Евгений Головин - Мифомания Страница 41

В гомеровом гимне так воспет триумф богини: на пути к прекрасному Анхизу: ее сопровождают яростные волки, злые медведи, блистающие очами львы, бесшумные могучие пантеры. Взгляд Афродиты мигом укрощает хищников — они обнюхивают друг друга, порываются к ласковой игре, потом предаются любви в тенистой роще.

Мужчинам, если они, в отличие от Ипполита, почтительны и покорны ей, приносит богиня счастье — потому, к примеру, назывался удачный бросок игральных костей «милостью Афродиты».

О негаданном счастье так говорит глубокомысленная поэзия Шиллера («Счастье»):

Благословенный, его возлюбили боги еще до рожденья,Нежные руки Венеры качали его колыбель,Прежде вхождения в жизнь, полную жизнь получил,Прежде страданий и тягот — вечную милость Харит,

Но женщинам несет Афродита жребий зачастую жестокий, вырывая из спокойной и скромной жизни и бросая в объятья красивых чужеземцев. Так Медея стала жертвой любви к Язону и свершила ужасающие преступления. В «Медее» Эврипида заклинает хор женщин: «О повелительница, не посылай нам от золотой тетивы стрел бешеных желаний, оставь нам в удел скромность и покой — прекраснейшие дары богов».

Другой знаменитый пример — сумасшедшая любовь Федры к своему пасынку, которого она затравила в смерть. Эврипид писал в «Ипполите»: «Околдованный Кипридой человек бессилен. Божественная милость тому, кто склоняется пред ее властью, беспощадная месть непокорному».

Богиня любви, подобно Дионису. разрывает сердце человеческое неотвратимым безумием, но это отнюдь не единственная ее прихоть. Богиня любви сообщает делам человеческим красоту и совершенство. Она — космическая власть влечения, соединяющая разъединенное, разорванное, распыленное. Будучи совершенством красоты, она умеет любое уродство превращать в красоту, либо меняет наши представления об уродстве.

«Всевышней волею Зевеса» ее выдали замуж за колченого Гефеста, обожженного огнем, пропахшего дымом, великого искусника. Гефест приревновал ее к Аресу — красивому, неистовому, вечно пьяному. Гефест набросил на них, пребывающих в любовном экстазе, изумительную золотую сеть — мягче шелка и ослепительней солнца. Боги не знали — возмущаться ли «адюльтером» или любоваться великим произведением.

Как и следовало ожидать, детей у Афродиты было предостаточно, что нисколько не смущало богиню — после купания в море к ней возвращались девственность, свежесть и юность. Двое детей особенно примечательны. От Диониса она родила Приапа — уродливого мальчика с огромными гениталиями, который стал богом садов и дождей. Римляне особенно его почитали. Правда, Приап обожал сады, не обращая внимания на периферийную вегетацию: его сады ярко цвели зимой и летом, хотя кругом высыхали луга или спали покрытые снегом зерновые поля.

Другой своеобразный сын по имени Гермафродит отличался множеством оригинальных дарований. Ребенком ему удалось пропустить паутинку сквозь уши своего отца Гермеса. Вообще он одинаково владел мужскими и женскими ремеслами. Один глаз у него смотрел в страну сновидений, другой — в землю реальности. Он часто путал эти сферы: то пропадал из поля зрения, сидя на петухе, то влетал в город на огнедышащем драконе.

Банальным людям невозможно разглядеть Афродиту: она то ныряет в серебряной раковине в глубины моря к своей подруге Амфитриде, то расплывается невидимым созвездием в ясных небесах. Только провидцам и поэтам, наученным Зевсом или Аполлоном, удается разглядеть богиню в виде тонкой окружности, окаймляющей черный круг. Таким людям необходимо иметь по два зрачка в каждом глазу: независимо от того, слепые они или зрячие, им дано различить абрис Афродиты. Центр одного из эллипсов позволяет рассмотреть одну из Афродит в полном одиночестве и в полном блеске. Это одна из редких богинь (Афродита Урания), не имеющая к Хаосу прямого отношения. Даже когда она гуляет в темных рощах Персефоны, то совпадает с черными скалами Аида, но светится на фоне призрачных деревьев. Вообще жизнь богини разнопланова и загадочна. Невидимая, она, любит спать в Хаосе черной бабочкой на черном одуванчике или вороном облетать самые зловещие его бездны. Не лишена коварного юмора. Прикинувшись безобразной старухой, любит навязывать свою страсть какому-либо юноше и, не покидая несчастного до самой смерти, зверски терзает его «нежностью» и «лаской», только в момент его гибели являясь истинной Афродитой.

Так что эта богиня отнюдь не символ красоты и гармонии. Злая, беспощадная, мстительная, она любит покрывать зримое пространство тучей певчих птиц — горе существу — живому или неживому, которое попадает в этот гвалт. Клювами и когтями разрываются камни, звери, звезды, склеиваются в немыслимые, безобразные, хищные конгломераты, в сферу влияния которых лучше не попадать.

