Юрий Рюриков - Три влечения. Любовь: вчера, сегодня и завтра Страница 42

Конечно, семья дает человеку много радостей, и особенно в первые годы. Она пробуждает в нем новые силы, развивает в нем свойства, которых у него не было, она открывает человеку новые материки жизни, новые грани его ответственности перед людьми, – и в этом ее гуманистический смысл.

Но нынешняя семья – как хозяйственная ячейка общества – ограничивает человека, переводит его в иной тип отношений с миром. Ее уклад ставит узкие пределы человеческой разносторонности, разносторонности интересов и занятий человека.

Домашнее хозяйство так же ограничивающе действует на личность человека, на его развитие, как и узкая специализация, дробное разделение труда. Это две глобальные – и одинаково мощные – силы, которые, как ядро на ноге, удерживают человека в состоянии «частичности». И, складываясь друг с другом, эти ограничивающие человека силы меняют весь уклад его жизни, характер его личности.

В детские и юношеские годы человек живет разносторонне: он постигает многие области знаний, развивает многие свои способности и умения, совершенствуется во многих сторонах своей физической и духовной жизни. Именно в это время в нем могут расцветать самые разные склонности – и гуманитарные и технические.

Покидая детский возраст, человек от многосторонней жизни, от развития многих способностей переходит к односторонней жизни, к узкой специализации. В жизни его начинает царить принцип «частичности», и это громадный переход из одного состояния в другое, из одного типа жизни в другой.

Такой переход перестраивает всю психологию человека, весь его внутренний мир; он может – вместе с суживающим влиянием домашнего хозяйства – ослаблять, гасить и силу его чувствований вообще и его любовь. Недаром, наверно, Байрон писал:

Любую страсть и душит и гнететСемейных отношений процедура…Никто в стихах прекрасных не поетСупружеское счастье: будь ЛаураПовенчана с Петраркой – видит бог,Сонетов написать бы он не мог!

О том же говорил и Герцен: «Сожитие под одной крышей само по себе – вещь страшная, на которой рушилась половина браков. Живя тесно вместе, люди слишком близко подходят друг к другу, видят друг друга слишком подробно, слишком нараспашку и незаметно срывают по лепестку все цветы венка, окружающего поэзией и грацией личность»[93].

Может быть, многое переменится здесь, когда семья перестанет быть хозяйственной ячейкой, когда из семейной жизни уйдут нынешние бытовые тяготы и материальные нехватки. Но пока семья остается хозяйственной единицей, и пока тяготы домашнего хозяйства не отпадут, они будут калечаще действовать и на весь облик человека и на его любовь.

И если говорить о разводах, то одна из их главных причин заключена в теперешней форме человеческой семьи, в ее укладе, узком для личности человека и для его любви, мешающем развитию его «родовых» чувств и свойств.

Не субъективные причины, не личные недостатки лежат здесь в основе, а причины объективные, социальные – уровень развития человеческой семьи и человеческого общества. Есть тут и другая причина – вечная психологическая, заложенная в самой природе человека: угасание любви или привязанности, невозможность для многих людей сохранить их до конца жизни. И именно эти объективные причины и выступают той почвой, которая рождает разводы, создает предпосылки для них.

Развод – часть гигантского вопроса о судьбах современной семьи, о том, куда она идет, что в ней рождается, что умирает. Понять причины разводов – и особенно их резкого роста в XX веке – нельзя, если брать развод изолированно, сам по себе. Постичь их, наверно, можно, если брать развод как звено в цепи, как ветвь с дерева, как часть общей проблемы – типа современной семьи и типа современного человека.

В XX веке перед цивилизованным человечеством встала массовая социально-психологическая проблема развода. Такого половодья разводов никогда не было, и с каждым десятилетием число их растет, затягивая в свои водовороты десятки миллионов людей.

Это симптом крупных сдвигов в человечестве, отзвук больших перемен в человеке и его семье. Но что это – болезнь цивилизации? Или, наоборот, излечение от старой болезни – окаменелости семьи, нерасторжимости брака?

Пожалуй, это и то и другое вместе, это противоречие прогресса, плата за движение человечества вперед. Такое движение – всегда сплав из приобретений и потерь, и даже у самых светлых сдвигов есть своя теневая сторона.

