в нее почти немыслимое для европейки чувство совместности в любви, чувство «со-любия», со-владения одним мужчиной? То есть связывало ли их такое деление новыми душевными нитями, как со-владение ребенком связывает новыми нитями счастливых родителей, открывает им друг в друге новые глубины – и этим углубляет их любовь…

Или же, связывая их обеих открытым, не тайным друг от друга вкушением одного и того же запретного плода, такая жизнь рождала в них и тайное соперничество, подавляемую ревность, темные вспышки от ущемления своей тяги к нераздельному любовному обладанию?

Все эти вопросы относятся и к психологии мужчин, со-любящих одну женщину – Маяковского и Брика, Мережковского и Философова. Мы почти ничего не знаем о психологии трио, о тех обновлениях и искажениях, которые оно приносит в любовь.

Что касается Ахматовой, то известны лишь ее отношения с Артуром, и то лишь с одной стороны. Она ревновала Артура за его похождения вне трио и даже устраивала ему сцены ревности.

В 1922 году их троебрачие рассыпалось. Артур уехал в европейскую командировку и не вернулся, стал эмигрантом. Спустя два года к нему уехала Ольга. Она звала с собой Анну, но та не захотела: любовь к дому и боязнь неизвестности оказались сильнее ее, видимо, угасающих чувств – любви и дружбы.

Еще одно троебрачие перенес Бунин, и уже не в молодости, а на склоне лет. Он жил эмигрантом во Франции и, кстати, вел знакомство с Мережковским и Гиппиус.

Давней женой Бунина была синеглазая Вера Николаевна Муромцева, статная и стройная до старости, с ярким умом, отточенной воспитанностью и блистательным знанием языков. К моменту смерти Бунина они прожили вместе почти полвека, и он всю жизнь испытывал за жену гордость и… ревновал ее.

В конце двадцатых годов в их жизнь вошла молодая Галина Кузнецова, полная женского обаяния и преклонения перед Буниным. Они влюбились друг в друга сразу и безоглядно. У нее был муж, тоже эмигрант, и он яростно заревновал, грозил убить Бунина, но потом отступился и ушел с их пути.

Галина стала жить в вилле Буниных на юге Франции. Из всех трио, о которых здесь говорится, это было самым долгим: оно длилось – с перерывом – больше десяти лет.

Бунин был влюбчив, у него было много увлечений, но чувство такой силы он, возможно, испытал только два раза: в молодости – к Вере Николаевне и под шестьдесят – к Галине.

Он был полон мужской силы, и он любил обеих: Веру Николаевну, видимо, спокойной и уверенной любовью-дружбой, сторгэ, а Галину – пылким эросом, телесным и душевным.

Галина тоже любила его глубоко, и ее любовная тяга была слита с обожающим преклонением перед великим творцом.

С Верой Николаевной она уживалась, очевидно, без особенного труда, а вот Вере Николаевне такое уживание давалось гораздо труднее. Она любила мужа самоотверженной любовью, агапэ, и уже давно создала себе кодекс терпимости к нему, кодекс прощения и понимания.

Жена писателя, говорила она, должна понимать, что увлечения и влюбленности нужны его творческим силам, и без них творцы не смогут творить, а их творческие силы зачахнут. Те, кем он увлекается – это как бы мимолетные земные музы, и любовное влечение к ним – не цель для писателя, а лишь средство.

Так она верила, так она вела себя с Буниным всю жизнь, но сейчас… Быть в сердце мужа на втором плане, и так долго – десятилетие – было, наверно, очень нелегко для Веры Николаевны. Но она смогла быть ровной, доброжелательной, на высоте положения, и их трио существовало только благодаря ее жертве.

Бунину же его любовь к Галине давала половодье творческих взлетов: многие его блистательные новеллы написаны именно во времена этой любви.

Но и его чувство к Галине Кузнецовой терпело тяжелые удары. В их жизнь вклинилась подруга Галины, Марта, женщина мужской стати и мужских манер.

Она жила в доме Буниных, несколько раз путешествовала вдвоем с Галиной, а потом вернулась к себе в Германию, а с ней уехала и Галина.

Возможно, в ней, склонной к покорности, под влиянием Марты проснулись странные, изломанные тяготения к ней. Марта была лесбиянкой, активной излучательницей лесбических чувств, и она покорила Галину их излучениями и своей властной страстностью. Они долго жили вдвоем, но все-таки любовь к Бунину переборола ее новое чувство, и она вернулась назад.

А Бунин страдал, сгорал от ревности и уязвления; ладно бы она предпочла ему мужчину – это еще можно понять, но предпочесть женщину, извращенку (так тогда понимали), – это постыдный удар…

Но когда Галина вернулась, он отошел, смягчился к ней и продолжал любить ее так же утонченно и жадно, так же ценя каждый миг их любви, каждое трепетание чувств, каждый ее взгляд…

Но и это трио, как мы видим, было любовью на крови, любовью на страдании. И чего больше может быть в троебрачии – радости или горя – сказать очень трудно, почти невозможно. Это тем труднее – вспомним, – что никаких измерительных единиц для чувств нет и, пожалуй, не будет.

Говоря приблизительно, можно, пожалуй, предположить, что какое-то время радости троебрачия перевешивают – или уравновешивают – его горести. Но через несколько месяцев – или несколько лет – чаша горестей делается тяжелее и трио умирает, изживает себя.

Жить более или менее долго трио может, видимо, только если кто-то в нем живет альтруистически, находит свое призвание в жертвовании собой ради любимого. Помните? «Вас я люблю так много, что ваше счастье предпочитаю даже своей любви»…

Кто больше склонен к двойной любви

У Джека Лондона есть роман «Маленькая хозяйка большого дома», и его героиня, Паола, разрывается от двойной любви – к мужу и к его приятелю. Она любит их по-разному, не знает, кого больше, и хотела бы сохранить обоих.

Мужчины дают ей право выбирать, но оба говорят – или я, или он: мужской подход, который не терпит двоякости и двусмысленности. Ей жалко обоих, ее тянет к ним двоим, и она не может оставить никого. «Вы оба нужны мне, – говорит она мужу. – Я не могу отказаться ни от тебя, ни от него».

Она не в силах понять, почему она должна ввергнуть в горе кого-то из любимых, почему она должна отсечь, ампутировать себе часть души… Напор мужской логики загоняет ее в тупик, и в отчаянии она стреляется – идет на самое тяжелое в жизни расставание – расставание с жизнью.

Женское мироощущение, пожалуй, меньше отвергает двойную любовь; за нее в женщине могут говорить несколько голосов: и исконная женская жалость, материнское стремление оберегать людей от зла и оделять добром, и душевная невозможность причинить боль любимому…