Много ужасов можно поведать о темном царстве Афродиты…

Гейша — пылающая хризантема

Знаменитый в Европе японский философ Судзуки в «Очерках по дзен-буддизму» определил гейшу как «существо, постигающее поэтическое совершенство тела». Это прекрасное выражение позволяет очистить высокое понятие от разного рода глупостей и двусмысленностей. Попробуем увлечься интеллектуальным японским драйвом. Судзуки, упомянув о невозможности адекватного перевода слова «гейша» на европейские языки, предлагает следующее приближение: «гейша — владелица фонтана в саду».

Великий поэт Башё (17 век) написал о гейше:

Четыре цветка в саду:Роза, Две гортензии,красная хризантема

Другой поэт, Иссу, добавил:Любит утолять жажду из лужи,Никогда не видитФонтана в доме своём.

Поставим себе скромную задачу, попробуем поразмыслить над этими стихотворениями.

Японцы отличаются церемонной вежливостью и стараются её сохранить даже в сумасшедшем темпе современной жизни. Зачастую прощание гостя с хозяином длится дольше, нежели самый визит. Если издатель не хочет публиковать какую-либо книгу, он скажет автору приблизительно так: «Глупая типография недостойна вашего шедевра. Мы поищем достойного каллиграфа в Японии, а если понадобится, пошлём курьера в Китай». Если нетерпеливый клиент срывает одежду с гейши, она поднимет брови: «Вы застенчивы, как вулкан, скованный снегом и льдом», оставляя клиента озадаченно чесать затылок.

Эта одиозная вежливость присутствует в Японии далеко не всегда и не везде. Японцы в основном буддисты и выбирают одно из трёх направлений пути: «дзёдо», «дзэн» или «нитирэн». Сейчас, в тёмный, тяжкий, вещественный период «инь» предпочтителен резкий «дзен» или «работа с материей». «Нитирэн» незаменим в общественных и политических контактах. Но для каллиграфии, фехтования, медитации, любви характерен «дзёдо».

Церемонная вежливость входит в мировоззрение дзёдо, весьма и весьма нам чуждое. Здесь совершенно отсутствует понятие цели и достижения цели, здесь не размышляют, оправдывает ли цель средства или нет. Соответственно нет понятия о линейном, общем для всех, в пользу или впустую потраченном времени. Приглашение к чаю, сакэ или к созерцанию хризантемы чётко определяет «единственное во вселенной» время, где чай, сакэ, хризантема держат посетителей столько, сколько им (этим объектам) необходимо. Допустим: мастер чайного процесса спотыкается, падает, роняет чашку. Приглашённых — трое. Самый сведущий из них обязан в принципе исключить подобный казус; другой, менее опытный, обязан сохранить полную невозмутимость и продолжать беседу, хотя бы мастер и чашка свалились прямо на него; третий, ученик, должен поддержать мастера и поймать чашку возможно спокойней и незаметней. Это вполне напоминает учёбу юной гейши. «Мастер бамбуковой трости», объясняя девице сексуальное воздействие той или иной пастилы или язык цветов, внезапно падает на неё, успевает раздеть и артистично с ней соединяется, вернее, изображает такую сцену. Задачи будущей гейши по степени сложности: изящно увернуться и поймать отброшенную трость; увернуться, поймать трость, взять протянутый подругой букет; пойманной тростью точно нажать одну из «солнечных точек» на теле мастера, дабы вызвать мгновенную эякуляцию.

Обучают в школах гейш по методике дзёдо, учитывая женскую специфику, которая называется «фу дзу». Девочка должна достигнуть уровня «пылающей хризантемы», полагает Чжу Си в «Трактате о пылающих хризантемах» (1804). Здесь трудная для нас деталь: такие выражения, как «задача», «долг», «достижение уровня» ни в коем случае нельзя понимать однозначно. Юноша или девушка, поступая в школу дзен или дзёдо, уже достигли всего необходимого, речь идёт лишь об уточнении и распределении знания. Как писал Чжу Си, «много ростков способно дать единое зёрнышко: учение не приобретает, а выбирает». Нам, целеустремлённым, страдающим в случае бесцельной и бессмысленной жизни, представить подобное очень непросто. В ситуации дзёдо моменты любого занятия качественно и динамически равноценны, а цель занятия, «то, ради чего», растворяется в процессе. Инициатор какого-либо дела способен получить совершенно неожиданный результат. «Думаю над вазой, создаю вазу, — говорит философ Тайсю, — а передо мной будет букет для вазы». Неподвижность порождает круговую активность — приблизительно так можно интерпретировать Тайсю — мраморное изваяние Будды пребывает в центре движения, минерал — его спокойный ученик, растение корнями берёт воду и огонь минерала.