Николай Непомнящий - Хетты. Неизвестная Империя Малой Азии Страница 5

«Я хотел помимо восточной филологии, которая была моей основной специальностью, посвятить себя также истории древнего Востока, которая притягивала меня с какой-то магической силой».

И с таким же терпением, терпением не страдальческим, а деятельным, несокрушимым, целеустремленным, он одновременно изучает палеографию, дипломатию, герменевтику (науку, изучающую толкование текста), археологию, историю народов Востока, «каждого в отдельности и всех вместе», изучает…

«Весьма скромно питаясь», он заканчивает в полагающиеся четыре года свои занятия и 29 июля 1901 года получает диплом доктора философии.

Для большинства студентов с получением академического звания учеба оканчивается, для Грозного же — сказать «начинается» уже нельзя — она продолжается. Но продолжается на более высоком уровне. Он еще два года назад знал, в каком пойдет направлении, правда, при условии… Если остальные студенты рассматривают звание доктора как нечто такое, что позволяет им претендовать на пожизненную службу, почему бы ему на том же основании не попросить хотя бы о годичной стипендии?

Он обратился к профессору Мюллеру. Старый надворный советник любил своего ученика уже и в то время, когда читал его диссертационное сочинение «Южноарабские наскальные надписи», представлявшее собой не обычную компиляцию, а творческий разбор недавно найденных сабейских надписей, принял соответствующие меры. Господа в имперско-королевском министерстве по делам церкви и образования качали головами, ведь протеже не относится к числу лояльных студентов (в официальных бумагах он ставил долготу над буквой «ы» в своем имени!), но тем не менее сказали: посмотрим, что тут можно сделать.

Что именно — это вскоре увидел и Грозный. Уже через месяц — срок, в условиях Вены совершенно небывалый — он получил официальное уведомление о том, что ему назначается единовременное пособие в размере 250 золотых для дальнейшего углубления научных знаний.

А это означало — Берлин! «Так осенью 1901 года я уже сидел как ученик у ног Делицша».

Профессор Делицш принял венского стипендиата с радушием, присущим большим людям. Он улыбнулся, услышав признание, будто все, что Грозный до сих пор узнал, — всего навсего пробелы в его невежестве. «В сущности, все мы, ассириологи, самоучки», — заметил Делицш в утешение ученику. Высокий, худощавый, словно неуверенный в своих силах, молодой поэт, вечно повторяющий свое «мы», великий Делицш принял его в цех, в лоно этого самого «мы», которое не имело ничего общего с «плюраль маестатис»!

Затем Грозный представился профессорам Захануи Барту, двум крупнейшим немецким семитологам, повезло ему и с Винклером — прославленный ассириолог в то прохладное осеннее утро 1901 года был случайно в хорошем расположении духа.

Делицш спрашивает Грозного, над чем он хотел бы работать в его семинаре. Грозный просматривает список тем: «Объяснение храмовых текстов из…», «Анализ обрядов во время ежегодных торжеств в честь богов…» — и тут взгляд его соскальзывает на никем еще не разработанную, никем еще не тронутую тему. Он размышляет. Как-никак экономика — первооснова, люди сперва должны есть, одеваться, иметь жилище, а уж потом все остальное… А деньги в экономике — то же, что в…

— Если позволите, господин профессор, — «Деньги в древней Вавилонии»!

Эта небольшая по объему работа вышла потом в четвертом томе сборника ассириологических исследований Делицша, и оригинальность подхода к теме, и новые выводы сразу же привлекли к Грозному внимание ученого мира. И что было особенно характерно для того времени, имя чешского ученого приходит в Чехию — хотя и для узкого круга специалистов — через Берлин.

Однако следует дополнить излишне скромную характеристику значения этой работы, данную выше. Скромную, потому что автором ее был сам Грозный. Труд чешского ученого выдержал испытание в процессе полувекового прогресса науки, и мировая специальная литература ссылается на него по сей день!