Вот, скажем, эмансипация – освобождение женщины. Это гигантский процесс истории, равный переходу от матриархата к патриархату, он благотворен по всей своей сути, но в будни людей он несет и свет, и тень. Равенство частенько понимают у нас как тождество, одинаковость; из-за этого женщины выполняют иногда тяжелые работы, разрушительно вредные для женского организма, а мужчины относятся к женщинам как к мужчинам, только семижильным.

Из-за этого же происходит странный «обмен частицами личности», когда многие женщины перенимают мужские повадки, а мужчины – женские. Омужчинивание («маскулинизация») женщин и оженщивание («феминизация») мужчин – новая черта в психологии современного человека, и в последнее время она делается тревожно массовой.

Особенно видно это у женщин, которые перенимают (и на работе, и дома) извечно мужские роли, а вместе с ними – их мужской психологический ореол.

И дело не только в том, что женщины все чаще курят, все хлестче пьют и щеголяют языком, который родился при матриархате. Главное, пожалуй, в том, что они перенимают мужскую – силовую – манеру решать конфликты: горлом или кулаком по столу, они теряют мягкость и делаются однолинейными в своем поведении.

Массовое ослабление женственности – огромная психологическая беда для семейной жизни, для культуры любви, для всего мира личных отношений. Женщина вырабатывает сейчас не меньше сейсмических волн, чем мужчина. Она не гасит мужские волны, сотрясающие семейную почву, а удваивает колебания этой почвы. А ведь женщина по своей природе может быть главным хранителем семейного мира, от нее больше, чем от мужчины, зависит свет или темь домашней атмосферы…

Но женственность, которую теряют женщины, не исчезает: по какому-то странному закону сохранения психологической энергии она переходит к мужчинам. При этом черточки, которые для женщины – украшение и достоинство (нежная мягкость, бережная осторожность, внимательность к мелочам), у мужчин вдруг обращаются в своих антиподов. Вялость и пассивность, долгие колебания без решений, уход от острых углов и трудности выбора, взваливание на женские плечи самых нервных грузов супружества, придирчивость – все это с эпидемическим размахом внедряется в психологию немалого числа мужчин…

И другой всемирно-исторический процесс – индивидуализация человека, которая приближает людей к их родовому состоянию, – тоже несет в себе зло, кроме блага. С индивидуализацией людей растет и их личностная несовместимость – потому что для гармонии их нужно теперь совпадение множества душевных струн.

И недаром, наверно, разводов больше среди интеллигенции – там, где дальше всего зашла индивидуализация психологии. Численность интеллигенции во времена НТР резко растет, и, может быть, с ее ростом растет и число разводов; такой, возможно, будет плата за прогресс.

Приходится сделать вывод, что причина нынешнего взрыва разводов как нового глобального явления – это и вечные психологические отливы чувств, и громадные социальные сдвиги, идущие в человечестве: перестройка самого психологического типа человека, перераспределение всех жизненных ролей мужчины и женщины, перевороты в семье, рождение нового вида семьи.

Что должно быть основой брака?

Для человека с новой психологией по-новому, видимо, встает и этот старый вопрос: что служит самой надежной основой брака.

Со времен Французской революции лучшие умы человечества говорили – любовь; любовь, а не расчет, любовь, а не деньги; личные чувства, а не безликие стимулы. Этот принцип царит сейчас в морали, и в борьбе против собственнических нравов он служит верную службу – делает человечнее и семейную жизнь, и всю духовную культуру человечества.

Но в жизни многих людей любовь не является основой брака. Любовь – это талант чувств, и как не у всех есть талант, не все способны на любовь[94]; многие женятся не по любви, а по влечению, симпатии, а то и по другим мотивам. Кроме того, у большинства мужей и жен Любовь через несколько лет проходит, и ее место занимают другие опоры.

Пермский социолог З. Файнбург выяснил, что среди 15 тысяч обследованных им людей 70–80 % (в разных социальных группах по-разному) женятся по сердечному влечению, 15–20 – по шаблону («все женятся, и мне пора») и от 3 до 10 % – по расчету.

Если эти цифры верны, то влечение чувств служит почвой женитьбы примерно в трех четвертях молодых семей. Четверть семей вырастает на другой почве – не сердечного, а больше головного выбора: пришло время, а ни к кому не тянет, и выбирают друг друга головой в союзе с душой, по рассудку. (Конечно, доли эти приблизительные: они взяты из выборочных исследований, и расширять их до масштабов страны можно только условно.)