Но деньги— еще не все, даже в древней Вавилонии. За ними стоит труд, и в древней Вавилонии — прежде всего труд сельскохозяйственный. Десятки веков назад этот край представлял собой цветущий сад, изборожденный тысячами каналов искусственного орошения, и своим зерном, как и другими плодами земли, кормил миллионы людей. Население одного лишь города Вавилона, по самым немногочисленным сведениям древности, превышало население всей Месопотамии конца XIX века нашей эры. Эта безлюдная пыльная пустыня с одинокими холмами, нанесенными ветром над развалинами некогда славных городов, была краем, куда библейская традиция не без оснований помещала рай. Что послужило причиной страшного превращения? Войны, завоеватели — безусловно. Но не было ли виной всему разорение сельского хозяйства, ликвидация условий для обновления человеческой жизни, которая пускает ростки даже после самого страшного военного смерча? И Грозный снова доискивается первопричины. Он изучает месопотамское сельское хозяйство, важнейшую отрасль тогдашней экономики, предоставляя вавилонянам, ассирийцам и их предшественникам в междуречье Евфрата и Тигра — шумерам возможность самим рассказать о нем. Так возникал труд, который после 12 лет накопления материала получил название «Злаки в древней Вавилонии».

Тогда, в 1901 году, в Берлине Грозный находился еще в самом начале пути, который привел его к этой большой работе, на той стадии, когда ученый еще только ищет, собирает и оценивает материал, не зная, как его использует и сможет ли использовать вообще.

В начале XX века, также как и сегодня, весьма важно было закрепиться на хорошем месте, а уж успехи в научной деятельности могли прийти позднее. Грозный покидал немецкую столицу, абсолютно не имея представления, на что он будет жить. Зарплаты не хватало даже на еду. Прямо скажем, знаниями он обладал значительными, но как применить их в первых десятилетиях XX века?

Во всей Европе имелось несколько мест, где он мог заняться востоковедением, где были библиотеки со специальной литературой и музейные коллекции памятников материальной культуры. В Австро-Венгрии таким местом была Вена. Но есть ли шанс получить там работу?

Он получил ее. Не без труда и после настойчивого вмешательства своих бывших профессоров. Он стал практикантом венской университетской библиотеки и был доволен, что получил доступ ко всем книгам, что все новинки проходили через его руки. «Чудное место, — пишет он в сентябре 1902 года Ю.В. Прашеку, — хотя я пока без жалованья, но зато вечерами свободен».

Целых 16 лет прослужил Бедржих Грозный в венской университетской библиотеке. В первый год он не получал жалованья. Он никогда не рассказывал, на что жил в это время и какова приблизительно была калорийность его ежедневного рациона. После всех мытарств он был занесен в список состоявших на жалованье и продвигался по служебной лестнице обычным черепашьим шагом государственных служащих по разряду просвещения. В 1909 году он получил наконец штатное место и звание библиотекаря, после чего отважился на женитьбу. Барышня Власта Прохазкова очень скоро поняла, что жизнь с этим «несколько непрактичным» человеком не всегда легка; однако их сорокатрехлетнее супружество показало, что у великих людей необязательно должны быть невыносимые жены, что это скорее предрассудок, чем статистически доказанный факт.

Начало карьеры Грозного было не из удачных. От неоплачиваемого практиканта требовали, чтобы он вел себя тише воды, ниже травы и при каждом случае выражал восторг по поводу того, что он вообще существует. Но Грозный проявил «неслыханную дерзость»— в конце 1903 года он подал прошение о внеочередном отпуске с целью научной экспедиции в Святую землю». Надворный советник Хаас, директор библиотеки, ипохондрик, который никогда не улыбался и даже похоронные обряды считал за увеселение, просьбу с вышеприведенной мотивировкой отклонил и в наказание перевел Грозного в абонемент. Это были страшащие всех «галеры»: сотрудники не покладая рук таскали там корзины с книгами, которые они перед тем, как выдать читателям, должны были быстро просмотреть и зарегистрировать. «Работа каменщиков на строительстве Вавилонской башни вряд ли была более спешной и изнурительной». Грозный выдержал и это, а потом пришло «указание свыше».

За этим указанием стоял профессор Э. Селлин, семитолог и знаток Библии, у которого Грозный еще на богословском факультете занимался еврейским языком. В 1903 году он возвратился из успешной экспедиции в Палестину, где на горе Таанак нашел помимо прочего четыре клинописные таблицы. Он вспомнил о своем ученике и поручил ему расшифровать их. Грозный успешно справился с этой задачей, он перевел таблицы, истолковал и прокомментировал их, опубликовав потом всю работу в «Сообщениях Венской академии наук». Теперь ему предстояло сопровождать Сел-лина в новой палестинской экспедиции в качестве ассириолога, чтобы непосредственно на месте раскопок переводить клинописные тексты, найти которые они надеялись.